Когда мы уселись втроем, я осторожно начала:
— Вы извините, пожалуйста, что я к вам вот так навязалась в гости. Просто я давняя подруга Ирины, мы с ней много лет не виделись, и так получилось, что…
— Ладно-ладно, все понятно, — прервал меня Виктор Владимирович. — Лучше давай выпьем за упокой души, по обычаю…
И он стал откупоривать бутылку.
— Извините, не могу… Я за рулем, — сказала я.
Виктор Владимирович сурово на меня посмотрел, словно пребывание женщины за рулем является уголовно наказуемым деянием, потом перевел взгляд на жену, махнул рукой и открыл-таки бутылку. Налив четыре рюмки, он одну накрыл кусочком хлеба, посыпанным солью. Поставив четвертую рюмку в центр стола, он взял свою, опрокинул ее одним махом и тут же потянулся ложкой за салатом из свежих овощей.
Нина Александровна тоже молча выпила, и взгляд ее немного подобрел.
— Вот ведь как бывает, — подала она голос. — Уехала, значит, в город и убилась там… Говорила же — не езжай, нечего там делать. Здесь бы нашла себе мужика хорошего да зажила бы… Да и разводиться не надо было! Ну что поделаешь, если сейчас жизнь такая, что мужчины не могут много зарабатывать. Нет, хотелось ей красивой жизни. Вот и дохотелось…
— Вы извините, — повторила я, — вы не знаете, почему она так поступила?
— Почему-почему? — передразнил меня старик. — Потому что е. рь бросил… Вот почему!..
— Витя! Что ты! — укоризненно посмотрела на него жена и показала глазами на комнату, где еле слышно копошился мальчишка.
— Чего уж там? Чего неправильно-то я сказал? — взъерепенился дед.
— А почему она развелась? — перевела я разговор на другую тему.
— Почему-почему!.. — снова передразнил меня Виктор Владимирович. — Потому что денег не хватало. Сейчас ведь как у вас? — Он укоризненно посмотрел на меня. — У баб? Мысли-то все о миллионах!.. Вот в наше-то время такого не было…
— То есть она себе другого нашла? С миллионами? — спросила я.
— Работала в городе в кафе, там и любовь крутила, — ответила Нина Александровна, пристально посмотрев на меня. — Вот и докрутилась, прости господи.
— Несчастную любовь! — с напором уточнил муж. — У этого ее, — он посмотрел на жену и отчаянно махнул рукой, — короче, у дружка-то денег было много, да что-то у них не заладилось. А что — мы точно и не знаем.
— Кто же виноват в том, что все так случилось? — продолжала я расспросы. — Имя ее друга не знаете?
Старики многозначительно переглянулись.
— Зачем это тебе? — спросил наконец Виктор Владимирович.
— Хочу встретиться с теми людьми, которые знали Ирину, с кем в последнее время она в основном общалась…
— Ну мы вот с ней и общались. С нами теперь и разговаривайте, — с вызовом посмотрела на меня Нина Александровна. — Мы самая ее ближайшая родня. Роднее нас нету.
— А родители давно у Ирины умерли? Когда в институте учились, вроде бы оба живы были.
— Отец спился давно, лет пять назад, а сестра моя, Галя, в прошлом году, царство ей небесное, померла, — сказал Виктор Владимирович, наливая себе новую порцию водки. — От циррозу, — добавил он.
— Мальчик, значит, сиротой остался?
— Почему сиротой? — запротестовала вдруг Нина Александровна. — У нас с Витей сынок далеко, внуки тоже… А Илюшка для нас в радость.
— Вырастет, никуда не денется, — с напускным оптимизмом произнес старик, полностью поддерживая свою половину.
— Отец ребенка приезжал на похороны?
— Вчера уехал, — хмуро ответил Виктор Владимирович, крякая после рюмки водки. — Надоел тут нам своими расспросами. Хотел мальчишку взять, да мы не дали. Что он там в своей Белоруссии? Нет там ни хрена, да и баба вроде у него появилась. А ей это зачем?
— Вы извините, что, может быть, затрагиваю такой деликатный вопрос… Мне сказали, что Ирину похоронили не совсем обычно…
Произнеся эти слова, я почувствовала, что у стариков снова возникла напряженность. У Нины Александровны кусок пирога застыл на полпути ко рту, а Виктор Владимирович нахмурил брови.
— Я к тому, что у нас как-то не принято кремировать. Это в Москве так делают, а для наших мест это так необычно…
— Это дело наше, семейное, — недружелюбно отрезал Виктор Владимирович. — Как хотим — так и воротим…
— А где похоронили-то ее?
— В городе, — так же коротко и таким же недобрым тоном ответил старик.
Нина Александровна время от времени бросала тревожные взгляды то в мою сторону, то в сторону мужа. Было видно, что внутри у нее все кипит, но она сдерживается. А Виктор Владимирович тоже почему-то начал нервничать: смахивать крошки со стола, двигать туда-сюда вилки с ложками.
