Антон Сергеевич слушал не перебивая.
— У нас тогда моментально все отобрали, — продолжил Слива, — и дачу служебную, и машину, и доступ в магазины номенклатурные. У деда ничего своего ведь не было — все, чем мы пользовались было служебным. Я учился в университете на втором курсе. Знаешь, пока дед был в силе, передо мной все заискивали и я, честно, не сильно и старался учиться. Как только деда не стало, такой прессинг пошел в мою сторону, что я вынужден был уйти из универа, меня просто выжили. Но знаешь, родители не сдались. Они же неглупые были, у обоих ученая степень, стали заниматься бизнесом, открыли магазины, потом рестораны и дело пошло. Я тоже с ними работал в их фирме, мечтал восстановиться в универе, доучиться, но времени не хватало — работа занимала день и ночь. Сам знаешь ведь — бизнес вести не ушами трясти.
— Знаю, — кивнул Антон.
— И вот все вроде началось налаживаться, — продолжил Слива, — но тут бац! Эта автокатастрофа и оба родителя насмерть разбились — и мать, и папа. Отец ведь всегда был человеком рисковым, торопливый был, гонял на своей машине под сто сорок километров в час. Я ему говорил, мол, батя, не гоняй ты так, а он мне отвечал, что, мол, времени мало, дел много, а расстояния большие — приходится спешить. Вот раз тормоза у него отказали, а он шел по трассе с огромной скоростью, вылетел на обочину и врезался в столб, машина взорвалась, оба погибли…
Слива прекратил рассказ, вытер пальцами глаза. Видимо, воспоминания давались ему нелегко. Антон молчал.
— Представляешь на каком нервяке я жил все то время после того как все погибли, — продолжил Слива, — и когда этот хлыщ меня еще с деньгами «кинул», я просто сорвался! Ведь эти деньги, что я хотел в танкер вбить, они же были еще теми, которые мама с отцом заработали. Я бы конечно, может быть, если бы у меня с нервами был тогда порядок, не взял бы карабин, не пошел бы долг требовать, а просто в суд обратился. Но у меня после гибели матери с отцом и Оленьки все из рук итак валилось, что ни сделка — то облом и убыток. А еще этот наглый хлыщ, которого я своим другом считал меня так «кинул»! Да и времена были такие — сам помнишь, «черный» капитализм — все вопросы решались с оружием. Я так думаю, меня просто хитро подставили. Кому-то и я, и Оля, и мать с отцом сильно мешали! Найти бы только кому мы мешали! Вот выйду на волю, найду кто это сделал и отомщу за все.
Антон Сергеевич промолчал, хотя и его душа внутри кипела. Он и сам с радостью отыщет того, кто истребил всю его родню и сам накажет!
— Но теперь-то у меня ничего нет, — сказал Слива, — все, что было нажито, конфисковали. Знаешь, честно, я вот проиграл деньги шулерам. И если бы убили бы меня блатные, я бы даже не расстроился. Нет у меня ничего на воле, нет, братан, я нищий бомж. И не добраться мне до того, кто меня подставил — руки коротки. И незачем мне выходить на волю, потому что не нужен я там никому!
— У тебя родная мать на воле умирает от рака, — напомнил Антон.
— Да, теперь, да, ты прав, теперь-то мне есть зачем жить, — согласился Слива, — теперь мне есть для чего жить и к чему стремиться. И ты понимаешь, что выхода другого, кроме как мне бежать отсюда у нас с тобой нет. Иначе мы опоздаем…
Антон Сергеевич еще десять минут назад убежденный, что помогать Сливе в побеге он не будет, уже сильно колебался.
— Ладно, — сказал он, — я подумаю над твоим предложением, задержусь еще на день и завтра тебе свое решение сообщу.
Слива радостно улыбнулся и стал жать и трясти руку Антона.
— Давай, братан, давай, — кивал он стриженой головой, — другого выхода у нас нет.
Антон Сергеевич и сам понимал это. Вошел надзиратель и Сливу увели обратно в зону. Антон же поехал в гостиницу обдумывать его предложение и к утру бессонной ночи решился.
Прошло какое-то время. Антон Сергеевич приехал на заброшенный песчаный карьер, который находился недалеко от Москвы. Приехал он рано утром и без водителя — сам сидел за рулем. Антон Сергеевич приехал на неприметных старых «Жигулях», одет был простенько. Остановившись, он вышел из машины и подставил лицо красным лучам восходящего солнца. На поле за карьером белой пеленой расстилался туман, было прохладно — как-никак конец октября. Антон поежился, взглянул на часы и юркнул обратно в теплую машину. До назначенного времени ждать оставалось минут десять, он повертел ручку радиоприемника, но ни на чем не остановился и выключил его. Задумался.
