— Не против, — она закрыла глаза.
Я прошла на кухню и тихонечко затворила за собой дверь. Пусть Ольга полежит в тишине и покое. Глядишь, уснет.
— Что случилось, Жень? — забеспокоился Костя, расположившийся к этому времени за столом.
— Я теряю квалификацию, — бросила я, усаживаясь напротив него.
— Серьезно? Ну ты не убивайся так уж. Совместными усилиями мы ее найдем.
Но я на его шутку никак не отреагировала. Заметив это, Жемчужный взял меня за руку.
— Женя! — окликнул он меня.
— Ну что? — Я подняла на него глаза. — Хочешь кофе?
— Потом кофе, — отмахнулся он. — Что происходит?
— В Ольгу сегодня стреляли.
Глаза Жемчужного округлились.
— Попали?
— Да. В руку. Ужасно то, что я не успела этого предотвратить.
— Почему ты не сказала мне об этом по телефону?
— Все произошло полчаса тому назад, — пояснила я.
— Кто стрелял, известно?
— Откуда? Вот все улики. Больше ничего. — Я указала ему на пулевое отверстие в стекле.
Костя встал, подошел к окну, тщательно изучил трещины, затем взгляд его устремился вдаль, на улицу.
— Скорее всего вон из того дома стреляли, — вынес он свой вердикт.
— Это и мне понятно.
— Так надо выяснить, из какого окна. И все.
— Да. Только это можно сделать и позже. Убийца все равно ускользнул. Ускользнул, оставив свою визитную карточку в Олиной руке.
— Перестань заниматься самобичеванием. — Костя вернулся к столу, сел, достал сигареты. — Я могу ее увидеть?
— Зачем тебе это?
— Ну так… Узнать о самочувствии.
— Давай чуть позже. Я надеюсь, она сейчас заснет. Оля потеряла много крови. Организму нужно восстановиться.
— У нас сегодня спектакль, — сказал Костя.
— Я знаю. Уверена, сыграть она сможет. Рана несерьезная.
Сказав это, я замолчала. Спустя какое-то время Костя первым нарушил затянувшуюся паузу.
— О чем ты думаешь?
— О том, что убийца, кто бы он ни был, человек отчаянный. Могу поспорить, ему известно, что Майоров нанял для своей пассии телохранителя. Будь я на месте злоумышленника, я бы пока повременила с покушениями. Пригляделась бы к новому лицу, выяснила, что этот человек собой представляет. А тут на следующий же день такая смелая вылазка.
— Вот поэтому ты и не убийца. — Костя придвинул к себе пепельницу и закурил.
— Почему поэтому?
— Потому что ты слишком разумная. Во всем ищешь логику, а убийца… — Жемчужный помолчал. — Убийца — человек с психическим отклонением.
— С чего ты это взял?
— Нормальный человек на убийство не пойдет.
— А, если только из этих соображений, — усмехнулась я. — Да знаешь, Костя, сколько я повидала убийств, заказчиками и исполнителями которых были совершенно нормальные люди. И вся логическая цепочка была выстроена у них до мельчайших деталей.
— Это когда есть мотив, — вставил Жемчужный.
— А тут его, по-твоему, нет?
— Нет, — уверенно сказал он. — Какой может быть мотив убивать Тимирбулатову. Она не богата, не знаменита, никому не мешает. Ее смерть не сулит выгод.
— Ты так полагаешь?
— А ты что-нибудь успела выяснить? Знаешь мотив?
— Не знаю, — призналась я.
— Вот видишь, — неизвестно чему обрадовался Костя.
Мы снова помолчали.
— Я думаю, дело тут в ее муже, — изрекла я.
— То есть за ней охотятся те, кто убил его?
— Мне так кажется.
— А он кому мешал?
— А вот это еще предстоит выяснить.
На этот раз я не стала спрашивать у Кости, хочет ли он кофе, а просто занялась его приготовлением.
— Каким образом?
— Это сделаешь ты, Костя, — произнесла я, стоя к нему спиной.
— Я?
— Да. Ты ведь сам говорил мне, что в театре слухи распространяются со скоростью звука. Говорил?
— Говорил.
— Вот и пошустри. Узнай в своих кругах, чем занимался Ласточкин.
— Это я тебе и так могу сказать. Он фотограф. Вернее, был им.
— Нет, Костя. Тут дело в другом. — Я закусила губу. — Ласточкин был в чем-то не чист на руку.
— С чего ты взяла? — пришла его очередь задать мне вопрос.
— Чувствую. Была у него какая-то оборотная сторона жизни, Костя. Теневая, так сказать. Та, из-за которой его и убили.
— Интересная версия, — Костя почесал подбородок. — Но, я так полагаю, одного чувства мало.
— Мало. Согласна, что мало. Но не могут же человека зарезать просто так. За здорово живешь.
