Ознакомительная версия.
– Живая? Не зашиб?
– Живая! Спасибо… – Она пристально смотрела ему в лицо и машинально отряхивала испачканную куртку, лицо у нее было испуганным. – Нормально. Если бы не вы… Ужас!
– Куда вам? – спросил Шибаев, в свою очередь рассматривая ее. – Проводить?
– Домой… Туда. – Она дернула подбородком. – Ну что вы, не нужно, это рядом. Спасибо. Я… нормально.
– Тогда счастливо оставаться, – сказал Шибаев, потрепав ее по плечу. – И смотрите по сторонам.
Он сделал несколько шагов и оглянулся. Она все еще стояла там, где он ее оставил, все еще отряхивала куртку. Движения ее были движениями механической куклы. В тумане бледным пятном угадывалось лицо, полузакрытое капюшоном. Шибаев помедлил и пошел назад.
Он снова взял ее за плечо, она судорожно выдохнула и рванулась из-под его руки.
– Это я! Куда вам? Пошли.
Она не протестовала…
– Здесь, – сказала она. – Мы пришли.
Шибаев с удивлением понял, что это офис, и назывался он «Фотогалерея Яна», а в витрине помещалась выставка фотографий. Женщина нашарила в кармане ключ, попыталась отпереть дверь, но не сумела, так дрожали руки. Шибаев взял ключ у нее из рук. Толкнул дверь, звякнули китайские колокольчики. Они вошли. Женщина щелкнула выключателем; постепенно накаляясь, зажглась люстра.
– Пожалуйста, располагайтесь. Хотите кофе?
Она смотрела на него все так же пристально и очень серьезно. Шибаев кивнул. Только сейчас он разглядел ее. Бледное лицо, серые глаза с необычным перламутровым отливом – он подумал, что это такая косметика или линзы, – узкий рот и острый подбородок. Подобные лица создают впечатление хрупкости и беззащитности. У нее были темные волосы, забранные на затылке в хвостик. Она отвела взгляд первой.
– Без сахара, – сказал он ей в спину. Она не оглянулась.
Он расстегнул куртку и уселся на диван. Большая комната была почти пуста. Письменный стол, плоский монитор компьютера, дерево с мелкими листьями в мозаичном керамическом горшке у окна. На полу – багрового цвета плитка с вкрапленными меж крупных квадратов маленькими тускло-золотыми кружками, похожими на старинные монеты. Как застывшая кровь, подумал Шибаев, чье ассоциативное мышление отличалось скорее пессимистичностью, чем оптимизмом, на что ему неоднократно пенял записной оптимист Алик. Стены были увешаны черно-белыми и цветными фотографиями. Шибаев подошел рассмотреть. Женщины, мужчины, дети, кошки, собаки, птицы. Смеющиеся, плачущие, радостные, хмурые, в дождь и солнце, зимой и летом. Больше всего детей и собак…
Женщина возникла перед ним бесшумно, и Шибаев вздрогнул. Она протянула ему чашку кофе:
– У меня есть сыр и хлеб, хотите?
Она, не мигая, всматривалась в него своими перламутровыми глазами, и в лице ее было что-то птичье. Она была дробной и изящной, и походила на… цаплю! Правда, нос был короткий. Цапля с коротким носом.
– Не нужно, только кофе. Вы здесь работаете? – спросил он.
– Это моя галерея.
– Значит, вы Яна?
Она кивнула.
– А вы…
– Александр Шибаев. Отличные фотографии! Неужели это все вы?
Она снова кивнула. Вообще говорила она скупо, но мимика была удивительно выразительной. Полуулыбка, приподнятая бровь, склоненная к плечу голова. Даже то, как она встряхивала головой, убирая со лба прядку…
– А вы… – снова спросила она, и Шибаев ответил: – Частный детектив.
– Как? – удивилась она. – Частный детектив? Настоящий?
Шибаев рассмеялся и отхлебнул кофе. Напиток был крепок и очень сладок. Вообще-то Шибаев пил без сахара. Он взглянул на женщину. Она уже пришла в себя, на скулах появился румянец. Женщина в ответ продолжала рассматривать его; ее взгляд был странно напряженным, она словно боялась упустить что-то важное.
– Спасибо, – сказал Шибаев. – Хороший кофе.
– Правда? – обрадовалась она. – Я не знала, сколько сахара. Нормально?
Озадаченный, он кивнул. Спросил:
– А себе кофе? Или вы только травяные чаи?
Она рассмеялась.
– Нет! Я сегодня уже выпила две чашки, сердце так и колотится. Вот и под машину побежала… Спешила. Холодно! – Она потерла руки. – Все время мерзну.
– Это не вы, это он спешил… дундук! – Шибаев собирался сказать «козел» или даже покрепче, но постеснялся и в последний момент вывернул на «дундука».
– Вы спасли мне жизнь, – заметила она, серьезно глядя на Шибаева. Ему показалось, он стал привыкать к ее пристальному взгляду. Даже в этом было что-то птичье.