Вчера опять он ездил на кладбище и вглядывался в людей, изображенных на гравировках гранитных памятников — его мать, отца, сестру, дедушку и бабушку. Вспомнил, что когда он в первый раз приехал на кладбище, то увидел, что трава на могилках выросла почти по пояс, захоронение неухожено и запущенно. Эта неухоженность была объяснима — ведь Слива сидел в колонии, а больше и присматривать за могилами было некому. И тогда он взялся за это сам — ведь здесь были похоронены его родные люди. Жаль что пришлось вот так встретиться, да ничего не поделаешь.
Антон не отрываясь смотрел на лица матери и отца, которые улыбались с могильных камней и гадал — как бы сложилась его жизнь, если бы с самого детства он жил рядом с ними, чувствовал крепкую руку отца, сжимающую его маленькую ладонь, а мама обнимала бы его и прижимала к себе крепко-крепко, чего никогда не делала «тетя Маша». С той поры как Антон узнал о существовании своей настоящей семьи, он не мог больше называть эту женщину мамой…
А сестра. Антон не сводил с нее глаз. В отличие от гранитных плит отца и матери ее памятник был сделан убого, из дешевого материала, без гравировки. Из узенькой рамки с черно-белой фотографии смотрела на Антона симпатичная молодая женщина с приятной располагающей к себе улыбкой. Антону очень хотелось чтобы случилось чудо, чтобы эта женщина, его сестра вдруг ожила, подошла к нему сзади и сказала:
— Здравствуй, брат…
Но этого никогда не случится, потому что ее больше нет на свете. Антон ездил на кладбище часто, сам убирал мусор с могил, вычистил место захоронения, сам покрасил решетку. Он никому не хотел доверять той работы, которую хотел сделать сам для единственных родных ему людей.
А вот вчера, когда он в очередной раз приехал на кладбище, к нему подошел неопрятный мужчина лет пятидесяти — местный работник. Он некоторое время делал вид, что ковыряется с оградой соседней могилы, а потом подошел и спросил:
— Уезжали что ли куда-то?
— Почему вы так решили? — вопросом на вопрос ответил Антон.
— Просто за этими захоронениями никто лет пять не ухаживал, — ответил мужик, — вот с той самой поры как девушку похоронили, так никто и не ходил. Она сама, пока жива была, ходила сюда к родителям, я ее часто видел, а потом ее и саму привезли в гробу. А теперь вот вы появились и стали наводить порядок, я и решил, что вас не было в городе.
Антон Сергеевич решил не рассказывать кладбищенскому работнику всех перипетий своей жизни и поэтому ответил:
— Да, я далеко был, работал во Владивостоке. Не было возможности заглянуть на кладбище к родным — в Москве не бывал.
— М-м, — понятливо протянул старинный кладбищенский работник, — если хотите, я могу понаблюдать за могилками. По всему видно, что вы человек занятой. Ну, приплатите мне там долларов пятьдесят в месяц, я буду смотреть за ними.
— Нет, спасибо, я сам займусь, — отказался Антон Сергеевич.
Ему хотелось чтобы мужик ушел, но кладбищенский мужик никак не уходил. Наоборот, он подошел еще ближе и сказал:
— Когда эту женщину похоронили, все время к ней на могилу приходил мужчина, сидел подолгу возле нее, плакал. А потом и он пропал куда-то…
Антон Сергеевич кивнул, справедливо решив, что это приходил на могилу к сестре Слива, а потом его посадили и он ходить сюда перестал.
— Однажды сидел-сидел этот, глаза свои тер платочком, а очки свои положил на скамейке, — продолжил мужик, — они в траву упали, а он слепой, выйти не может, стал звать на помощь…
— Какие очки? — спросил Антон, поднимаясь от памятника Ольги, перед которым сидел на корточках. — От солнца?
— Нет, я ж тебе говорю, что от зрения, — сказал мужик, — слепой такой дядька, чернявый, жених этой женщины. Я подошел, нашел ему очки в траве, думал он мне даст на поллитру за помощь, а он мне — «спасибо» и пошел. Сразу видно интеллигент.
Антон Сергеевич почувствовал от кладбищенского работника устойчивый запах перегара. Сразу стала объяснима причина его разговорчивости и стремление любыми способами получить полтинник на бутылку.
— А кроме этого интеллигента сюда что больше никто не приходил? — спросил Антон Сергеевич.
— Я не видал больше никого, — сказал мужик, — может кто и ходил, я же здесь не сижу круглыми сутками, но я видел только этого очкарика, и то потому что он очки потерял. А ты случайно не брат этой женщины?
