Ознакомительная версия.
– Что случилось? – крикнула Ирма Андреевна.
Дыхалка у меня совсем сбилась, поэтому я не ответил. Просто молча вытащил Настю на берег и быстро начал реанимацию, вытряхивая из неё литры морской воды. Я делал искусственное дыхание и… молился, чтобы всё обошлось.
– «Скорую»! – крикнул кто-то.
Начались беготня и суетливые советы мне под руку, на которые я старался не обращать внимания.
– Она жива? – наклонилась ко мне Ирма.
– Точно могу сказать только одно – она пьяна, – ответил я, толчками в грудь выталкивая из лёгких великой соблазнительницы очередную порцию воды.
– Идиотка, – пробормотал подошедший Никас. – Я и раньше замечал, что она любит купаться пьяной.
– И в одежде? – уточнил я. На девчонке была короткая юбка, топик и босоножки. – Она всегда, когда купалась пьяной, не раздевалась? – повторил я вопрос.
– Н-не знаю, – вдруг попятился Никас. – Почему ты меня спрашиваешь? Я ей не нянька!
– Ой, да ладно вам, – отмахнулась Ирма Андреевна. – Разве можно искать логику в поступках пьяной девчонки? Эй! – Она похлопала Настю по щеке. – Ты меня слышишь? – Настя замычала и отвернулась, словно не желая никого видеть.
В поведении Ирмы не было ни паники, ни страха за дочь, и это меня удивило.
«Скорая» приехала быстро.
– Жить будет, – диагностировал врач и крепко пожал мне руку, поблагодарив за «грамотные действия».
– Когда-то я работал спасателем на пляже, поэтому знаю, как это делать, – объяснил я.
Когда Настю погрузили на носилки, она вдруг открыла глаза.
– Он! – прошептала она, указав на меня пальцем. – Он меня бросил! Он меня бросил, а я без него жить не могу! Я люблю его! Я всё равно утоплюсь, если он ко мне не вернётся! – Она потеряла сознание. Носилки втолкнули в «Скорую» как пирожок в печку.
– Это неправда, – обалдев от такой наглости и неблагодарности, пробормотал я. – Она врёт!
– Предупреждал я тебя! – ткнув меня в бок, шепнул на ухо мне Арно. – Не надо было спасать её!
– Не надо было, – согласился я, чувствуя себя идиотом.
– Видела, видела, как он совращал девчонку, – всхлипнула кухарка, утирая передником слёзы.
– Да ты не промах, дружище! – хлопнул вдруг меня по плечу Никас.
– Между мной и Настей ничего не было, и быть не могло, – процедил я. Оправдываться было мерзко и унизительно, но молчать я не мог. – Настя сама набросилась на меня на кухне! Я булки ел, а она разлила мой кофе, сняла халат и набросилась! – сорвался я на крик. – Ещё скажите, что она от меня беременна! – Зря я это сказал, но нервы мои после разрыва с Бедой были на пределе, а мозги вообще рассосались…
– Замолчите, – холодно сказала Ирма Андреевна. – И запомните все! Не смейте приплетать Глеба Сергеевича к склочным замашкам моей дочери! Глеб любит свою жену и никогда не пойдёт на глупые, пустые интрижки.
Ирма резко развернулась и с прямой спиной начала подниматься по крутой лестнице, ведущей к дому. Никас и кухарка, словно свита, последовали за ней.
– Тебе повезло, приятель, – похлопал меня по плечу Арно. – Никому не удавалось заполучить такое расположение хозяйки! Вот что значит засветиться в журнале «Бэлль»! – Он ещё раз долбанул мне в ключицу и присоединился к свите Ирмы Андреевны.
Неожиданно вспыхнули фонари, фантастическим светом осветив пляж, море и дом. Я огляделся, увидел свою одежду и понял, что до сих пор стою в плавках. На песке отчётливо виднелись следы тонких женских каблуков, ведущих к морю, а у воды валялся клочок бумаги. Я поднял его, развернул и прочитал корявые строчки: «В моей смерти винить Глеба Сазонова».
– Чёрт! – Быстро одевшись, я сунул записку в карман джинсов, с ужасом думая, что было бы, если бы Настя утонула, а на берегу нашли это послание.
– Что, Настька не доплыла до острова Секс? – послышался ехидный голос Прохора из кабинки для переодевания.
– Не доплыла, – пробормотал я, но, опомнившись, строго спросил: – Почему ты не спишь?
– Свет вырубился, Настька тонет, разве поспишь тут? Что за бумажку ты подобрал? – Прохор вышел из кабинки.
– Мусор, – равнодушно ответил я.
– У нас на пляже мусора не бывает. Это записка?
– Да с чего ты взял!
– Я видел, как ты читал.
– Не читал, а смотрел.
– Настя всегда оставляет записки, когда приканчивает себя.
– И… а… – Я потерял дар речи. – Твоя сестрица часто занимается самоубийством?
– Бывает, – вздохнул Прохор. – Она влюбчивая очень. То в охранника влюбится, то в электрика, то в шофёра. Их из-за этого увольняют, а Настька то травится, то вешается, то вены режет. Потом помирает и орёт: «Помогите! Помогите!»
