Я пробежала признание глазами. В принципе ничего нового, не считая одной фразы: «Утром сообщила, что мальчик мертв». Из этого следовало, что Варвара Михаловна сразу поняла, что ребенок умер. Могло ли это быть правдой? Возможно ли, чтобы она терпела до утра, да еще и спала на кушетке, как говорила Сокольникова?
— Ты сам с ней беседовал, видел ее?
— Видел, конечно.
— И как? Какое у тебя сложилось впечатление?
Мельников неопределенно повертел руками в воздухе.
— Типичная старая дева…
— Ну, не такая уж она и старая, — возразила я. — Ей всего двадцать девять, между прочим.
— Выглядит на все сорок, — заявил Мельников. — Похожа на заботливую наседку.
— И ты считаешь, что вот такая способна задушить воспитанника?
— Она же не нарочно, — пожал плечами Мельников. — Не собиралась она его душить. Убийство по неосторожности, думаю, ей впаяют. Года два-три дадут, вряд ли больше. Учитывая еще ее положительные характеристики с места работы.
— А я вот не совсем уверена в ее виновности, — призналась я. — Есть некоторые моменты, правда, довольно туманные, но вот они-то меня и смущают.
— Тебе что, делать нечего? — хмыкнул Мельников. — Чтобы человек брал на себя чужую вину в убийстве — я такого за время своей службы не припомню. Или ты хочешь время потянуть, чтобы побольше денег получить за лишние рабочие дни? — подмигнул он мне.
— Андрюша, по-моему, ты меня не первый день знаешь.
— Да шучу я, шучу, — успокаивающе поднял руки Мельников. — Только зря ты все это затеяла. Она виновата, кроме нее и некому.
— Кроме нее, было бы некому, если бы они с мальчиком вдвоем были в детском доме, да еще за железными замками.
— А ты что, думаешь, кто-то посторонний мог туда проникнуть? — прищурился Мельников. — Чтобы убить какого-то мальчика-сироту?
— Он не сирота, — напомнила я. — Милицию вообще-то вызвал его отец, если ты в курсе, который, кстати, собирался забрать его жить к себе. Довольно редко подобное случается, верно? И вот когда это уже должно было произойти, мальчик погибает. Ты считаешь это случайным совпадением?
— Не знаю, — буркнул Мельников, которому вовсе не хотелось копаться в подоплеке этого дела, а хотелось поскорее передать его в суд и получить очередную галочку на свой счет. Раскрытое неординарное убийство в январе — приятное начало года! И совесть, по идее, не должна была его мучить: чистосердечное-то признание — вот оно, на столе лежит.
— Его отец оставил вам свои координаты? — спросила я.
— Номер мобильного.
— У меня он тоже есть, но телефон отключен. Слушай, Андрей, мне очень желательна беседа с Никишиной. Просто жизненно необходима.
Мельников вздохнул.
— Ты посиди пока здесь, — проговорил он и вышел.
Пока Андрей отсутствовал, я, не желая успокаиваться, снова достала кости. На этот раз расклад был следующим:
12+18+27 — «Не время вербовать сторонников; лучше упрочьте ваши собственные позиции».
И это, по всей видимости, означало, что мне стоит сейчас не искать единомышленника в лице Андрея Мельникова, а продолжать анализировать и делать собственные выводы. Кости в очередной раз словно говорили мне, что ставить точку в этом деле и передавать его в суд еще очень рано.
Через некоторое время Мельников устроил мне возможность побеседовать с Варварой Михайловной Никишиной. При первом же взгляде на нее я отметила, что эта женщина и впрямь никак не выглядит на двадцать девять лет. Невысокого роста, с очень простым лицом, абсолютно без всякого макияжа. Курносый нос, небольшие серые глаза… Она не была полной, но фигура не производила впечатления стройности. Какая-то старомодная бесформенная одежда, прямые русые волосы собраны в хвост и перехвачены обыкновенной черной резинкой.
«А лицо у нее доброе, — отметила я про себя. — Да и миловидное, если присмотреться. Ей бы следить за собой получше, и выглядела бы вполне привлекательно. Что же это она себя так запустила?»
И тут же усмехнулась: если я брошу профессию частного детектива, без работы не останусь — переквалифицируюсь в визажисты.
Однако усмехаться было некогда: предстоял разговор с Никишиной, разговор серьезный, и он должен был дать мне ответ на главный вопрос — виновна Варвара Михайловна в смерти мальчика или нет.
Варвара Михайловна сидела на стуле и смотрела на меня равнодушным взглядом. Очевидно, она думала, что сейчас с ней будет проведен очередной допрос. Что ж, в какой-то мере это можно назвать и так, но только свои вопросы я буду задавать неофициально.
