— Вы ее знакомый? — спросил Еремеев.
— В первый раз вижу. Я вообще-то не на этот этаж ехал. Мне выше.
На лице Карины не дрогнул ни один мускул. «Молодец, хорошо играет, — мысленно похвалил Еремеев. — Ей бы на Таганке…»
— Протокол подпишете?
— Нет. По судам потом затаскаете. Некогда мне. Вон соседи пусть пишут.
Из-за плеча парня выглядывала старушка в ночном халате, выбежавшая на звонок.
— Что случилось-то?! Ой, господи!.. Такая молодая. Сердце? Сейчас молодые мрут как мухи. Все мрут — и старики, и молодежь. Ну и времечко окаянное!
Владелец «мерседеса» направился к лифту, а соседку Еремеев вежливо, но твердо выпроводил из квартиры и захлопнул дверь.
— Воскресай! — разрешил он Карине. Та медленно, точно и в самом деле отходила от смертного сна, поднялась, подошла к зеркалу.
— Боже, на кого я похожа?!
— У нас очень мало времени! Сейчас твой кавалер очухается и придет сюда вместе с подельником. Собирайся!
— Куда?
— Куда угодно. Но сейчас нужно немедленно уйти отсюда. Слышишь?
— Да, — робко повиновалась она его жесткой напряженной воле.
— Возьми с собой документы, деньги, ценности. Кое-что из одежды. Но самый минимум.
Последнее распоряжение было явно неточным: то, что женщине покажется минимумом, мужчина унесет в двух чемоданах. Гардероб в прихожей по своим габаритам, как и по своей значимости в этой квартире, делил пальму первенства с широченной кроватью. Карина швыряла в объемистую адидасовскую сумку платье за платьем, батники, кофточки, юбки, туфли…
— Уймись! — остановил ее Еремеев. — Одевайся сама.
— Во что?
О, это был чисто женский вопрос, столь хорошо ему знакомый. Тут можно было безнадежно завязнуть во всяких «это мне не идет» и «это сейчас не носят». Голосом, не терпящим никаких возражений, Еремеев рубанул сплеча:
— Джинсы. Кроссовки. Свитер. Куртка. По-походному! Три минуты и никакого марафета!
Он еще раз глянул вниз с лоджии. Белый «мерс» все еще стоял у подъезда. Неужели поднимутся оба? А зачем? Похоже, усатый поверил в удачный исход своей акции. А если не поверил? А если спросил себя или напарник спросил его — как так быстро оперативники успели узнать про самоубийство да еще прибыть на место, спустя каких-то полчаса? Да так, что мы их и не заметили? Что, как придут разбираться?
— Быстрее, быстрее! — торопил он Карину.
Та все же успела приникнуть к зеркалу, стирая тушь под глазом. Последними в бездонную сумку полетели косметичка и кимоно. Еремеев успел добавить туда и фотоаппарат. Все!
Он сам застегнул молнию и забросил лямку на плечо. Тяжелая, черт… Карина захлопнула дверь и заперла все три замка. Они вошли в кабину лифта, исписанную фломастерами, как стены поверженного рейхстага. Еремеев нажал подплавленную сигаретой кнопку третьего этажа. Но между седьмым и шестым надавил красную клавишу «Стоп». Встали.
— Подождем пока не уедут. Нам деваться больше некуда. Выход из подъезда только один.
Карина присела на сумку, устало уронила голову на колени, обтянутые голубыми джинсами.
— А как ты узнаешь, уехали они или нет?
— Выждем время — выгляну… Уедут, куда они денутся… А если на твой этаж начнут подниматься — услышим. Вторая шахта рядышком.
— А если не они начнут подниматься?
— Кто еще в пять утра попрется на твою верхотуру?
— Мало ли… Кто-то ночным авиарейсом прилетел, из аэропорта приехал…
— Кто-то уже приехал. Из аэропорта… Будем ждать. У нас времени вагон и маленькая тележка.
— А если они догадаются, что мы тут сидим?
— Ну и зануда же ты!
— Я — Дева. А Девы они все продумывают до мелочей…
— А я — Стрелец. Стрельцы они очень нахальные и у них всегда на удачу расчет…
— Сколько времени прошло? Я часы забыла…
— Десять минут.
— А как будто полчаса…
— Ждите. Ждите долго.
— Спать хочется…
— Ну и вздремни.
— Вздремнешь тут… Сами себя в клетку засадили.
— Из каждой клетки есть выход. Мой батя так говорил: если в конце тоннеля нет света, то ищи дверь в стене.
— Ну вот и ищи.
— И найду. На спор найду. На что спорим?
— На «Сникерс».
— Дешевишь…
— Поставила бы на баксы, да только ты у меня все отначил.
— Обидел девочку?
— Обидел.
— Не играй в азартные игры. Ты еще дешево отделалась.
— Да если б не ты, вообще ничего бы не было.
— И тебя бы уже не было. Полтора часа как не было бы…
— Ладно. Это я так… Ищи свою дверь.
— Нашу дверь… Ну, смотри — вот она. — Еремеев нажал на желтую клавишу с надписью «Вызов».
— Чо, застряли, што ль? — вопросил голос диспетчерши из недокореженного динамика.
— Марья Петровна? — спросил Еремеев наугад.
— Вера Кирилловна, — поправил голос позавчерашней лимитчицы.
— Кирилловна, это оперативник, который просил тогда лифты остановить. Помнишь?
— Помню, помню.
— Теперь еще одно боевое задание. Позвони дежурному в наше отделение милиции. Скажи ему, что Еремеев просил срочно подогнать к «свече» ПээМГэ.
— Чего подогнать?
— По буквам — Покой. Мыслете. Глаголь.
— Какой покой?
— Еще раз по буквам: Павел. Марина. Григорий. Патрульная милицейская группа.
— Поняла. Сейчас позвоню.
— И скажи, что Еремеев просил проверить белый «мерс» у подъезда, а потом чтоб поднялись ко мне на шестой этаж.
— Поняла. Все сделаю.
Еремеев отпустил клавишу и победно посмотрел на Карину.
— За тобой «Сникерс».
— А может, ты больше любишь «Марс» или «Баунти»?
— Ну, конечно, «райское наслаждение».
— А когда твоя ПМГ приедет?
— Если машина где-то поблизости, то минут через пять… Через пятнадцать — от силы.
— Господи, как спать-то хочется. На меня еще супрастин действует.
Карина снова уткнулась головой в колени. Еремеев молча разглядывал ее из своего угла. «Девчонка совсем. А волосы красивые… Ей бы замуж да детей нащелкать. За большими деньгами погналась. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Все мы любим шампанское. Любительница шампанского. Любительница абсента!..»
Глава седьмая
КОЕ-ЧТО ИЗ ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ ХИРУРГИИ
Минут через десять в соседней лифтовой шахте загудела лебедка и кабина остановилась на шестом этаже.
— Еремеев, — окликнули снизу, — ты здесь?
Он нажал кнопку и спустился на оставшиеся полэтажа. На площадке его встретили сержант Макарычев и незнакомый молодой милиционер.
— Что стряслось? — спросил Макарычев, уставившись на Карину.
— «Мерс» проверили? — перебил вопрос вопросом Еремеев.
— Нет. Сразу же развернулся и уехал. Но номер засекли и дали оповещение на задержание.
— Жаль.
— Да мы тебя выручать спешили. А ты вон — жив-здоров…
«Да еще с кралей!» — продолжил про себя Еремеев то, что не досказал сержант.
— Ладно. Это все по делу Вантуза. Поехали в отделение.
Карина испуганно стрельнула в него глазами.
— Кофейку попьем, — успокоил он ее. — Супрастин разгоним.
Они не без труда втиснулись в желто-синий милицейский «жигуль» и покатили к Преображенскому рынку, обставленному башнями бывшего старообрядческого монастыря. Тридцатое отделение милиции размещалось в старинном, но пока что крепком корпусе, где когда-то жили келари. Еремеев взял у дежурного ключ от своего еще не сданного преемнику кабинета.
— Махалин вернулся?
— Вернулся, — подтвердил дежурный.
Он втащил Каринину сумку на второй этаж, отпер дверь с табличкой «Следователь».
— Так ты не фискач?[5] — разочарованно спросила Карина, оглядывая неприглядную обстановку его кабинета: конторский стол, ободранный диван, ундервуд на обшарпанном сейфе.
— С этим мы позже разберемся. Следи за чайником.
Еремеев воткнул шнур в розетку, пошарил по ящикам стола и вытащил вскрытую пачку печенья, затем забрал с подоконника две плохо отмытые фаянсовые чашки и понес их домывать в туалет.
«Да, это тебе не Венеция, — подытожил он впечатления гостьи. — Хорошо, что она этот сральник не видела». Раковина умывальника в мужском туалете была отколота так, что вода едва-едва попадала в сточное отверстие, не расплескиваясь по полу. Вся убогость казенных стен, в которых прошел не один год его жизни, открылась ему с беспощадной резкостью, и он еще раз порадовался, что покидает их раз и навсегда.
Он заварил остатки растворимого кофе, бросил в чашки гнутые алюминиевые ложечки, достал из сейфа надорванную коробку с рафинадом. Оттуда же он извлек и электроразрядник Вантуза, включил его в сеть. Пока Карина, обжигаясь, пила горячий кофе, он выписал ей свидетсльскую повестку, отметил явку и взялся за протокол допроса.
— Так… Табуранская Карина Казимировна… Год и место рождения?
