парнями.
– Непременно сделаю.
– Давай поскорее, и пошли отсюда, – поторопил Барратт.
Гэбриел последовал за охранником, держа в руках сумку, на которой словно по иронии судьбы было написано «Все необходимое для жизни», и прошел вдоль блока к двери, через которую попал сюда, как казалось, много лет назад. Теперь он стал совершенно другим человеком. Интересно, знают ли родители, что его признали невиновным? Важно ли это для них? Гэбриел даже не был уверен, куда направится. У него не возникло ощущения, что есть дом, куда можно вернуться. Быть может, кто-то из друзей приютит его на ночь, только теперь он не знал, где его истинные друзья.
Пока Гэбриела проводили через череду обычно запертых дверей, пройти сквозь которые в обратном направлении он уже даже не мечтал, он все больше страшился того, что ожидало его на свободе. Когда один замок отпирали и снова запирали у него за спиной, Гэбриел не понимал, радоваться ему или печалиться. С пакетом из супермаркета, где лежали не слишком нужные ему вещи, в том числе ингалятор, он вышел за тюремные ворота и увидел детектива Грей, стоявшую со сложенными на груди руками.
– Могу я вас подвезти? – спросила она с улыбкой.
– Имоджен, – только и сказал Гэбриел в ответ, моргая и стараясь заправить локоны за уши. – Со мной все хорошо, спасибо. Я дойду пешком.
– У вас есть деньги?
– Да, мне выдали немного.
– Подождите секунду.
Имоджен порылась в сумочке, открыла кошелек и достала из него тридцать фунтов.
– Я не могу их взять.
– Пожалуйста, возьмите. Вы окажете мне услугу. Я чувствую себя в ответе за все, что произошло с вами.
– В этом нет вашей вины.
– Вам нужно позаботиться о себе, Гэбриел.
– Вам спасибо, что позаботились обо мне. Для меня это очень много значило.
Он тоже улыбнулся, ощущая вину. Гэбриел ведь почти подвел ее, хотя Имоджен никогда не узнает, что он натворил в тюрьме.
– Вы заслужили заботу.
– Что же, не обижайтесь, но я надеюсь никогда больше не встречаться с вами.
– Эта надежда взаимная.
Имоджен снова улыбнулась и села за руль. Гэбриел наблюдал, как она уехала. Затем прошел вниз по наклонной рампе, ведшей от тюремных ворот, и оказался на шоссе. Мысленно он уже был одинаково далек как от сигнальной будки, так и от тюрьмы. Он шел, не оглядываясь. Эта часть его жизни закончена. Он никогда больше не переступит черту дозволенного. Всего за какие-то два часа мир снова открылся перед ним во всей необъятной широте, и больше Гэбриел ни за что не испортит себе жизнь.
Имоджен шла вдоль набережной, стараясь вернуть ясность. Иногда она бегала здесь по утрам, но сейчас была не в настроении и чувствовала безмерную усталость. Дело было закрыто, и ее отношения с Дином, по всей видимости, тоже прекратятся после всего, что она ему наговорила. Но, по крайней мере, у нее остался Эдриан, которого полностью оправдали после признания, сделанного Домиником. Можно только радоваться, что хотя бы в нем она ни на минуту не усомнилась. Имоджен злилась на себя за то, что так разговаривала с Дином, и недоумевала, как она могла обмануть его доверие. Кто она такая, в конце-то концов? Она вернулась к машине и увидела Дина, опиравшегося на капот.
– Как ты меня нашел?
– Ты настолько огорчена встречей?
Имоджен разблокировала двери.
– Садись в машину.
Какое-то время они ехали молча, но Имоджен не могла долго держать рот на замке. Такой уж у нее был характер.
– Что мы теперь будем делать?
– Можешь высадить меня у вокзала, если хочешь.
– Если я хочу? – спросила она немного громче, чем собиралась.
В машине снова воцарилось молчание. Она заметила, как Дин приготовился что-то сказать, но затем остановился. Кажется, удар, нанесенный по их отношениям, слишком силен. Очевидно, она окончательно все испортила.
– Трудно понять, какое положение я сейчас занимаю, – сказал все-таки Дин.
– Ты занимаешь свое обычное положение между мной и моей работой.
– Это несправедливо, Имоджен.
– Я чувствую, что мы преступили важную черту, и потому могу искренне сказать, что не знаю, как поступить.
– А как бы ты желала поступить?
– Я хочу сохранить работу, но не знаю, возможно ли продолжать службу в полиции и по-прежнему оставаться с тобой.
– Почему бы тебе не спросить прямо?
Имоджен нахмурилась.
– Спросить – о чем?
– Скольких людей я убил. Ведь ты именно это хочешь знать, не так ли?
Она не сводила взгляда с дороги.
– Я убил троих. И это все.
Имоджен фыркнула и сказала с сарказмом:
– О, всего-то троих? Почему так мало? И зачем понадобилось мне об этом сообщать?
– Ты считаешь меня распространителем детской порнографии.
– Я этого не говорила.
– Именно это ты сказала. Убийства людей лучше или хуже, как считаешь?
Машину чуть занесло, и Имоджен крепче сжала руль.
– Почему ты не интересуешься, за что я их убил?
– Потому что не хочу ничего знать об этом, – сказала она.
Знать о преступлениях, за которые он понес наказание, это одно. Имоджен могла внушить себе, что Дина не поняли и осудили несправедливо, а его дурная репутация сильно преувеличена. Но такое? Нет, это уже чересчур.
– Первого я убил в отместку за убийство Джесс. Второго за то, что изнасиловал меня, а третьего за нападение на тебя.
– На меня? – переспросила она, чувствуя, как его слова пронизывают ее насквозь.
– Да, на тебя.
Дин достал из кармана карту памяти и поднял ее, зажав между пальцами.
– Что это?
– В тот день мы были в моем доме, на нас напали, и это чудовище наложило на тебя лапы, а меня заставило наблюдать. У меня повсюду были видеокамеры. Это единственный экземпляр записи всего, что случилось в той комнате, того, что он сделал с тобой. Все улики здесь. На этой карте размером с ноготь большого пальца. Ты бы хотела, чтобы я передал ее полиции?
У Имоджен участилось сердцебиение. На секунду она оторвала взгляд от дороги и посмотрела на карту в его руке. Спазм сосудов. Причина, по которой она оказалась в больнице, расследовав то дело. Воспоминание о нападении вызвало у нее приступ тошноты.
– Нет, не хотела бы.
– Даже если бы это означало, что иначе человеку, сделавшему с тобой такое, удалось бы выйти сухим из воды?
– Да, пусть даже так.
– И что, как считаешь, должен был сделать с тем человеком я? Дать ему продолжать? Зная, что он снова воспользуется тобой против твоей воли? Зная, что он без колебаний надругается над кем-то еще?
– Ты не можешь
