– Что вы, что вы! – запротестовал Ричард. – Как можно было прийти к столь обескураживающему выводу?
– Ничего обескураживающего в нем нет. Человек должен сознавать ничтожность своих усилий.
– Никак не могу с вами согласиться.
– Не можете?
– Не могу. Мне представляется, что человек, будь то мужчина или женщина, может сделать нечто значительное лишь в том случае, если прежде всего верит в себя.
– Да почему же?
– Конечно, дейм Лора…
– Я очень консервативна. И в силу этого уверена, что человек должен знать самого себя, а верить – в Бога.
– Знать, верить – разве это не одно и то же?
– Прошу прощения, нет, не одно и то же. Одна из моих любимых теорий (совершенно неосуществимых, разумеется, что и придает теориям особую прелесть) заключается в том, что каждому из нас следовало бы один месяц в году проводить в пустыне. Близ источника воды, конечно, и с большим запасом фиников или любой другой пищи, употребляемой в этих местах.
– Весьма приятное времяпрепровождение, – улыбнулся Ричард. – Но я бы еще добавил к этому несколько книг из шедевров мировой литературы.
– А вот это не пойдет. Никаких книг. Книги навязывают нам некие модели. Когда у вас достаточно питья и еды и никаких, подчеркиваю, никаких дел, то появляется шанс познакомиться наконец с собственной персоной.
Ричард недоверчиво усмехнулся.
– Неужели, по-вашему, большинство из нас себя еще не знает?
– Безусловно не знает! В наше время ни у кого нет времени узнать о самом себе что-нибудь помимо парочки приятных вещей.
– О чем вы спорите? – поинтересовалась Энн, входя с бокалом в руке. Вот тебе бренди с содовой, Лора. А чай сейчас принесет Эдит.
– Я проповедую мою теорию размышлений в пустыне, – откликнулась Лора.
– Значит, Лора села на своего любимого конька! – рассмеялась Энн. – Ты находишься в пустыне, не делаешь ничегошеньки и лишь размышляешь о том, какой ты ужасный человек.
– Неужели же все люди плохие? – сухо спросил Ричард. – Это, знаю, излюбленный тезис психологов, но объясните мне, пожалуйста, почему?
– Потому что, имея в своем распоряжении очень мало времени, человек при изучении самого себя невольно ограничивается лишь теми качествами, которые ему нравятся.
– Прекрасно, Лора, – сказала Энн. – Но допустим, человек посидел в пустыне, понял, какое он чудовище, а дальше? Сможет ли он измениться?
– С моей точки зрения – навряд ли, но он, по крайней мере, будет знать, как вести себя в определенных ситуациях, а главное – поймет, чем он при этом руководствуется.
– Но неужели человек и так не в состоянии вообразить себе, как станет поступать в том или ином случае? Неужели для этого ему совершенно необходима пустыня?
– Ах, Энн! Вспомни, как часто человек мысленно проигрывает, что он скажет своему шефу, своей девушке или соседу. Все, казалось бы, отрепетировано и проверено, но, когда наступает решающий момент, у него или язык к горлу присыхает, или он несет несусветную чушь. Именно люди, в душе твердо уверенные, что смогут совладать с любой ситуацией, чаще всего теряют голову, а те, кто лишен этой уверенности и, напротив, боится попасть впросак, к полной неожиданности для себя, оказываются хозяевами положения.
– Это не совсем так. Ты хочешь сказать, что люди представляют собственные реплики и поступки такими, какими бы им хотелось их видеть, хотя, возможно, подозревают, что все может обернуться иначе. Но при этом, кажется мне, где-то в глубинах сознания человека теплится отчетливое понимание того, как он отреагирует на поведение окружающих и какой у него характер.
– О мое дорогое дитя! – Дейм Лора воздела руки к небу. – Ты, по всей видимости, полагаешь, что хорошо знаешь Энн Прентис.
Вошла Эдит с подносом в руке.
– Да, и отнюдь не в восторге от нее, – улыбнулась Энн.
– Принесла вам письмо мисс Сэры, мэм, – сообщила Эдит. – Вы забыли его в спальне.
– О, Эдит, большое спасибо.
И Энн положила нераспечатанный конверт рядом со своим прибором. Леди Лора метнула на нее мгновенный взгляд.
Ричард Колдфилд довольно быстро допил свой чай и, поднявшись, откланялся.
– Он – сама тактичность, – заметила Энн. – Решил, что нам с тобой хочется поболтать наедине.
