Грохот поезда затих вдалеке.
– Вася! – испуганно позвала она.
Но никто не откликнулся. Она вышла на улицу. Прямо перед ней лежало полотно железной дороги, одноколейки. По обе стороны была глухая тайга. Ни души кругом, только маленький, заброшенный домик обходчика.
Лена зачерпнула горсть чистого снега и протерла лицо. От голода больно сжимался желудок. Сунув руки в карманы, она обнаружила там маленький комок фольги. Вытащила, развернула. Из четырех долек шоколада Вася отломил себе только одну. А три оставил ей.
Она смутно помнила, как киллер тащил ее почти на себе, вспомнила даже, как один раз он сказал:
– Потерпи еще немножко, очень тебя прошу. Хорошо, что ты худая, легкая.
Она не знала, сколько они шли до этого заброшенного домика, не помнила, как он уложил ее на тряпье, укрыл ватником…
Шоколад медленно таял во рту. Лена заедала его чистым снегом. Она не спешила. Киллер научил ее есть медленно. |"Холодное какао". Шоколад с таежным снегом. Стало легче, боль в желудке успокоилась.
Лена вынесла ватник, постелила его у самых рельсов, села. По железной дороге обязательно пройдет поезд. Один уже прошел. Будет следующий. Она услышит издалека стук колес, выйдет на шпалы. Машинист заметит ее и остановит состав. Сквозь тонкие облака проглядывал зыбкий диск холодного солнца. Стояла оглушительная таежная тишина. Было слышно, как поскрипывают стволы деревьев.
Лена не знала, сколько прошло времени, она сидела, сжавшись в комок, ей было все холодней. Она боялась вернуться в домик и пропустить поезд. Солнце медленно катилось к западу. А поезда все не было. Ни одного. Она закрыла глаза. Страшно хотелось спать. Краем сознания она понимала, что спать нельзя, но ничего не могла с собой поделать. «Поезд меня разбудит, – думала она, – обязательно разбудит».
Но поезда не было.
Вертолет кружил над тайгой без всякой надежды. Полковник Кротов припал лицом к иллюминатору.
«Если бы они ее увезли, – думал он, – там не висела бы куртка. Если бы уже убили, я нашел бы что-то еще, сапоги, например. Она могла ведь и убежать… Да, она могла убежать».
Он чувствовал, что в его рассуждениях мало логики. Это было больше похоже на самоутешение.
«Предположим, она убежала. Сколько прошло времени? Сутки? Двое? Не больше. Сейчас нет сильного мороза, все-таки март. Она могла пойти на звук буровой или к железной дороге. Но с буровыми есть связь. Оттуда бы сообщили…»
– Скоро стемнеет, – заметил летчик, – придется возвращаться.
– Еще немного, – попросил полковник, не отрываясь от иллюминатора.
Сначала Кротов увидел ровную просеку, потом тоненькие полоски рельсов. Потом одинокий домик, крохотный, словно игрушечный.
По этой одноколейке давно никто не ездит, – сказал Кротову летчик, – только иногда проходят товарняки с лесом из Товды. Если там и осталась будка обходчика, она заброшена…
– Ниже, пожалуйста, хоть немного! – попросил полковник. Он сам не мог понять, почему вдруг так гулко и быстро забилось сердце.
Вертолет стал снижаться. С небольшой высоты была отчетлива видна маленькая темная фигурка на снегу. Она лежала, свернувшись калачиком, у самых рельсов.
Лена согрелась. Ей не хотелось просыпаться. Но спать мешал сильный шум и резкий, упругий ветер, от которого захлопали полы широкой короткой дубленки. Она медленно, тяжело открыла глаза. Это стоило огромных сил. Ветер бил в лицо, глаза стали слезиться, она ничего не видела. Еще одно героическое усилие – и она приподнялась на локте. По глубокому снегу к ней бежал Сережа и еще какие-то люди. А рядом быстро крутился огромный пропеллер вертолета.
Полковник Кротов поднял на руки свою жену. Она показалась ему легкой, почти невесомой.
Эпилог
– Регина Валентиновна, возможно, я задам бестактный и трудный для вас вопрос. Как вам удалось, пережив такое горе, сразу включиться в работу?
Телеведущий, молодящийся плейбой с бородкой, смотрел на Регину своими светло-серыми, чуть прищуренными глазами. На его лице было написано искреннее, теплое соболезнование.