— Хорошо, — сказал Жемчужный. — Я попробую выяснить все, что известно о Ласточкине в театре. Но предупреждаю тебя заранее, многое может оказаться всего лишь слухами.
— Ничего страшного.
Я налила себе кофе. И Косте тоже. Снова села напротив.
— А чем собираешься заняться ты? — спросил меня Жемчужный, взяв в руки чашку.
— Варианты у меня были, но теперь… — замялась я. — Теперь даже не знаю. Убийца дерзок, и я, наверное, не рискну оставить Ольгу одну.
— Это правильно, — одобрил Костя. — Лучше дай мне еще поручений. Я справлюсь. Я — стойкий оловянный солдатик.
Мне нравился его энтузиазм. Но нагружать Костю так сразу тоже не хотелось.
— С остальным повременим. Добудь мне пока информацию на Ласточкина.
— Есть, шеф, — Жемчужный козырнул мне.
— Не дурачься.
— Да я не дурачусь, Жень. Я просто сейчас знаешь о чем подумал? Если ты будешь безвылазно находиться при Тимирбулатовой, то, выходит, плакал наш совместный ужин. Нет, ты не подумай ничего такого. Я все понимаю и сочувствую Ольге. Ее положению не позавидуешь. Но…
— Успокойся, Костя, — перебила его я. — Мы с тобой обязательно поужинаем.
— О господи. — Он воздел руки к потолку. — Спасибо тебе. Я буду осчастливлен. Мне дарят надежду.
Ответить на его очередное шутовство я не успела. Дверь в кухню открылась, и перед нами предстала завернутая в простыню Тимирбулатова. В таком обличье она была похожа на привидение.
— Здравствуй, Кастет, — сказала она, обращаясь к Косте.
— Привет. — Жемчужный поднялся из-за стола. — Как ты?
— Сносно.
— Зачем ты встала? — накинулась я на нее.
— Я боюсь, — честно призналась Ольга. — Мне страшно, Женя.
— Все будет нормально, Оля. — Я подошла к ней и дружески пожала здоровую руку чуть выше локтя.
— Мне надо кое-что сказать тебе.
— Наедине?
— Да.
Я обернулась к Жемчужному.
— Ты извинишь нас?
— Конечно, — засуетился он. — Я, пожалуй, пойду.
Мы вышли с Костей в прихожую, где он быстро обулся.
— Удачи тебе, Жень.
— И тебе тоже. Не забудь о нашем уговоре.
— Жемчужный слов на ветер не бросает, — с пафосом произнес он. — Сказал — сделал. Увидимся вечером.
С этими словами он покинул квартиру Тимирбулатовой.
Ольга к этому времени уже снова расположилась на диване, но только не лежа, а сидя. Я заняла место в кресле у окна.
— Ну, что ты хотела мне сказать?
— Женя, я, кажется, знаю, кто хочет меня убить.
— Очень интересно. — Я даже подалась вперед. — Поделишься?
— Только прошу тебя, отнесись к этому серьезно. Хорошо?
— Я что, по-твоему, похожа на бесшабашного человека? — немного обиделась я.
— Я не о том, Женя. Просто боюсь, что ты мне не поверишь и станешь смеяться.
— Не тяни резину, Оля. Говори, — поторопила я ее. — Я не буду над тобой смеяться.
— Причина всех этих покушений на меня, — собралась она все-таки с духом, — в Аркаше.
— Поясни-ка.
— Мотив — ревность.
— Ревность чья, Оля? И к кому?
— Наташина ревность. Аркашиной жены. Она ревнует его ко мне.
Я сразу поняла, к чему она клонит.
— Ты хочешь сказать, что тебя пытается убить жена Аркадия Александровича?
— Ну, не сама, конечно, — поправила меня Ольга. — Скорее всего она наняла кого-то. А вообще, да. Я долго думала и пришла к выводу, что это она. И мотив, повторяю, — ревность.
Я задумалась. Бесспорно, в словах Тимирбулатовой была определенная истина. Правда, пока бездоказательная, но была. Жена Майорова на роль убийцы вполне подходила. При первом же удобном случае следовало с ней пообщаться.
— Ты со мной согласна? — Оля вновь откинулась на подушку.
— Я предпочитаю не обвинять человека без веских на то причин, — уклончиво ответила я и тут же переменила тему: — Ты уверена, что тебе не требуется помощь врача?
При этом я кивнула на Олино плечо.
Вопрос был задан скорее для проформы. Я и сама прекрасно видела, что рана не вызывает опасений. Но вдруг Тимирбулатова посчитает необходимым обратиться к высококвалифицированному специалисту. Я бы ничего не имела против. В конце концов, это ее плечо, а не мое.
— Да нет, не надо, — последовал ответ. — Я отлежусь, и все пройдет. Мне ведь сегодня еще на спектакль. А неизвестно, что скажет врач. И, насколько я понимаю, врачу нам придется объяснить причину моего ранения. Не так ли?