Дейм Лора внимательно взглянула на приятельницу. Та за несколько дней, что они не виделись, изменилась до неузнаваемости. Была просто симпатичной женщиной, а стала красавицей. Лоре Уитстейбл доводилось не раз наблюдать подобные превращения, и она хорошо знала их причину. Излучаемое Энн сияние, счастливое выражение ее лица могли означать лишь одно: Энн полюбила. Как несправедливо, подумала дейм Лора, что влюбленная женщина расцветает, а влюбленный мужчина приобретает сходство с мокрой курицей.
– Чем занимаешься последнее время, Энн? – спросила она.
– И сама не знаю. Всем понемножку. Ничего особенного.
– Ричард Колдфилд твой новый друг, не так ли?
– Да. Мы познакомились всего лишь дней десять назад на обеде у Джеймса Гранта.
Энн сообщила Лоре кое-что о Колдфилде, а закончила свой рассказ наивным вопросом:
– Он ведь тебе нравится, правда?
Лора еще не решила, нравится ли ей Колдфилд или нет, но поспешила ответить:
– Конечно, очень нравится.
– Я, знаешь, чувствую, что у него за плечами грустная жизнь.
Дейм Лора, неоднократно слышавшая высказывания подобного рода, подавила улыбку и переменила тему беседы:
– Что пишет Сэра?
Энн просияла.
– О, она развлекается на славу. Снега много, и пока никто ничего себе не сломал.
Лора бесстрастно заметила, что Эдит будет огорчена.
Обе приятельницы расхохотались.
– Это письмо тоже от Сэры. Ты не возражаешь, если я его прочитаю?
– Ну что за вопрос!
Энн вскрыла конверт, быстро пробежала глазами короткое послание, от души посмеялась и передала его Лоре.
Письмо гласило:
«Милая мама!
Снега у нас тут выше головы. Бывалые люди говорят, что и не припомнят такого сезона. Лу попробовала свои силы, но, к сожалению, неудачно. Роже много времени уделяет тренировкам со мной, что невероятно мило со стороны такой звезды горнолыжного спорта, как он. Джейн уверяет, что он ко мне неравнодушен, но я этого не нахожу. Просто ему, должно быть, доставляет садистское удовольствие наблюдать, как я сгибаюсь в три погибели, а затем вверх тормашками лечу головой в сугроб. Здесь леди Кронсхэм с этим ужасным южноамериканцем. Ведут они себя крайне вызывающе. Я чуть не влюбилась в одного из гидов, красавца, каких свет не видал, но, к сожалению, выяснилось, что в него влюбляются все приезжающие, для него это – дело привычное, и я стушевалась. Поздравь меня – я наконец научилась танцевать вальс на льду.
Как ты, дорогая? Надеюсь, ты часто выходишь в свет со своими многочисленными поклонниками. Не слишком увлекайся старым полковником чересчур часто его глаза вспыхивают от воспоминаний о Пуне.[10] А как профессор? Поведал ли он тебе что-нибудь новенькое о брачных обычаях отсталых народов?
До встречи. Целую. Сэра».
Дейм Лора вернула письмо Энн.
– Да, Сэра, видно, не скучает. Профессор – это твой друг, археолог?
– Да, Сэра любит поддразнивать меня им. Я собиралась пригласить его на ленч, но никак не выберу времени.
– Да, судя по всему, ты очень занята.
Энн беспокойно вертела в руках письмо Сэры. Вздохнув, она произнесла:
– О Господи!
– Почему «о Господи», Энн?
– Ну, тебе-то я наверняка могу открыться. Да ты и сама, должно быть, уже догадалась. Ричард Колдфилд сделал мне предложение.
– И когда это произошло?
– Только сегодня.
– И что же? Ты собираешься выйти за него замуж?
– Полагаю, что да… Впрочем, почему «полагаю»? Да.
– Не слишком ли поспешно?
– Ты хочешь сказать, что я его недостаточно знаю? Ах, но мы оба так уверены в своем чувстве.
– А что он за человек, тебе известно из рассказов полковника Гранта. Я очень рада за тебя, дорогая. Вид у тебя совершенно счастливый.
– Тебе, наверное, это покажется смешным, но, поверь, я его действительно очень люблю.
– Да почему же смешным? Невооруженным глазом видно, что ты в него влюблена.
– А он в меня.
– И это бросается в глаза. За всю свою жизнь еще не встречала мужчину, более похожего на мокрую курицу.
– Но Ричард ничуть не похож на курицу!
– Любой влюбленный мужчина похож. Это, очевидно, один из законов природы.
– Но он тебе нравится? – настаивала Энн.
На сей раз Лора Уитстейбл не стала спешить с ответом.
– Он, по-моему, очень простой человек, Энн, – задумчиво произнесла она.
– Простой? Возможно. Но разве это плохо?
– Не плохо, но может иметь свои минусы. И он очень обидчив, даже, полагаю, болезненно обидчив.
