ГЛАВА ВТОРАЯ
Двадцать минут без отдыха Марка Гриффина мотает между «Скай-ньюз» и Си-эн-эн. Потом он берется за ум и переходит в ванную комнату. Принимает душ, бреется. Возвращается в спальню, выбирает темно-серый костюм, бледно-голубой галстук и белую рубашку. Одевается, поглядывая на кровать. Идет на кухню. Ставит кофе, на высоком кухонном «острове» изящно нарезает грейпфрут. Справа от него — открытый ноутбук: он бегло просматривает план на день.
Марк владеет небольшой компанией «Тесоро», импортирующей каменную и керамическую плитку ручной работы из Италии. Предприятие начиналось как банальное оправдание его регулярных наездов в места типа Брешии, Губбио и Песаро, но неожиданно переросло в полноценный бизнес. Кризис в Ирландии сменился расцветом — линолеум и неизящный ковролин были вытеснены белым итальянским туфом и терракотой. В итоге не успел Марк и глазом моргнуть, как выяснилось, что он поставляет люксовый продукт на люксовый сегмент рынка жилой недвижимости.
По окончании средней школы Марк получил высшее бизнес-образование в Тринити-колледже. В основном по настоянию дяди Деза. Перспектива стать управленцем или предпринимателем всегда отпугивала его, но на «Тесоро» неприязнь к бизнесу не распространилась. Какой же это бизнес? Он просто ездит в Италию, смотрит, как трудятся влюбленные в свою работу художники. Чистая эстетика, гармония красоты в нескончаемых сочетаниях цвета, формы, дизайна.
Из-за спины он слышит: Сьюзен зашла на кухню.
— С добрым утром, — сонно протягивает она.
— С добрым, кофе будет готов через минуту.
Он не оборачивается. Через секунду Сьюзен уже у стола. Утаскивает дольку грейпфрута, нарушая тем самым изысканную композицию, и продолжает свой путь к холодильнику. Подходит, открывает дверцу, долго стоит, высматривает что-то в освещенных недрах, мурлычет под нос какую-то песенку.
Он смотрит на нее и улыбается. Она в его рубашке.
Сьюзен лезет в холодильник и исчезает из поля зрения.
Марк запихивает в рот дольку грейпфрута, корректирует дизайн грейп-композиции, вновь переключается на компьютер. Сначала нужно заскочить в шоурум в Раниле[14], кое-что оттуда забрать; потом заехать на склад, провести там остаток утра и к двум отправиться на встречу в город. Он бьется за контракт на облицовку плиткой двухсот супернавороченных санузлов пятизвездочного отеля. Для него это шанс расшириться. Конечно, отделка частных домов — вещь хорошая, но крайне бессистемная и подвластная капризам людей, у которых денег зачастую больше, чем вкуса. Контракт с отелем, во-первых, выгоден экономически, а во-вторых, позволит размахнуться, не поступаясь качеством.
Сьюзен выныривает из холодильника с куском сыра, мясной нарезкой и банкой оливок.
Раскладывая находки на столе, она делает немного виноватую гримасу, комментирует:
— Умираю с голоду.
Марк смотрит на часы, присвистывает.
— Мне уже нужно бежать, — произносит он, — я оставляю тебе ключ и код от сигнализации.
Сьюзен такого явно не ожидала:
— Ключ? Ничего себе! Хм… может, ты уже и кольца купил?
Марк веселится. Они со Сьюзен познакомились на горнолыжном курорте прошлой зимой, а пару дней назад наткнулись друг на друга в городе.
— Да, — говорит он. — И видимо, слегка поторопился. Не ожидал, что встречу возражения.
— Нет-нет, что ты! Продолжай в том же духе. Я восторге.
Она разрывает кусок ветчины, одну из половинок запихивает себе в рот.
— Тебе кофе с сахаром, с молоком? — спрашивает он.
— Нет — крепкий. Черный.
Десять минут спустя Марк садится в машину, оглядывается на дом, смотрит. Какое странное незнакомое чувство: ты уезжаешь, а в доме кто-то остается. В твоем доме кто-то остается.
Он выезжает на Глэнмор-роуд.
И чувство не из противных.
Протягивает руку, щелкает радиоприемником, находит «Доброе утро, Ирландия».
И даже, он сказал бы, приятное чувство.
Да только думать об этом Марку недосуг, потому что долго — он знает это по опыту — такие чувства не живут.
Джина открывает глаза.
Перекатывается на спину, утыкается взглядом в потолок.
Что за беспокойство ее гложет? По поводу кого? Племянника? Нет — с этим уже ничего не поделаешь. Что-то еще, другое, отдельное.
Она переводит взгляд на часы.
8:45.
Домой Джина вернулась около трех. Ивон с Мишель взяли ситуацию под полный контроль, так что для ее забот там места не осталось. Кроме того, она больше не могла разгуливать в таком виде — нужно было переодеться.