— Да Гошка на этом настоял! — наконец не выдержала Нина Александровна. — Приезжал тут, говорил, что, мол, сейчас так принято. Ну, мы с дедом поговорили, подумали, а потом махнули рукой…
— Он же и деньги-то дал, — поднял на меня глаза старик и заговорил более мягким тоном: — Он! — поднял он палец вверх. — Мы только бумажки подписывали…
— А какой он вообще из себя, этот Гошка? — поинтересовалась я.
— Ничего из себя мужчина, важный такой, что ты! — скорчила физиономию Нина Александровна. — На машине приехал иностранной…
— На какой?
— Думаешь, мы знаем? Для нас они все одинаковые. Блестящая такая машина…
— Гошка — это ее любовник, да?
— Да! Да! — почти закричал Виктор Владимирович. — Е. рь, б…!
— Витя, ну зачем ты так? — с укоризной заметила Нина Александровна. — Он директор того кафе, где она работала. По крайней мере, она говорила мне так. Может, для блезиру, я не знаю… Они несколько раз сюда приезжали вместе. Он даже, самый первый раз когда приезжал, помог нам по хозяйству. Вообще он так ничего себе… Кучерявый, плечистый…
— Ни-ча-во! — передразнил жену старик. — Ничего хорошего… Бросил ее, а она и повесилась…
Старик опрокинул еще одну рюмку, крякнул, взял со стула свою бейсболку, крепко натянул ее на голову и снова превратился из деревенского мужика в американского старателя.
— Пойду покурю, — гаркнул он и достал из тумбочки под телевизором пачку «Мальборо», вынув ее из почти что полного блока.
«Ни фига себе, вот это нравы в российской деревне!» — подумала я. Не какая-нибудь тебе «Прима» или даже «Петр». Наверняка это подарок того самого Гоши.
Нина Александровна тем временем начала всхлипывать. Видимо, суровые и излишне прямолинейные высказывания Виктора Владимировича о племяннице задели ее душу.
— А вы не скажете, в каком кафе она работала? — спросила я ее.
— Вроде как «Рогнеда», — сквозь рыдания сказала Нина Александровна. — А друга ее Гошей зовут, фамилия вроде Пилюнин или Малюнин. Я ей много раз говорила, что большие деньги до добра не доведут. А она все отмахивалась — мол, заткнись, тетя Нина, ничего ты не понимаешь. Вот теперь на том свете, наверное, вспомнила тетю Нину…
Она совсем расквасилась, достала носовой платок и начала рыдать уже в голос.
— Хватит голосить, мать, хватит! — прогремел Виктор Владимирович, вернувшийся с улицы. — Чего сейчас-то реветь, раньше надо было думать!
— Ребенка не надо было брать, — сказала Нина Александровна. — С Илюшкой она бы не так распустилась, а то в последнее время вообще носа не казала, сын что есть, что нет…
— Вот так вот город-то портит людей! Портит! По ящику-то видала, что показывают? — И Виктор Владимирович совсем уже зло на меня посмотрел, как будто я была олицетворением этого самого города, который портит людей и который довел его племянницу до самоубийства.
— А где бы можно найти этого самого Гошу? — не унималась я.
— В гнезде, — неожиданно сострил старик. — Нету его, уехал он, по делам…
— Куда?
— Куда-куда… В Москву! — снова заворчал дед. — Они то по Москвам, то по заграницам мотаются, денег у них как у нас навоза.
— И надолго уехал?
— А я знаю? Говорил, что дела какие-то важные, может, задержится там…
— Так что же, он уехал и свое кафе бросил?
Виктор Владимирович нахмурился, и я почувствовала, что в голове у него набрал скорость мыслительный процесс. Он пытался что-то скумекать, но потом махнул рукой и своим излюбленным ворчливо-громогласным тоном заявил:
— Так и бросил… Если пропоносил… Откуда мы-то знаем? Нам и не до него совсем. Нам вон теперь! — Он показал рукой в направлении комнаты, где играл ребенок. — Думать надо вот о чем…
— Да уж, — поддержала мужа Нина Александровна. — Ребенка поднять — это вам не шуточки шутить… Нарожаете, кукушки, а потом подкидываете детей старикам, а мы только на пенсию и живем. Если бы огорода с садом не было, вообще караул…
— Это вы там в городе разболтались совсем, ети вашу мать! — гаркнул вдруг Виктор Владимирович. — Сплошной разврат, спите с каждым, кто какую-нибудь тряпку пообещает, а с нормальными людьми-то жить не хотите! Разбаловал вас Ельцин! Вот Сталин был бы — узнали бы, почем фунт лиха. Он вас всех, и рыжих, и лысых, фьють — и в Сибирь!
