Приехав в контору, я двадцать минут собирался с силами перед походом на доклад к Снегирёву. Отчитался я значительно быстрей. Полковник долго размышлял над моими словами, прежде чем спросить:
– Все адреса, с которых приходили письма проверили? Или их тоже создавали с компьютеров убиенных?
– Да нет, из разных мест письма были. В основном, с левых мобильников, – я сообразил, что можно попробовать отследить дальнейшую корреспонденцию с прежних адресов преступника, хотя смысла особенного нет. Чего стоит поменять адрес и зарегистрировать новый ящик? Пять минут. Выйти в сеть для отправки почты можно с левой симки, из компьютерного клуба и откуда угодно ещё. Из Макдоналдса, например, имея при себе ноутбук, из компьютерного кафе, даже не имея компьютера с собой, из любого офиса за сто рублей…
Этими мыслями я быстро поделился со Снегирёвым, в очередной раз, поразившись его компьютерной толковости. Он порекомендовал отследить все последующие письма, взять на контроль электронный ящик Лисицыной, что я и предполагал сделать, раз уж Сашка так толково раздобыл адрес.
В кабинете было настолько душно, что я выбравшись на улицу, влез в машину и включил кондиционер. Отсюда работать тоже можно. Решил позвонить Димке из Сестрорецка. В прошлый раз он показал себя сообразительным и находчивым сотрудником. Может, и на этот раз не подведёт. Дима внимательно выслушал мою просьбу и, на всякий случай, уточнил:
– Ловить всё, что придёт на адрес [email protected]. Я правильно понял?
– Да, Дим, ты молоток! Ловишь на лету, – подбодрил я компьютерщика, слыша его унылый голос.
Димка ответил не сразу. Посопел, подумал, решился всё же:
– Я только попозже… У нас тут переполох уже второй день. Или это срочно?
– Это срочнее срочного, Дима! А что у вас там случилось?
Димка снова посопел и выдавил:
– Так у нас эксперта убили, Зарецкого. Всё отделение на ушах… Я просто его компьютером сейчас занимаюсь.
Мне показалось, что вокруг стало темно. Пропали и цвет, и звук, и солнечный свет, который только что нещадно пробивал тонировку лобового стекла. На секунду мне показалось, что всё рушится вокруг. Потом всё как-то встало на место, остался только звон в ушах. Кто-то, может быть, даже я сам, спросил:
– Как?.. Кто?..
– Я, если честно, не знаю.
Гул в голове не проходил. Казалось, что всё происходит во сне. В страшном, кровавом кошмаре, от которого не очнуться, который не прервать, не забыть, не выкинуть из головы…
– Кто знает, Дима?
– Да никто толком ничего не знает. Утром вчера он не вышел на работу. Звонили, звонили ему. Он не отвечает. Ну ребята поехали к нему… А там ворота нараспашку, дом открыт… Он в частном секторе жил, на берегу озера… – пояснил парень. – Ну а там… Всё разбросано. Компьютер раскурочен весь. А Аркадий Семёнович… мёртвый. Вроде как, он от инфаркта умер…
– Так, а почему ты про убийство говорил?
– Так он избит весь, сильно очень. Его, как будто, даже пытали…
Не знаю, не помню, сколько времени я просидел в машине без движения. Я не мог шевелиться, не мог отвечать на звонки, не мог выйти из машины. Жизнь как будто остановилась. Звуки, ощущения, цвета, всё стало приглушённым и замершим. Наверно, так чувствуют себя при контузии. Не помню, как я добрался до кабинета, сел за стол. Очнулся я оттого, что Снегирёв тряс меня за плечи, с испугом заглядывая мне в глаза:
– Ты чего, Сергеев, как смольнинская барышня? Ты мне эти дела брось! Ты сосуды когда проверял?
– Никогда, – прошептал я, не слыша звука собственного голоса.
– Плохо, – проворчал полковник, – у тебя с сосудами явная проблема. Вон как покраснел. Жара… Люди мрут, как мухи!
Как мухи. Но ведь они – люди… Я даже не пытался больше что-то произнести. Я не слышал сам себя, почти физически чувствовал какое-то движение в голове и молчал. Снегирёв вытащил у меня из чехла мобильник, покопался в нём и куда-то позвонил:
– Дуй сюда, на Почтамтскую, Сергеев у нас тут занемог.
Сашка примчался с невероятной скоростью. Помог мне дойти до машины и отвёз домой. Сбегал куда-то, притащил фляжку коньяка.