Такси она вызвала в половине третьего.
В этом месте мозг притормаживает. И вспоминает причину беспокойства.
Ноэль.
Перед домом Катерины он сказал ей, что едет с кем-то повидаться и вернется минут через тридцать — сорок пять. Прошло три часа, Джина уже собралась уезжать, а Ноэль так и не объявился. Ивон пару раз звонила ему на мобильный, но попадала лишь на голосовую почту. Катерине его, похоже, серьезно не хватало: в перерывах между рыданиями она все время спрашивала, где Ноэль. Им бы забеспокоиться, встревожиться, а они лишь разозлились на брата. В какой-то момент — дело было на кухне — Джине пришлось вступиться за него:
— Ну что ты! У него же дело в городе. Он…
— Дело… дело, — выплевывает словечко Мишель, — меня тошнит от ваших дел. Как только появляется дело, жизнь останавливается. — На глаза сестры наворачиваются слезы. — Сейчас середина ночи, черт подери… Надо же совесть иметь!
Джина сползает с кровати, сонно тащится в ванную.
Возможно, Мишель и права, но вопрос от этого не снимается: куда подевался Ноэль?
Джина стоит под горячим душем и думает: приехал ли он после ее отъезда, приехал ли он вообще? Через несколько минут она позвонит Катерине и все узнает; дайте только сначала одеться и кофе поставить.
Господи, думает она, организм все еще спит, а ты его уже пугаешь: одевайся, пей кофе, звони по телефону! Готова ли она к подобным стрессам? Джина не уверена, поэтому не торопится выйти из душа, дремотно-сонно выворачивается, вытягивается, выгибается. Хоть знает: нет силы, способной заставить ее сейчас вернуться в кровать. Она проснулась, а день и подавно. Через отворенное окно до нее уже доносится гомон улиц, бормотанье транспорта. Она уже слышала обрывки саундтрека города — во сне. Он оживал под ней на всех шести этажах ее многоквартирного дома и ткал неровное полотно ее последних снов: то рвано-фантасмагорических, то прозрачно-ясных.
Обычно она выбирается из кровати в семь. Медленно запускает двигатель: завтракает, слушает «Ньюз-ток», приходит в себя. Но сегодня все необычно. Она выключает воду, выходит из душа, снимает с батареи полотенце и удивляется: что-то не так, а ведь она еще из дому не вышла.
Она встает у раковины, вытирается. Из запотевшего зеркала на нее взирает серое расплывчатое джиноподобие. Полотенце падает на пол. Начинается обычная возня с молочком, кремом, ватными дисками, сложенными на узкой полке над раковиной, и тут Джина с ужасом вспоминает: жизнь племянника зверски оборвана, жизнь сестры превратилась в вечный кошмар. Перед глазами у нее — серое расплывчатое отражение, а в голове — страдальческое лицо Катерины.
Немного спустя мы видим Джину уже на кухне, в джинсах и черной футболке. Она включает кофеварку и отправляется туда, где ночевал ее телефон, — а конкретнее, в угол к компьютерному столу. Набирает номер Катерины. Подходит Ивон. Джина с разбегу интересуется состоянием сестры и получает единственный возможный в данных обстоятельствах ответ. Затем спрашивает, не появлялся ли Ноэль.
— Нет, как в воду канул, мы уже начинаем нервничать.
— Нервничать?
— Дженни звонила с час назад. Домой он так и не вернулся, к мобильному не подходит. Она говорит, это не в его стиле.
— Господи!
Дженни — их невестка.
— Она перепугана до смерти.
— Господи!
— Он вчера говорил тебе, куда едет?
— Нет, он просто сказал «в город». — (Дежавю: эти же слова они говорили друг другу ночью.) — Сказал, что ему надо кое с кем встретиться. Но с кем — не уточнил.
Джина чувствует что-то, но боится озвучивать: не хочет показаться безумной или испуганной.
Ивон уже с пару лет как бросила курить, но Джине отчетливо слышно: сестра на том конце провода затягивается.
— А в офис звонили? — спрашивает Джина.
— Дженни как раз собиралась. Сказала, сразу же перезвонит. Вот жду ее звонка, думала, это она.
— Ладно, — закругляется Джина, чувствуя: сестре уже не терпится повесить трубку, — мне надо идти. Обещай, пожалуйста: как только появятся новости, сразу же перезвони, хорошо? Или пришли эсэмэску.
— Ладно.
Джина возвращается к кофеварке. Достает чашку, ставит в аппарат. Нажимает кнопку, ждет, пока накапает кофе. Чашка полна, но Джина не двигается — таращится на кофе и неожиданно, в пустоте, в тишине, начинает плакать. Отступает на шаг, приваливается к столешнице. Глубоко дышит, чтобы успокоиться.
