- А видак для чего? - И поднялся. - Какой поставить? Юбилейный?
Ответная обида была вмиг забыта. Даша заискивающе, высоким детским альтом спросила еще дувшегося Константина:
- Осенью исполнилось десять лет, как я на эстраде. Если честно, конечно, то несколько больше, но во всяком случае осенью мой юбилей этот отмечали. Я весь вечер пела. Хочешь послушать? Запись вживую.
Михаил Семенович воткнул в видеомагнитофон кассету, включил его, включил японский с громадным, заметно изогнутым экраном телевизор и, усевшись, пультом нашел нужный канал.
А какой она была полгода тому назад! После вступительных подношений юбилейных букетов, оставшись на сцене только с аккомпанировавшей группой, Дарья взялась за любимое дело. Песни были разные: хорошие и, мягко говоря, похуже, с настоящими поэтическими текстами и на ужасающие до паранойи слова с бесконечными модными ныне убогими повторами, но все это было неважно. Важно и восхитительно то, что на эстраде была Дарья. Она не пела песни, она пела себя. Свой безудержный темперамент, свою счастливую ярость, свое неостановимое озорство и открытое, почти беззащитное кокетство. Свой маленький мир она делала громадным и дарила, дарила, дарила его всем, выплеснувшись до дна.
Когда в конце первого отделения на сцену полезли с поздравлениями коллеги, которые - каждый по отдельности- безудержно рвались к оригинальности в своем восхвалении Дарьи, Константин попросил Михаила Семеновича:
- Выключи пока, а, Миша?
- Надоело? - твердо зная, что это не так, предположила Дарья.
- Вот такой ты была, когда мы с тобой познакомились,- вспомнил Константин. - В жизни.
- А теперь все - туда. Только туда, - Даша легким кивком указала на продолжавший юбилейное безумство экран. Экран безумствовал потому, то Михаил Семенович и не думал выключать его. Пригревшись в кресле, он сладко спал, во сне расплывшись в блаженной улыбке. Нравилось ему Дашино искусство. Даша встала, подобрала с пола пульт, выпавший из ослабевшей руки поп-магната, и выключила телевизор.
- Ты - замечательная артистка, Даша, - убежденно сказал Константин.
- Певица, - поправила она, усаживаясь рядом.
- Певицы - в Большом театре, - не согласился он. - А ты - артистка. От первородного понятия арт - художество.
- Каким ты был, таким ты и остался, - максаковским голосом спела Даша и рассмеялась. - Но не орел степной и не казак лихой. Начитанный мальчик из интеллигентной семьи. Даже пятнадцать лет плебейского футбола этого мальчика выбить из тебя не смогли. Как папа с мамой, Костя?
- Ты же знаешь, они семь лет назад в Ялту переехали. Квартиру поменяли, я малость доплатил, и стали они владельцами шикарного дома по соседству с чеховской дачей. А теперь то воды нет, то электричества. И газа опять же.
- Вот ведь несчастные. А ты им вернуться не поможешь?
- Если бы не отцовская астма, разве они из Москвы уехали бы?
- У кого астма? - всполошенно спросил хриплым голосом проснувшийся Михаил Семенович.
- Ты спи, спи. Не у тебя, - успокоила его Даша.
- Да не хочу я спать! - возмутился Кобрин. - Выпьем, а?
- Если только посошок на дорожку, - без энтузиазма согласилась Даша, а Константин попросил у энергичного после краткого оздоровительного сна Мишани:
- Дай мне эту пленку на день. Переписать.
Михаил Семенович бурно подхватился, подскочил к видеомагнитофону, выщелкнул кассету и протянул ее Константину:
- Бери. Дарю. Такого говна у нас навалом.
- Чего, чего?! - грозно не поняла Даша.
- Навалом у нас кассет с записью твоих концертов, - поспешно поправился деловой Михаил Семенович. - А ты у нас одна, золотце наше!
- Доиграешься, Миша. Обижусь, - предупредила она.- Который час?
- Девять, - откликнулся первым продюсер. - Двадцать один ноль-ноль.
- Пора. - Даша встала и попросила Константина. - Поедем ко мне, Костя?
- Восстановление и скрепление по новой брачных уз!- возликовал Михаил Семенович.
- Балбес. Мне просто ужасно не хочется быть одной за городом.
- А где Берта Григорьевна? - удивился Михаил Семенович.
- Берта Григорьевна - баба. А Костя - мужик, защитник.
- Сирых и обездоленных, - дополнил Константин и согласился: - Поехали, Даша.
- Я вас провожу. Самолично довезу. Развеяться мне надо.
- За рулем? - с опаской осведомился Константин.
- Да ты что? Я за баранкой лет пять как не сижу, - с гордостью сообщил продюсер.