— Варвара Михайловна, давайте для начала с вами познакомимся. Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, я частный детектив. И я сейчас нахожусь здесь с тем, чтобы разобраться в ситуации, в которую вы попали. Дело в том, что Аделаида Анатольевна не верит в вашу виновность, вот она и попросила меня заняться этим делом.
Во взгляде Никишиной появилась какая-то боль, он стал тяжелым.
— Зря Ада все это затеяла, — глухо проговорила она. — Я уже все рассказала. Не нужно ничего делать…
— Скажите, пожалуйста, Варвара Михайловна, а кто ваш адвокат?
Нянечка посмотрела на меня не то что удивленно, а с какой-то обреченностью.
— Нет у меня никакого адвоката, я отказалась. Не нужно мне ничего, не нужно, — твердила она, как бабка, которую убеждают принять помощь, а она, ссылаясь на какие-то давнишние принципы, поджав губы, гордо отказывается.
— Ну, адвоката вам так или иначе назначат, — пыталась я убедить ее. — И ему нужно рассказать всю правду.
— Я и так рассказала всю правду, — ровным голосом продолжила Никишина. — Не нужно мне ничего, не нужно. Я Сережу убила, но не нарочно! Просто он спать не хотел, я рассердилась, припугнуть его собиралась, подушкой с головой накрыла, сама легла… Да, видно, сильно надавила, вот он и задохнулся. Я и сама перепугалась…
— То есть вы сразу поняли, что он задохнулся? — уточнила я.
Никишина кивнула.
— А что же вы сразу врача не вызвали, «Скорую»?
— Врач-то уж домой давно ушла, а «Скорая»… Я детей будить не хотела.
— А может быть, мальчик был в тот момент еще жив и его можно было спасти? Вы об этом подумали?
Варвара Михайловна вздрогнула, потом подняла на меня глаза и заговорила:
— Не может такого быть, мертвый он был, мертвый, что ж я, не вижу, что ли? Посинел весь, закоченел…
— Ну, за пару минут не закоченеешь, — махнула я рукой. — И вы после этого пошли спать, да?
Никишина снова кивнула.
— А ведь раньше никаких убийств, тем более детей, вы не совершали, — жестко продолжала я. — И по работе характеризуетесь положительно. И детей любили. И вдруг, случайно задушив воспитанника, вы спокойно пошли спать? Вас видела дежурный воспитатель, как вы спали до утра на кушетке и только утром подняли шум.
— Я не спала, я притворялась, — забормотала Варвара Михайловна.
— Не умеете вы притворяться, — еще жестче ответила я. — Сказки вы мне тут рассказываете, Варвара Михайловна! И милиция с удовольствием в эти сказки поверит, потому что им так проще. А вы попадете в тюрьму, это уж непременно. А вам всего двадцать девять лет. Выйдете оттуда — вряд ли нормальную жизнь сможете наладить. Так что лучше уж вам принять мое появление как шанс все исправить. Кого вы покрываете? Кого боитесь? Пока вы боитесь, этот человек будет иметь власть над вами. А если вы назовете его имя, то — гарантирую! — он попадет за решетку. И угрожать вам больше никогда не сможет. Вот над чем нужно думать, а не сказки сочинять! Астрид Линдгрен из вас никакая, тем более что она-то сказки писала добрые, хорошие, не те, что вы плетете!
Выговорившись, я перевела дух. Я и сама была взволнована своей речью. Да и на Варвару Михайловну, чувствовалось, это произвело впечатление. Однако откровенной со мной она не стала. Помолчав с полминуты, она со вздохом сказала:
— Я его убила. Я. Больше нечего мне вам сказать.
— Тьфу ты! — рассердилась я и встала. — Ну и сидите тут одна, страдайте! Неизвестно ради кого! Я-то думала, вы разумный человек, а вы — тряпка!
И с этими словами я вышла из комнаты. Спустившись вниз, в дежурку, я поболтала немного со знакомыми ребятами, покурила, чтобы успокоить нервы, а потом прошла в туалет: мне нужно было бросить кости, причем там, где меня точно никто не увидит. В милицейском туалете это было сделать довольно затруднительно, но я все же умудрилась.
16+26+8 — «Возможно, вы будете обрадованы неожиданно свалившимся на вас выигрышем».
М-да, пока что никакого выигрыша не прослеживалось. Да и на какой шут он мне сейчас, этот выигрыш? Вроде бы материально я не стеснена. Морозникова, что ли, заплатит мне за то, что мне удастся убедить ее в том, что Никишина все же виновна? Но я, во-первых, в этом вовсе не уверена. Во-вторых, мои косточки часто говорят иносказательно, и под выигрышем может подразумеваться вовсе не денежный бонус. Кто-то или что-то мне поможет, в этом я была уверена, и это придало мне сил.