– Не для забавы ради, – изрёк он, наливая мне маленькую рюмку.
Коньяк подействовал почти молниеносно, и уже через несколько минут я мог говорить.
– Вот видишь, что крест животворящий творит? – хлопотал вокруг меня напарник. – Это у тебя от жары, наверно. Ты отлежись. Больше не пей. Негоже по такой жаре, как мы с тобой, водку хлестать. Ну, ты напугал, брат…
– Не от жары это, Саня…
Я, с трудом ворочая языком, рассказал Сашке о смерти Аркадия. Подробности я узнать сам не успел. Саня позвонил Смирнову, сестрорецкому оперу, и узнал детали преступления.
– М-да, Сергеев, засада! Похоже, ребята, которые тебя пасли, вышли на Зарецкого уже к вечеру, – делился со мной информацией напарник, – убивать они его, видимо не хотели. Хотели что-то выяснить. Может, и убили бы, но он сам умер, сердце у него больное было…
Аркадий жил в частном секторе, в добротном коттедже на самом берегу Разлива. В доме было достаточно камер слежения, но все они писали картинку на один компьютер, который преступники перед уходом знатно почистили. Нейтральной оставалась одна камера. Она включалась в случае, если остальные переставали работать. Автономно записывала видео сама на себя, но только два часа. Этого времени вполне хватило, чтобы во всей красе разглядеть ублюдков, заявившихся непрошенными гостями к Аркадию. Что происходило в доме, неизвестно, камера была внешней, но уход «гостей» был запечатлён. Трое кавказцев. Аркадия избили. Не сильно, видимо, успели ударить лишь несколько раз. Деньги, ценные вещи не тронуты. Ограбление можно исключить. Если это те же уроды, которые «вели» меня, то единственное, что приходило в голову – это как-то связано с моим расследованием. Но, что они могли хотеть от эксперта? Не проще ли было получить любые данные по делу от меня? Купить, в конце-концов, информацию от того, кто слил её журналистам? Ведь кто-то её слил. Я почувствовал, что в голове опять начинает что-то звенеть, и, пока снова не свалился с приступом, позвонил Смирнову сам.
– Оклемался? – вежливо поинтересовался капитан.
– Вроде того, – глухо ответил я. – Рассказывай.
– Да нечего, в сущности, рассказывать. Мало знаем пока. Козлов этих в розыск объявили. Машину не обнаружили пока. Номера знаем. Нашли владельца, он её продал по доверенности несколько лет назад…
– Знаю, Топорков… – перебил я Смирнова. – Кому – не вспомнил?
– Да не помнит он. Мы его тряханули так, что чуть душу не вытрясли. Он доверенность оформлял на Восстания. Конечно, ни фамилии покупателя, ни нотариуса, ни точной даты не помнит. Запрос в нотариальную палату отправили, дела после трёх лет туда уходят. Ждём… Ты мне вот что скажи, Сергеев, – капитан сделал паузу, раздумывая, видимо, как лучше сформулировать вопрос, – ты к Аркаше зачем приезжал?
– Консультация его была нужна. Фотку я ему привозил предполагаемого преступника. Хотел выяснить, как этот преступник может выглядеть после пластической операции…
– Так тебе нужна была его консультация, как пластического хирурга?
– Не понял…
– Ты разве не знал? – удивился Смирнов. – Аркаша в качестве хобби морды тёткам резал. Ну, красоту наводил. У него же медицинский за спиной. В молодости он этим грешил, а тогда нельзя было, операции подпольными считались. Ну, были у него, в общем, некоторые сложности. Оперировать он тогда перестал. Потом уже, когда разрешили частную практику, он получил лицензию. Но в конторе его увлечение не одобряли. Но и не осуждали. Аркаша был хирург от бога. У него, знаешь, какие люди физиономии подтягивали?! Но и экспертом он тоже талантливым был, такое мог раскопать!.. Поэтому на работе глаза закрывали. Да что там, он жёнам нашего начальства лет пятьсот на всех вернул своими подтяжками. Помолодели, каждая на двадцатник… Кто ж ему запретить что-то мог?!
Эх, Аркаша, Аркаша! Что же ты темнил?! Что же ты не признался, что сам хирург? Всё вокруг да около ходил. Стоп! Это совпадение или… Что-то у меня снежный ком какой-то наматывается. Цепляется одно за другое. Театр, кино, пластическая хирургия, больница, Леночка… Всё это должно сойтись в единую картинку. Должно совпасть. Одного звена нет, вот и не складывается общий вид. И это звено, чёрт побери, сама преступница.