– А как же иначе? – грустно улыбнулась Регина. – Концерн «Вениамин» – это моя жизнь, если хотите, мой ребенок. Наше с Вениамином Борисовичем дитя. Было бы предательством остановиться сейчас, не довести до конца проекты, которые задумал мой муж.
– Да, кстати, ваш последний проект… Насколько я знаю, это будет бомба, своеобразный переворот в мире популярной музыки.
Лена разливала чай по чашкам. На кухне за столом сидели Сережа и Мишаня Сичкин.
Вбежала Лиза, залезла к папе на колени.
– Мамочка, а мне чайку? – сказала она. – Мне с лимончиком. Скоро будет «Спокойной ночи»? – Скоро, Лизонька, скоро, – ответила Лена, достала еще чашку, продолжая смотреть на экран телевизора.
– Ну, не станем произносить громких слов, – Регина опять улыбнулась в камеру, на этот раз немного смущенно, – просто Вениамину Борисовичу пришла в голову свежая, яркая идея. Она такая же свежая и яркая, как многие его замыслы. Разница только в одном. Этот проект оказался для него последним. К сожалению.
– Нет, не могу больше! – не выдержал Мишаня Сичкин, встал и переключил на другую программу. Там шла веселая старая комедия.
– Дядя Мишаня! Ты что?! – возмутилась Лиза. – Там сейчас будет «Спокойной ночи»!
– Не сейчас, малыш, – Лена отрезала ломтик лимона и положила в Лизину чашку с чаем, – минут через пятнадцать.
– Не верю я, будто ничего нельзя сделать! Не могу и не хочу верить, – еле слышно, сквозь зубы проговорил Мишаня.
– Ну что ты опять заводишься? – покачал головой Кротов. – Нельзя доказать, невозможно! Судебные медики все сделали, по полной программе. Нет там следов отравления. Острая сердечная недостаточность. По заключению экспертов, Вениамин Волков умер ненасильственной смертью.
– Но ведь она отравила Волкова, – не унимался Мишаня.
– Конечно, – кивнул Сергей, – отравила. Но воспользовалась ядом, который не оставляет следов, и никакой химический анализ его выявить не может.
– Да к черту эти анализы! – Мишаня почти кричал, он не мог успокоиться. – А Никита Слепак? Митя и Катя Синицыны? Певец Азаров? А взрыв коляски? Да я бы… я бы сам заплатил киллеру, честное слово! Я бы своими руками убил!
– Дядя Мишаня, – строго сказала Лиза, – что ты кричишь? Нельзя никого убивать! Ты понял? И вообще, переключайте на «Спокойной ночи»!
* * *
А на юге, на Черноморском побережье, в полутемной гостиной собственного трехэтажного особняка сидел, уставившись в экран телевизора Владимир Михайлович Кудряшов всесильный хозяин тайги, авторитет Кудряш.
– А ведь переиграла ты меня, Регинка, – задумчиво произнес он, поедая глазами красивое, точеное лицо на экране, – вот ведь кремень баба! Дело для нее превыше всего. Нужен ей был Волков – отмазала его от вышака. Стал мешать – прикончила, хоть и муж он ей. И как чисто, аккуратно, без посторонней помощи, Я ведь не ожидал от нее такого, думал – все, не выкрутится. А она меня переиграла. Уважаю!
Глухонемая Нина бесшумно подошла, села на пол, у ног авторитета, и положила светло-русую голову к нему на колени.
* * *
Длинный, как крокодил, черный «Линкольн» с непроглядными зеркальными стеклами бесшумно отчалил от запруженной стоянки у здания телецентра «Останкино».
– Ну, Антоша, кажется, прямой эфир прошел неплохо. Регина откинулась на мягкую спинку сиденья и прикрыла глаза.
Антон Коновалов нежно поцеловал ее холодную мягкую щеку.
– Да, Ришенька, ты выглядела потрясающе. Я видел в мониторах. Оператору даже не надо было выбирать ракурсы. Тебя, как ни снимай, все красиво!
– Я не об этом, детка, – поморщилась Регина.
– А о чем же?
Она не сочла нужным ответить…
За «Линкольном» неотлучно следовал маленький грязноватый «жигуленок». Огни встречных машин иногда выхватывали из темноты лицо человека за рулем – глубокие оспины на щеках, странно-светлые, почти белые глаза под голыми, без бровей, надбровными дугами.
Киллер Вася Слепак готовился выполнить свою обычную работу, но не на заказ, не за деньги, а бесплатно. Для себя лично.