Ехали через центр. По опустевшим к ночи московским улицам катить одно удовольствие. Редко задерживаясь на светофорах, "линкольн" по Комсомольскому, по набережной, по бульварам выкатил к Сретенке и, миновав проспект Мира, набрал приличную скорость. Настоящая Москва кончилась, и в поздних сумерках смотреть было не на что. Поэтому и заговорили. До разговора было время подумать, и Константин спросил всерьез:
- Сколько у тебя подопечных, Миша, в раскрутке?
- Что считать раскруткой, - оживленно обернул ся к нему Михаил Семенович. - Раскручиваю ли я Дарью? Ее уже года четыре, как раскручивать нет необходимости. - С ходу пошутил: - Ее скоро скручивать придется! - И быстро, чтобы не перебили: - А раскручиваю я молодых - Владлена, Олега Хазарцева, Марфу, Элеонору Белл и Петра Заева.
- Все на слуху, - понял Константин. - Вполне возможно продолжение фокусов.
- Ты о чем?
- Да все о том же, Мишаня. Раз, два, три, четыре, пять. Вышел зайчик погулять.
- Типун тебе на язык! - злобно пожелал встревожившийся Кобрин.
Миновали Мытищи, поворот на Калининград, мост над Ярославкой и свернули направо. Королевское хозяйство, переезд через пути, еще направо и вскоре налево. Мост через Клязьму, Старые Горки...
- Знакомые места! - обрадовался Константин и тут же огорчился: - Но нынче, как я понимаю, не особо престижные. Почему не Николина Гора, Жуковка или Красная Пахра? А, Даша?
- В стаде быть не желаю.
Одновременно со звонкой трескотней в машину ворвался частый молоточный стук. Даша с Костей еще ничего не поняли, а Михаил Семенович понял все. Он молниеносно упал, сложившись в мелкий комочек, на пол и тонко-тонко прокричал шоферу:
- Гони, Славик, гони!
Вторая автоматная очередь успела достать "линкольн" с другой стороны. Достать, но не более: могучая машина бешено рванула и ушла от автоматчиков за поворот. Кобрин спросил снизу:
- Все целы?
Славик яростно вел машину. Костя и Даша в ужасе смотрели друг на друга. Не отводя глаз от несчастного Дашиного лица, Константин успокоил Михаила Семеновича:
- Все.
Славик знал дорогу. Покрутившись в узких проулках Новых Горок, "линкольн" подъехал к двухэтажной, под швейцарское шале, даче из темно-красного кирпича. Ворота, слава богу, были открыты. Славик подогнал автомобиль вплотную к освещенному, под фундаментальной крышей крыльцу. Видимо, услышав шум мотора и узнав его, на крыльце объявилась яркая пышная еврейка и по русскому обычаю напевно пригласила долгожданных гостей в дом:
- Добро пожаловать, родные мои!
Но ее родные пока не собирались жаловать. Они приходили в себя в салоне автомобиля, ибо двигаться не было сил.
- Где же твои охранники, Миша? - спросил, наконец, Константин.
- Охранники наши - только Дашиных поклонников отгонять, - пояснил Миша. - Если нас всерьез захотят пришить, никакие охранники не спасут.
- Значит, сейчас все было не всерьез?
- А черт его знает. Даша, телефон работает?
- Вчера во всяком случае работал, - произнесла свои первые после автоматных очередей слова Дарья.
- Тогда в дом, - приказал Михаил Семенович.
* * *
Патрульную машину с Первомайки принимал Михаил Семенович. Он вместе с лейтенантом, младшим лейтенантом и сержантом-водителем ходили вокруг "линкольна", освещенного подъездным фонарем и фарами милицейского "газика", и считали пробоины в элегантной металлической шкуре американского средства передвижения. Насчитали двенадцать дырок. Семь с одной стороны и пять - с другой.
- Хорошо, что не тринадцать, - почему-то сказал лейтенант, пытаясь засунуть мизинец в ближайшую к нему пробоину. Не удалось. Тогда он этим же мизинцем задумчиво почесал щеку и принял решение: - Протокол будем составлять. Снимем со всех вас показания.
- У всех показания одни и те же. Можно я за всех? - предложил свои услуги Михаил Семенович.
- Не положено, - твердо возразил лейтенант, потому что ему очень хотелось пообщаться со знаменитой певицей Дарьей.
Берта Григорьевна дальше каминной милицию не пустила. Пришлось лейтенанту составлять протокол и снимать показания, согнувшись в дугу за журнальным столиком. Знаменитая певица спустилась на пять минут и особого впечатления на милицейский патруль не произвела: бледная какая-то, худая и одета - ничего особенного. Даша стоя смотрела на живой огонь за каминной решеткой и односложно отвечала на лейтенантские вопросы, последний из которых был:
- Товарищ Дарья, вы бы не могли дать нам свой автограф?
Расписывалась Дарья на чистых бланках для заполнения протоколов допроса. Зачарованно глядя на то, как, по-девчачьи присев на корточки у журнального столика, Дарья орудует шариковой ручкой, отчаянный младший лейтенант со сладким ужасом, будто с десятиметровой вышки нырнул, на нервном выдохе брякнул:
