Наконец наступила та стадия, когда Яна всплакнула на плече у Евгения:
– У меня-то теперь и работы нет… Крах на всех фронтах…
– Так обратись к нашей Пуле! – сфокусировал на ней взгляд Женя.
– Не-е… пулю в лоб и другие части тела я не хочу… – поморщилась Яна. – Я о самоубийстве еще не думала.
– Да я не о пуле, а о Пуле!! – воскликнул Женя.
– С ума сошел? – решила уточнить Яна… на всякий случай.
– Нет, – уверенно ответил Евгений. – Ты что, не помнишь? Женщина ходит с нами на занятия.
– Любовь Любомировна?
– Да нет! Другая!
– Александра?
– Да нет же! Другая женщина!
Яна напрягла память и действительно вспомнила еще одну женщину, сидящую всегда в самом последнем ряду и ведущую себя «тише воды, ниже травы». Яна даже не сразу ее вспомнила и не помнила, как она выглядела.
– И что? – спросила она.
– Так она же директор бюро по трудоустройству! Уж не откажет в поиске работы коллеге по несчастью, – ответил Евгений.
– А при чем здесь Пуля? – поинтересовалась Яна.
– Так ее зовут так – Пуля! – прочавкал Женя.
– Пуля? Что за имя такое? – удивилась Яна.
– Пульсерия, а так – Пуля! Прикольно, да? – Евгений засмеялся. Он уже находился в изрядном подпитии. – Я все понял! В наш коллектив принимают женщин со странными именами! Сама посуди! Любовь Любомировна. Масло масляное! Яна Карловна. Извини, конечно, но Карловна – тоже не совсем обычное отчество. И, наконец, Пульсерия Валерьевна!
– Только Александра проскочила… – задумалась Яна.
– Как бы не так! Она же Александра Эдуардовна Репейник.
– Что?
– Репейник – ее фамилия! – прыснул Евгений, и они с Яной залились смехом.
Прошло еще немного времени, и они вовсе не походили на брошенных, а, скорее, напоминали веселящихся клоунов в цирке.
Глава 5
Василий Николаевич Лебедев, старший следователь прокуратуры, понял, что ему счастья в личной жизни не видать никогда. Конечно, в его душе теплилась надежда, что госпожа Цветкова, влюбившись в заморского принца, покинет пределы России и вся забота о ее персоне ляжет на плечи его заморских коллег. Но и здесь ему не повезло. Яна никак не хотела распрощаться с Москвой и продолжала лезть во все передряги.
Они были знакомы уже много лет, и каждый раз Лебедев покрывался холодным потом, когда на экране его телефона высвечивался номер Цветковой. Это могло означать только: опять что-то случилось, она опять во что-то влезла: или снова поймала «кровожадного убийцу», или преследует «самого маньячного маньяка». Беда в том, что Лебедев долго не признавался себе, что давно влюблен в Цветкову. Эта яркая блондинка разбудила в его душе вулкан страстей. Остальные женщины меркли в его глазах. Он мог злиться на Яну, проклинать все на свете, но, когда она просила помощи, да еще кротким, елейным голоском, не мог не откликнуться, словно в его душе сразу включался фонарик надежды.
В это утро, когда позвонила Яна и сказала, что срочно нуждается в его помощи и что свой единственный, разрешенный милицией звонок она потратила на него, ноги сами понесли Лебедева в нужном направлении.
Для него не было сильным потрясением, что Цветкова за какое-то хулиганство доставлена в местное отделение милиции. Но когда он приехал, познакомился с начальником и узнал подробности, даже у него, видавшего виды «следока», зашевелились волосы на голове и руки зачесались придушить зазнобу его жизни.
– А я могу с ней поговорить? – спросил он у начальника отделения, переводя дух и приводя мысли в порядок.
– Конечно, мы проводим вас в специальную комнату, – с сочувствием ответил начальник отделения.
Он понимал коллегу: если эта гражданочка – его хорошая знакомая, то ему придется несладко.
– А второго тоже вести? – спросил начальник.
– Мужчину, что был с ней? – уточнил Василий Николаевич.
– Его, родного… ну и видок у них у обоих… – почесал затылок начальник отделения.
– Ведите и его, – вздохнул Лебедев. – Может, он нам что прояснит, ведь от Цветковой добиться чего-либо вразумительного очень сложно?
– Это вряд ли… Они оба хороши, – мягко ответил начальник отделения, чтобы коллега не строил воздушных замков, и проводил его в комнату средних размеров со светлыми стенами, вертящимся вентилятором на потолке и минимумом мебели.
Стол и стулья – в рядок, словно на переговорах, с двух сторон. Лебедев сел на один из стульев и попытался сосредоточиться, хотя это ему не удавалось. От волнения била дрожь. Он вытащил спичечный коробок, высыпал спички на стол и из пустого коробка смастерил импровизированную пепельницу. В комнату ввели присмиревшую Яну с изрядно подпорченной внешностью. Василий нечеловеческим усилием воли не дал себе умереть от смеха на месте. Тогда бы он точно заинтересовал американское телевидение по присуждению первой премии за самую нелепую смерть в этом году. Еще бы! Следователь умер от смеха, допрашивая обвиняемую в разбое.
Яна была одета в ярко-розовую юбку со спортивными полосками по бокам, коротенькую, тоже спортивного покроя, курточку с капюшоном, и зеленые сандалии с длинными кожаными ремешками, обернутыми вокруг ее длинных, красивых ног.
Длинные волосы находились в творческом беспорядке, то есть просто спутанным колтуном свисали до спины. Во всем облике Яны читалось, что ей крепко досталось или что она попала в серьезную передрягу. Ее веселенький розовый костюмчик был порван в нескольких местах и изрядно испачкан. На худых коленках Цветковой красовались ссадины, по ногам тянулась вереница кровоподтеков. На лице у Яны тоже творился непорядок. Во-первых, размазанный яркий макияж по щекам и, во-вторых, слегка припухшая верхняя губа, явно от удара.
– Да… – протянул Василий Николаевич.
– Вася, ты приехал! Дорогой, Вася, что же это такое делается?! – запричитала Яна, сразу «беря быка за рога».
– Это я должен тебе ответить?! Я надеялся, правильнее сказать, питал слабую надежду, что ты мне объяснишь, как дошла до жизни такой? Что, совсем ничего не помнишь, что натворила со своим подельником?
– Смутно… Да и какой это подельник? Мы же не преступники! Мы – жертвы! Думаю, тебе уже все рассказали, и я бы хотела понять, как это выглядело со стороны, – вздохнула Яна, присаживаясь напротив.
Следователь с нескрываемой тревогой всматривался в лицо Яны, когда ввели полноватого молодого мужчину, выглядевшего еще хуже, чем Яна, из-за того, что избит он был явно сильнее, чем она. Его темные, похожие на телячьи глаза остановились на Яне как на единственном узнаваемом лице.
– Яна? – сказал он, словно икнул.
– Я… – не стала отпираться она, оправляя мятую короткую юбчонку.
– Ты как? – По тому, как он разлеплял сухие губы, становилось ясно: каждое слово ему дается с большим трудом.
– А ты как думаешь? – Она, морщась, бросила бесполезное занятие – разглаживание юбки, словно утюгом, собственной ладонью.
– Не знаю как, но наверняка не хуже, чем я. Хуже просто некуда, – простонал Евгений и схватился за голову. Его не смущало присутствие незнакомого человека в помещении.
– Спорнем? То есть поспорим? – возразила Яна.
– Не ссорьтесь, горячие эстонские люди, – встрял в разговор Василий Николаевич.
Евгений наконец сфокусировал взгляд на нем.
– А это что за тип? Не жених ли моей Гали пришел качать права? Сразу говорю: эта девушка ни в чем не виновата, во всем виноват только я.
– А в чем виноват-то? – прищурился Василий.
– А во всем! В чем пришли винить, все – мое! – твердо заявил Евгений. Похоже, он понял, что перед ним официальное лицо.
– Расслабься, это – следователь, – прервала его гражданский подвиг Яна. – Мой знакомый…
Евгений нахмурился, а Лебедев пригласил его присаживаться.
– Это – мой друг, – снова заискивающе пояснила Яна. – Так ведь, Вася… то есть Василий? А Женя вряд ли чем поможет в восстановлении событий прошедшего вечера. Он был, как бы это выразиться, немного не в форме…
