Я почувствовала, что, еще не познакомившись со своим клиентом, уже начинаю чувствовать некоторую симпатию к нему и сочувствие. Если убийца действительно он, то явно очень наивный и неопытный, потому что так себя подставить надо еще суметь.
Я стала читать протокол допроса друга обвиняемого, который упоминал о неприязненных отношениях обвиняемого и потерпевшего, но отмечал также, что история эта давняя и что навряд ли Андрей сейчас даже помнит о ней, поскольку он человек не злопамятный. По поводу того, что это за история, Игорь коротко ответил, что Олег должен был Андрею деньги и не отдал.
Относительно девушки друг высказывался приблизительно так же, как и мать: он считал, что если бы Андрей решил убить Олега из-за Светы, то сделал бы это сразу, как только пришел из армии, а не стал бы ждать столько времени.
Прочие протоколы представляли еще меньше интересного, почти все они были сухими и официальными и не давали живого представления о фигурантах, так что фотографировать для дальнейшего, более тщательного изучения мне было пока нечего. Впрочем, в любом случае со всеми ими я собиралась встретиться лично, так что это обстоятельство меня не огорчило.
В плане информативности от всех других выгодно отличался протокол осмотра места преступления, и хотя некоторое представление о нем я уже имела, прочитав протокол, узнала много интересных дополнительных деталей.
Оказалось, что глиняный пустырь находился довольно далеко от города, и, соответственно, чтобы привести на него потерпевшего, требовалась достаточно весомая причина. Ведь не за глиной же предложили ему съездить туда? Как следовало из протокола допроса обвиняемого, сам он ничего не мог сказать о том, почему Олег оказался на пустыре, поскольку настаивал на том, что он его туда не приводил. Но у следователей, я думаю, ответ на этот вопрос мог оформиться таким образом: решив выяснить отношения, молодые люди захотели подыскать место, где бы им уж точно никто не помешал.
Только этим можно было объяснить факт, что следы до самого места преступления отпечатывались ровно и спокойно и потерпевший до последнего момента не подозревал, как предательски с ним поступят.
Кроме того, в протоколе говорилось, что к пустырю ведет наезженная дорога и поэтому невозможно определить, на каком именно транспорте приехали туда обвиняемый и потерпевший. Однако в стороне от дороги трава оказалась примята, и, судя по всему, там проезжал легковой автомобиль.
Не густо… но, впрочем, на траве что определишь? Вот если бы следы протектора остались на глине… Кстати, о глине. Я взглянула на часы и обнаружила, что времени у меня оставалось совсем немного. Поскольку дело в общем и целом было мной изучено, я занялась уликами.
Улики находились в двух целлофановых пакетах – большом и маленьком. Я уже протянула было руку, чтобы взять один из них, как вдруг вспомнила строгое Андрюхино: «отпечатков не оставлять». Помянув мысленно одно нехорошее слово, я вытащила носовой платок и с его помощью кое-как расположила пакетик поменьше таким образом, чтобы и рассмотреть хорошенько, и отпечатков не оставить.
В пакетике был образец грунта с подошвы кроссовок обвиняемого. В общем-то, образец как образец, кусочек засохшей грязи, сплющенный с одной стороны и ребристый от следов протектора – с другой. Но была в нем одна вещь, которая показалась мне несколько странной. Конечно, я еще не побывала на месте преступления и не видела, как именно располагается там эта самая глина, но мне всегда казалось, что если уж речь идет о месторождении чего-то, то это что-то должно лежать там сплошняком. То есть если человек ходил в кроссовках по месторождению голубой глины, то эта глина должна целиком облеплять всю подошву.
Однако на рассматриваемом мною образце светло-серый участок высохшей глины со всех сторон был окружен более темными кусками явно другого грунта. Попросту говоря – земли. Как будто, прибыв на месторождение, обвиняемый краешком кроссовки ступил на голубую глину, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что он там побывал, да и отправился себе восвояси, не желая больше пачкать обувь.
Конечно, можно было предположить, что глина постепенно отслоилась, пока обвиняемый ходил по городу, ну или в других каких-то местах, но если учесть, что взяли его через день после убийства и что почти все это время он провел у себя дома за компьютером… как-то странно все это.
На всякий случай я сфотографировала образец и занялась второй уликой. Это была рубашка обвиняемого, где на одной из манжет были видны пятна крови. Рубашка была темная, в каких-то красно-синих клеточках, но бурые пятна на рукаве были видны вполне отчетливо.
