Катрич уперся кончиком штыка в грудь лежавшего. Тот понял, что должно случиться. Заорал истошно, вкладывая в крик весь обуявший его ужас.
Убивать других он умел. Принять смерть самому, вот так, как сейчас, встретившись с ней с глазу на глаз, Крыса не был готов.
Катрич налег на приклад автомата.
Громко хрустнули хрящи и ребра.
Рот бандита так и остался открытым. Поганый дух вышел из него с громким криком…
Все…
Катрич выдернул штык из груди и бросил автомат. Металл глухо звякнул о сухую землю.
Киллер.лежал у его ног, маленький, серенький, жалкий. Лежало зло, воплощенное в образе человека, — хищный грызун, убийца, носитель социальной заразы, перемазанный своей и чужой кровью. Но умерло ли зло вместе с Крысой? И не может ли быть, что его поганая и жалкая смерть служит уже не добру, а злу? Если иначе, то почему зла с каждой такой смертью становится больше?
Любой, кто убит в Чечне — будь он горец, русский призывник, контракта ик-татарин, — это зерно зла, которое чья-то рука высевает на российской земле. Кто будет жать урожай? Кому жевать его горькие, полные яда плоды?
Что дала смерть поганой Крысы ему, честному Катричу? Стал он богаче душой, добрее сердцем? Кто будет завтра радостно праздновать тризну по господину Саддаму? Скорее всего те, кто готов занять его место в преступном бизнесе.
Нет, зло не убивает зла. Одно зло порождает другое. И только…
— Артем!
Катрич поднял голову. Рядом, широко расставив ноги, стоял Клоков.
— Что автомат бросил?
Катрич вялой рукой подхватил оружие.
— Да ну его, все… Я уже навоевался. И произнес злые, родившиеся в русской древности, но до сих пор живые слова.
— Пойдем, пойдем, — Клоков взял его под руку. — Подумаем, как жить дальше.
— Только не так, Юра. Только не так.
Лекарев в новенькой, только что полученной милицейской форме с цветными эмблемами в петлицах, с блестящей кокардой на мягком кепи шел по Дворянской. Навстречу ему двигался невзрачный мужчина в очках. Под мышкой он держал папку, брюхо которой разрывало обилие напиханных внутрь бумаг.
— Чечен!
Лекарев в удивлении приостановился. Его узнали. Но кто?! Вгляделся внимательно.
Перед ним собственной персоной стоял Арнольд Матвеевич Захаров — лектор, так умело заводивший боевиков на базе в Тавричанке.
— Вас не удивляет мой вид? — Лекарев смотрел прямо в глаза Захарову.
Тот понимающе улыбнулся.
— Нисколько. Я всегда знал — наши повсюду. Только придет время…
— И чем вы теперь занимаетесь? — Лекареву не хотелось продолжать тему.
— Как всегда. Как всегда. С лекции на лекцию.
— Еврейский вопрос?
— Ах, вот вы о чем! Нет. Сегодня вопрос чеченский/Читаю солдатам. Чеченцы — ворье и бандиты. Если ты не вор и не бандит — значит, не чеченец…
Арнольд Матвеевич засмеялся. Потом поправил очки, ткнув пальцем в дужку.
— Простите, дорогой, я спешу. — Он постукал ногтем по стеклу наручных часов. — Народ ждет правды.
Апостол гласности и демократии сделал рукой «здрасьте!» и засеменил дальше, неся с собой свои свежие идеи, которые собирался сеять на поле зла и насилия.
* * *
— Сегодня, Артем, у нас пельмени. Я угощаю. Дудка расстарался специально для нас.
Рыжов смотрел на Катрича с дружеской улыбкой. Тот улыбнулся в ответ.
— Пошли. Только не говорите о еде. Я истеку слюной. Они медленно шли по улице, усталые, опустошенные событиями последних дней. Шли, размышляя каждый о своем.
Навстречу, низко опустив голову, брел человек в помятом сером костюме, в красных, изрядно разбитых кроссовках, в сальной фетровой шляпе. Увидев идущих навстречу людей, он внезапно остановился. Вскинул руку, как проповедник, благословляющий паству. Пальцем указал куда-то в сторону.
— Смотрите! Там крысы! Там! Их много. Их глаза светятся! Они вас сожрут. Убегайте! Крысы в городе!
Катрич подошел к кричавшему. Положил руку на его худое плечо.
— Успокойтесь, уважаемый. Вы нас предупредили. Мы вам так благодарны…
Что— то бессвязно бормоча под нос, тот опустил голову и побрел дальше.
— Кто он? — спросил Рыжов. — Ненормальный?
— Не больше, чем все вокруг. Это бывший учитель физики Костров. Пенсионер. Какая-то фирма купила дом, где он жил с женой. Выселенным дали комнату в подвале. Там его больную жену изгрызли крысы. А разве нас они не грызут? Думаете, мы нормальные?
Они двинулись дальше, а в ушах Рыжова звучали слова:
— Убегайте! Крысы в городе!
Поздно вечером — Рыжов уже почистил зубы и собирался ложиться спать — зазвонил телефон.
— Господин Рыжов? — Голос был незнакомый. — У меня к вам большая просьба. Передайте вашему другу господину Волкову…
— Кому?! — Рыжов не сразу понял, кто такой Волков и почему именно он должен что-то тому передать. На том конце понимающе усмехнулись.
— Вашему лучшему другу. Вы о нем уже забыли? Во-ол-ков? Рыжов понял, что он подставился, и тут же постарался исправить промах.
— Нет, дело в том, что вас плохо слышно, и я не сразу понял, о ком речь. Так что ему передать?
— Скажите, что госпожа, о чьем здоровье он так заботился, серьезно заболела. Настолько серьезно, что в ближайшее время ваш друг ее не встретит.
— Передам, обязательно. И один вопрос: уезжая в путешествие, госпожа сделала здесь прививку. У нее должен быть иммунитет.
— А, вот вы о чем. Нет, в тех климатических условиях, где госпожа находится, ваши местные прививки бесполезны. Можете сказать Волкову: пусть следит за прессой. Газетчики мимо таких случаев не проходят.
— Как мне сказать Волкову, кто передал сообщение?
— Скажите, звонил Джонсон. И если у вашего друга будет желание, он может к нам заглянуть.
Рыжов на мгновение задумался. Ответил твердо:
— Я думаю, он поблагодарит и откажется. Для него главное, чтобы госпоже было назначено правильное лечение.
— Не беспокойтесь. Оно будет длительным и эффективным. Спасибо вам за любезность, господин Рыжов.
В телефоне часто-часто запикал сигнал отбоя.
Держа в руке трубку, Рыжов несколько минут сидел на постели. Потом лег. Ни облегчения, ни удовлетворения он не почувствовал.
Что, собственно, изменилось вокруг? Все равно крысы в городе. Они здесь хозяева. Они.