– Ясно, – кивнул я. – А топится она первый раз?
– Первый. Она ж плавает как рыба, чего ей топиться-то?
– А в записках что пишет?
– Не знаю. Мне не читали. Но я думаю, что-нибудь плохое, потому что после этих записок всех ругают, увольняют и денег не платят. Если Настька в тебя влюбится, то тебя тоже поругают и уволят! А я не хочу… – Он вдруг схватил меня за ногу и щекой прижался к бедру. Я почувствовал, что в горле запершило. Меня вдруг потянуло погладить Прохора по голове, чего в моей педагогической практике никогда не случалось.
– Меня не поругают и не уволят, – успокоил я пацана. – Я ж не электрик.
– Ты обещал мне урок ночного ориентирования! – вспомнил Прохор. – Поехали!!
– Куда?! – удивился я.
– Куда глаза глядят!
– А поехали! – вдруг согласился я. – Прошвырнёмся немного на папином «Вольво» и к полуночи дома будем.
Он радостно завизжал и повис у меня на ноге.
– Мужики так не пищат, – отрывая Прохора от себя, сказал я.
– За руль не пустишь? – в десятый раз спросил меня Прохор.
– Ни в коем случае. У твоего папаши машин не хватит, чтобы я каждый раз тебя за руль пускал, – ответил я тоже в десятый раз.
– Папка богатый. Вернее, это мамка богатая, а папка с ней за компанию.
Я с грустью подумал, что тоже богат «за компанию» с Бедой, и что ничего хорошего такое богатство не приносит…
– А чем занимается твоя мама?
– Она гостиницы строит. А ещё театры и санатории. И дельфинарий тоже она построила!
– Здорово. Строительный бизнес, пожалуй, самый лучший на свете. Ты тоже будешь строителем?
– Нет! Я буду как ты, домашним любимцем. Сильным, смелым, огромным и добрым. Я буду учить детей тонуть в двадцать первых «Волгах»!
У меня опять запершило в горле от нахлынувших чувств, и я всё же погладил Прохора по светловолосому затылку. Если так дальше дело пойдёт, то я начну целовать его в щёчки, называть Просей и пускать слезу при расставании с ним.
Смутившись от своих чувств, я втопил педаль газа в пол и тут заметил, что мы мчимся по тому участку шоссе, где находится кафе «Аллигатор».
– По шашлычку вдарим? – подмигнул я Прохору.
– Мама говорит, что есть на ночь вредно.
– Вредно не есть, – непедагогично заметил я.
– Тогда вдарим по шашлычку на ночь! – радостно закричал Прохор. – Так вдарим, что аж слюни до пояса потекут!
В это позднее время парковка возле кафе оказалась почти свободна. Я загнал «Вольво» в большой удобный карман, который находился почти напротив дверей заведения.
– Какие люди! – раскинув руки, радостно заорал Сом, увидев меня с мальчишкой. На нём был тот же высокий колпак и белый передник. Он сграбастал меня с Прохором в охапку и усадил за самый большой стол в центре зала. В кафе оказалось немноголюдно. Только несколько парней, по виду дальнобойщиков, ужинали за одним столом в глубине зала.
– Какими судьбами?! – продолжал греметь Сом раскатистым басом, кидая перед нами льняные салфетки, расставляя фужеры, раскладывая приборы и принося из кухни дымящиеся блюда. – И как вас к нам, медведям, занесло?!
– К аллигаторам! – захохотал я. – Вот, решил пацана прокатить с ветерком, смотрю вдруг, место что-то больно знакомое! Дай, думаю, загляну на огонёк к твоим Тане и Ване! А я смотрю, ты уже оправился после драки?
– Тенты новые купил, мебель поменял, стёкла вставил, – улыбнулся Сом, присаживаясь рядом со мной на стул. – А ещё в тренажёрный зал начал ходить! – Он напряг руку, показав внушительный бицепс.
– Значит, ребята на «Саабах» потеряли интерес к твоему заведению? – уточнил я.
– Сам удивляюсь! Думал, вернутся и камня на камне от кафе не оставят, но пока – тишина…
– Вспомнил! – заёрзал вдруг Прохор на стуле. – Вы тоже бандит! Вас по телевизору в этом фартуке показывали.
– У Прохора все, кого показывают по телевизору – бандиты, – объяснил я Сому.
– Твой? – кивнул он на мальчишку.
Я вдруг поймал себя на мысли, что мне очень хочется сказать «мой»…
– Воспитанник, – похлопал я по плечу Прохора.
– Ах, ты же педагог! – треснул себя по лбу Сом. – И чему же он тебя научил? – обратился он к Прохору.
– Многому. Я теперь ничего не боюсь.
– Так уж и ничего! Чем докажешь? – захохотал Сом.
– Могу с крыши прыгнуть, могу нырнуть, могу проплыть, могу… – Неожиданно пацан сорвался с места, разбежался, нырнул в бассейн с крокодилами и… не вынырнул.
Ознакомительная версия.