Однако и здесь обнаружилась некая странность. Ведь если на одежду попадает кровь после того, как человек ударил кого-то ножом, то попадает она скорее всего в виде брызг или пятен и скорее всего пачкает не только рукава рубашки, но и обе передние полочки. Здесь же был испачкан только самый край манжеты и причем так, будто ее макнули в кровь да потом еще немножко размазали пятно, пока оно окончательно не высохло. Интересно, можно ли так испачкать рукав, если ударишь человека ножом в спину? Надо будет это проверить.
То есть я не собиралась, конечно, потренироваться на чьей-нибудь спине, но решила на досуге поэкспериментировать с наполненным водой целлофановым пакетом. Куда полетят брызги, если я проткну его ножом?
Я быстро сфотографировала эту непонятную манжету с пятном и стала ждать Андрея Мельникова.
Мельников не замедлил явиться, и едва только я успела спрятать фотоаппарат, в замочной скважине снова заскрежетал ключ, а в кабинете со своими идиотскими конспиративными ужимками появился Андрей.
– Ну что – все? Просмотрела?
– Ну так – в общем и целом… хотя не мешало бы посидеть еще часок… – решила слегка я его поддразнить.
– И-и-ни-ни-ни-ни! – сразу же завопил Андрей. – И даже не думай и даже не мечтай. Я тебя предупреждал заранее, времени у тебя – только один час.
– Да ладно, ладно, раскудахтался. На, забирай свое дело – все в целости и сохранности. И улики… без отпечатков.
– Без отпечатков?
– Без отпечатков. Один вопрос…
– Давай, только быстро, – снова беспокойно забегал глазами мой конспиратор.
– Почему в деле почти ничего нет о связях потерпевшего? Его окружение, близкие друзья? Почему не проверялись версии о том, что преступление мог совершить кто-то другой? Ведь, насколько я поняла, пострадавший не был таким уж ангелом?
– Правильно поняла. И именно поэтому могла бы догадаться, что информации из этой, как ты выразилась, среды много не будет. Мальчонка шестерил на… впрочем, называть пароли и явки тебе не буду, могу только сказать, что в боссах у него был хотя и не совсем легальный, но весьма серьезный товарищ, представители которого, к твоему сведению, почти сразу же вышли на наше уважаемое начальство с требованием, чтобы преступление было наказано. Учитывая, что и с другой стороны на нас пытаются оказать давление достаточно влиятельные люди, – можешь предположить, в какой обстановке приходится работать следователям. А бедное наше руководство, оказавшись между двух таких сильных огней, вообще чуть было не капитулировало в отпуск. Но, к счастью, и с теми, и с теми в конце концов удалось договориться. Короче, порешили на том, что следствие пойдет своим чередом, факты будут оцениваться непредвзято, и на кого они укажут – тот и будет виноват.
– И факты указали на Андрея Звягинцева?
– Как видишь.
– Но хоть какие-то сведения относительно жизни и деятельности потерпевшего должны были вы попытаться найти?!
– Поучите-ка, яйца, курицу! Попытаться… Попытались, не сомневайся, да только не очень-то много оказалось желающих нам эти сведения сообщать. На официальный протокол вообще никого не удалось раскрутить, да и так, в разговорах, мало чего удалось выяснить. Понятно одно – этот самый Олег, то бишь потерпевший, делал разную некрасивую грязную работку, без которой не обходится ни одно красивое чистое дело. Босс его, видишь ли, очень хорошо знает, что деньги не пахнут, и в плане источников дохода не брезгует ничем. Шантаж, сутенерство, проституция, и детская в том числе, видеосъемки…
– Какие съемки? – немного, наверное, наивно поинтересовалась я.
– Порнографические, – отчетливо проговаривая каждый звук, ответил Андрюша.
– А-а, – наконец догадалась я.
– В общем, мальчик работал на нижнем уровне и проделывал штуки, которые считал для себя не солидными и о которые его босс не хотел мараться. В плане материальных вознаграждений, как я понял, его не обижали, да и сам он по ходу дела наверняка что-нибудь в клювике уносил. Мальчонка, видать, был шустрый и без комплексов. Впрочем, на таком месте другому и не удержаться. Это, собственно, и все, что удалось выяснить.