Я подаю ему письмо с «дурой». Пока он читает, еще одна зловещая улыбка мелькает у него на лице. Он снова перечитывает и наконец смотрит на меня:
— Невероятно.
— Я тоже так думаю, — замечаю я, словно опытная ищейка, натасканная на то, чтобы подлавливать страховые компании на жульничестве.
— Где остальные бумаги?
Я кладу перед ним на стол всю пачку.
— Это все, что мне дала миссис Блейк. Она сказала, что ее сын умирает, потому что у них нет денег на лечение. Сказала, что он теперь весит пятьдесят килограммов вместо семидесяти и долго не проживет.
Руки Макса неподвижны.
— Мерзавцы, — повторяет он тихо, — вонючие мерзавцы.
Я абсолютно согласен, но молчу. И замечаю пару летних туфель, брошенных в углу. Это туфли фирмы «Найк». Он как-то сказал нам во время семинара, что носил одно время «Конверс», но теперь объявил бойкот этой фирме, поскольку она занимает неправильную политическую позицию.
Он ведет свою маленькую личную войну против корпоративной Америки и не покупает ничего, если данный производитель хоть в малейшей степени его не устраивает или чем-то ему не угодил. Он отказывается страховать свою жизнь, здоровье, имущество, но ходят слухи, что он из богатой семьи и может себе позволить роскошь не страховаться. Я тоже не застрахован, но совсем по другой причине.
Большинство моих преподавателей — старомодные ученые, которые на занятия приходят в галстуках и читают лекции в пиджаках, застегнутых на все пуговицы. Макс уже десятки лет не носит галстуков. И не читает лекций. Он их разыгрывает, как спектакли. И мне претит сама мысль, что он может уйти с работы.
Его руки внезапно оживают.
— Я хотел бы просмотреть все это сегодня вечером, — говорит он, не глядя на меня.
— Нет проблем. Могу я зайти за бумагами утром?
— Конечно. В любое время.
Звонит телефон, он рывком хватает трубку. Я улыбаюсь и пячусь к двери с чувством огромного облегчения. Завтра утром я снова приду, выслушаю его совет, потом напечатаю двухстраничное письмо Блейкам, в котором повторю все, что он скажет.
А сейчас хорошо бы мне найти еще одного такого умника, который помог бы разобраться с делами мисс Берди. У меня есть кое-кто на примете, несколько преподавателей — специалистов по налоговой политике, и можно будет попробовать позондировать их завтра. Я спускаюсь по лестнице и вхожу в комнату отдыха для студентов рядом с библиотекой. Это единственное место в колледже, где можно курить, и здесь над лампами все время висит пелена голубоватого дыма. Здесь есть также телевизор и несколько продавленных диванов и кресел.
На стенах висят фотографии бывших студентов — целая коллекция сосредоточенных лиц. Их хозяева уже давно сражаются в окопах войны законов. Когда в комнате никого нет, я часто смотрю на них, своих предшественников, и любопытствую, сколько из них уже дисквалифицированы и сколько таких, которые желали бы никогда не видеть этих стен, как мало тех, кому действительно нравится преследовать людей по суду или защищать от преследования. Одна стена предназначена для объявлений, самых разнообразных бюллетеней, заявок «Требуется…», а за всем этим виден прилавок с безалкогольными напитками и уже расфасованными закусками. Я много раз здесь подкреплялся. Еда в расфасовке многими недооценивается.
В сторонке сгрудились чистопородный Ф. Франклин Доналдсон-четвертый и трое его дружков, язвительных и высокомерных. Они все пишут статейки в «Юридическое обозрение» и недружелюбно взирают на тех, кто туда не пишет. Они о чем-то сейчас сплетничают. Ф. Франклин Доналдсон-четвертый замечает меня и проявляет к моей особе интерес. Когда я прохожу мимо, он улыбается, а это необычное дело, потому что чаще всего выражение его лица холодно и хмуро.
— Эй, Руди, ты, кажется, собираешься работать у «Броднэкс и Спир», да? — громко окликает он меня. Телевизор включен.
Приятели Доналдсона пристально меня оглядывают. Две студентки на диване выпрямляются и тоже поворачиваются ко мне.
— Да, а что такое? — спрашиваю я.
Ф. Франклин-четвертый работает в фирме, которая богата традициями, деньгами и претензиями, фирме, которая во всем неизмеримо превосходит «Броднэкс и Спир». Среди его дружков я вижу У. Харпера Уиттенсона, высокомерного маленького хорька, который, слава Богу, покидает нас и Мемфис и отправляется работать в мощной фирме в Далласе, там же Дж.