– Ну что вы, все не так… плохо. Я думаю, он бы затормозил… – Шибаев так не думал и с удовольствием набил бы этому козлу морду, но ему хотелось успокоить ее. – Погода… да, не радует, скользко, сыро…
– Да нет же! – живо возразила она. – Вы когда-нибудь были в лесу или… или за рекой в такую погоду?
– В лесу? – удивился Шибаев. Он и в хорошую погоду бывал в лесу крайне редко, никогда, можно сказать. Разве что в ранней молодости. – Что ж там хорошего в такую погоду?
– Межвременье чувствуется, переход, понимаете? Ускользание! И ничего нельзя сделать, только надеяться… Стоишь и смотришь: от реки парок поднимается, у берега – тонкий первый лед, мокрый песок, жухлая трава… Черные прутики ракит торчат. Холодно и печально. У меня есть фотографии, я вам покажу. Такая безнадежность, такая тоска, просто за душу берет. И вместе с тем – надежда, понимаете?
– На что? – по-дурацки спросил Шибаев.
– На что? – повторила она, улыбаясь, глядя ему в лицо.
– Юнкер Шмидт, честно́е слово, лето возвратится! – брякнул он, недолго думая. Любимое присловье записного оптимиста Алика из глубоко почитаемого Козьмы Пруткова.
– Да, – она кивнула. – Вы извините, я вас совсем в тоску вогнала. Я оптимистка, честное слово! Сегодня мне сказочно повезло: жива-здорова… Еще кофе?
– Спасибо, Яна. Только без сахара, – сказал Шибаев, глядя ей в глаза.
Она вспыхнула. Легко поднялась и вышла.
– Вы одна тут? – спросил он, когда девушка вернулась с новой чашкой кофе.
– У меня есть тетя Галя, подруга мамы. Она на заказах и еще бухгалтер. И Лесик, фотограф. Это постоянные, а когда много работы, помогают еще двое. Сегодня понедельник, выходной, никого нет. Сейчас работы немного, под Новый год будет больше. Я живу на втором этаже в этом же доме, вход прямо отсюда.
– Удобно, – сказал Шибаев.
– Удобно. После смерти мамы я продала дом в пригороде и купила квартиру. Сначала галерею, а потом квартиру.
«Не замужем, – решил Шибаев. – Все «я»: я сделала, я купила, я, я, я… Прогулки по осенним полям в дождь… Замужние дамы гуляют в других местах. Конечно, одна. Сколько ей может быть? Двадцать три? Двадцать пять? Свой бизнес, в хорошем месте, квартира тоже. А на вид… цапля».
– У вас опасная работа, – вдруг сказала Яна.
– Опасная? – удивился он. Даже в ее манере вдруг перескакивать с темы на тему было что-то птичье. – Не очень… опасная.
– Всякие убийства, преступники… – Она поежилась.
Шибаев рассмеялся.
– Да нет, никаких перестрелок и убийств. Одна проза. Найти человека, должника… Охрана иногда. Любите детективы?
– Читаю иногда. Только без крови, классику. Старых авторов.
– Понятно. Как там дождь? – Он подошел к окну. Сказал, не поворачиваясь: – Яна, вы замужем?
Ответа он не получил…
– И тогда я понял, что она не слышит, – рассказывал Шибаев Алику вечером за ужином, отчитываясь о новом знакомстве.
– Она глухая? – поразился Алик. – Совсем?
– Совсем или не совсем – не знаю! Мне сразу показалось: что-то не так… Понимаешь, она смотрит тебе в лицо, как будто читает. Я сначала не врубился, а потом… Она читает по губам, понимаешь?
– Хорошая девушка?
– Нормальная. – Шибаев пожал плечами. – У нее фотостудия, она фотограф. И квартира наверху.
– Ты был у нее в квартире?
– Нет, я был в студии, то есть в галерее. Наверх она меня не позвала.
– Могла бы позвать, – заметил Алик. – Ты же ей жизнь спас. Такое не каждый день… Повезло!
– Кому?
Алик задумался.
– Ну, ей! И тебе, я думаю: интересная встреча, глухая девушка. Что она снимает?
– Все. Людей, собак, свадьбы, похороны.
– Глухая девушка, надо же! – повторил Алик и хихикнул.
– Не вижу ничего смешного, – одернул его Шибаев.
– А как же в постели? – хотел сказать Алик, но, посмотрев в хмурое лицо приятеля, передумал. – Красивая?
Шибаев отложил вилку, пожал плечами:
– Обыкновенная.
– Обыкновенная? – Алик был разочарован, ему хотелось романтики. – А глаза какого цвета?
– Серые… кажется.
– Тебя Жанна искала, – вспомнил вдруг Алик. – Ты свой мобильник забыл[2].
Шибаев смотрел в тарелку. Молчал. Алик открыл рот, но ничего не сказал, почувствовав «нутром», что это именно тот случай, когда молчание – золото.
Ознакомительная версия.