Таунсенд Гросс, который тоже получил предложение от одной из крупнейших фирм, и Джеймс Стрейбек, который иногда относится ко всем прочим по-дружески и который промучился все три года в юридическом колледже без инициала перед фамилией и порядкового номера после. С таким коротким именем под вопросом его будущее в какой-нибудь влиятельной процветающей фирме. Я сомневаюсь, что ему повезет.
Ф. Франклин-четвертый делает шаг в моем направлении.
Он улыбается до ушей.
— Расскажи нам, что там приключилось?
— Что приключилось? — Я понятия не имею, о чем это он.
— Да знаешь ты, о слиянии компаний.
Я по-прежнему ничего не понимаю.
— Каком слиянии?
— А ты ничего не слышал?
— Слышал о чем?
Ф. Франклин-четвертый оглядывает своих дружков, и, по-видимому, все происходящее их забавляет. Улыбка его становится еще шире.
— Да ладно, Руди, о слиянии «Броднэкс и Спир» с «Тинли Бритт».
Я стою очень тихо и пытаюсь сказать в ответ что-то умное или хитрое, но ничего не могу придумать. Я не нахожу слов.
Они понимают, что я ничего не слышал о слиянии, и явно эта задница что-то знает. «Броднэкс и Спир» — маленькая фирма, там работают всего пятнадцать юристов, и я единственный с нашего курса, кого они приняли. Когда мы обо всем договорились два месяца назад, не было никаких разговоров о слиянии или о подобных планах.
«Тинли Бритт», с другой стороны самая большая, солидная и наиболее престижная фирма во всем штате. По последним подсчетам, там работают сто двадцать юристов. Многие выходцы из привилегированных школ. У многих в их родословных значатся государственные федеральные служащие. Это мощная фирма, представляющая интересы богатых корпораций и государственных учреждений, у нее правление в Вашингтоне. Ее руководители общаются с правительственной элитой. Это бастион твердокаменных консерваторов-политиков. Один из партнеров — бывший член сената Соединенных Штатов. Ее сотрудники работают по восемьдесят часов в неделю, одеты в синие и черные костюмы, белоснежные рубашки и носят галстуки в полоску. Они коротко стригутся, им не позволено носить усов или бороды. Можно всегда определить адвоката из «Тинли Бритт» по тому, как он важно двигается и одевается. В фирме работают только мужчины англосаксонского происхождения и протестантского вероисповедания, все из хороших солидных школ и уважаемых социальных групп, так что остальные представители мемфисской юридической общественности уже давно называют их Правоверными и Незаменимыми.
Дж. Таунсенд Гросс, руки в карманах, издевательски усмехается. На нашем курсе он человек номер два, воротник его рубашки-поло всегда идеально накрахмален, он ездит на «БМВ», и его сразу же пригласили в штат Правоверных и Незаменимых.
Мои колени дрожат, потому что я знаю, что Правоверные меня ни за что не примут в свои ряды. Если «Броднэкс и Спир» действительно объединилась с таким бегемотом, то, боюсь, в суете он меня уже растоптал.
— Ничего не слышал, — говорю я тихо.
Девушки на диване внимательно за нами наблюдают. Молчание.
— Ты хочешь сказать, что они тебя об этом не известили? — недоверчиво спрашивает Ф. Франклин-четвертый. — Джек знал об этом уже сегодня в полдень, — кивнул на своего соратника Дж. Таунсенда Гросса.
— Да, верно, — соглашается Дж. Таунсенд, — но название фирмы не меняется.
Кроме «Правоверные и Незаменимые», еще фирма называется «Тинли», «Бритт», «Кроуфорд», «Маиз» и «Сент-Джон».
По счастью, кто-то несколько лет назад предложил вариант «Трень-Брень». Сообщив, что название фирмы остается неизменным, Дж. Таунсенд информирует своих немногих слушателей, что «Броднэкс и Спир» — такая крошечная и незначительная компания, что «Тинли Бритт» проглотит ее и даже не поморщится.
— Так, значит, они по-прежнему «Трень-Брень»? — спрашиваю я у Дж. Таунсенда, но он только фыркает в ответ, услышав эту приевшуюся кличку.
— Не верю, что они тебя не известили, — продолжает Ф. Франклин-четвертый.
Я пожимаю плечами, словно это пустяк, и шагаю к двери.
— Может, ты чересчур обо всем этом беспокоишься, Фрэнки?
Они обмениваются заговорщическими смешками, словно им удалось осуществить какое-то задуманное раньше дело, а я выхожу из комнаты отдыха. Я вхожу в библиотеку, и дежурный за столом делает мне знак подойти.
— Для вас оставлено сообщение, — говорит он и вручает мне бумажонку. Это записка, в которой говорится, чтобы я позвонил Лойду Беку, управляющему фирмы «Броднэкс и Спир», человеку, который нанимал меня на работу.
