– Ты прости, майор! Вылетело из башки! Сразу собирался тебе позвонить, но так как результат нулевой был, зашился и забыл…
– Почему нулевой?
– Да ты понимаешь, у него программа почтовая накрылась, – торопливо и виновато объяснял Звонарёв, – восстановить удалось, но письма потеряны. А потом с девицей этой, Лагиной, у нас проблемы… В общем, сбежала она. А нас тут папа Траубе прессует не по-детски. Прикинь, преступницу нашли, а удержать не сумели!
– Не понял, что значит, сбежала? Откуда?
– Да из больницы. Местная больница на Арсенальной ей сильно помочь не смогла, её и перевели в городскую, под надзор. Ну, она и слиняла из-под этого надзора.
– Ё-моё! Ну вы даёте! Что ж у вас подследственные по городским больницам шастают?! Да ещё под таким надзором?! Почему не в больничке при «пятёрке»?
– Там с лекарствами швах, – неохотно пояснил Звонарёв, – боялись, что она до конца следствия не доживёт. Ну, а папаша теперь этот рвёт и мечет, орёт, что мы её специально выпустили. Мол, в своё время оболгали его сына с тем изнасилованием, а теперь нарочно выпустили виновную, чтобы отомстить. Так что, Сергеев, мы теперь кругом виноваты.
– А то нет?! – зло рявкнул я. – Как она могла в таком состоянии сбежать? Приходил к ней кто-нибудь?
Звонарёв грустно помолчал, потом покаялся:
– Да в том-то и дело, что приходил. Подруга пришла под вечер, якобы навестить. Размалёванная, ясен перец, из своих, из проституток. Притащила той апельсины какие-то и одежду.
– Какую одежду?! – я перешёл на крик. – На улице тридцать пять! Какая ей, на фиг, одежда?! Какие апельсины?! Вы там с ума посходили, что ли?
– Да не ори ты, Сергеев, без тебя тошно, – вяло отлаивался следователь. – Недосмотрел дежурный охранник, всяко бывает. Он тоже подругу эту спрашивал подробно, как зовут, зачем идёт, зачем одежда… Ну, та и пояснила, что зовут Лилей, идёт, чтобы с подругой попрощаться, мол, та – не жилец, одежду несёт, потому что Лагина мёрзнет. Ну, наркоманка же, ломает её ещё до сих пор, да и СПИД… Ну, холодно ей… Вот он и пожалел девчонку. Знает же, что та реально умирает, решил пустить. Пусть, мол, попрощаются подруги.
– А документы он у неё не пробовал спрашивать, добрый такой?!
– Спросил, конечно. Та паспорт предъявила на имя Башениной Лилии Андреевны, уроженки славного города Ялты, одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения. Гражданка России, регистрация в Питере постоянная. Незамужем. Он паспорт посмотрел и пропустил. Девица в палату зашла, побыла там десять минут, как охранник велел, и ушла восвояси. А он минут через пять заглянул к Лагиной, а той и след простыл. А к батарее верёвка привязана. Через окно удрала, сука…
Вот это поворот. Конечно, проститутки народ бывалый, им из-под стражи сбежать – раз плюнуть. Но вот так нагло и откровенно, это уже чересчур. Практически среди бела дня, ну, или бела вечера, рискуя, что охранник в любой момент может заглянуть в палату…
– А почему он не зашёл к Лагиной вместе с подругой? – я ещё пытался что-то выяснять.
– Ну, не знаю я, почему он не зашёл! Не знаю! Третий этаж… Никак не думал, что больная девица, которая и ходит-то еле-еле, отважится на побег. Ну, что ты из меня жилы рвёшь?! Наказали мы парня, выговор объявили. Не под суд же его… Работать и так некому. Или ты один за всех отработаешь?
– Лучше я один за всех отработаю, чем вы преступников на свободу будете отпускать, – пробурчал я.
– Ага! – позлорадствовал Звонарёв. – Только у тебя это тоже не очень получается. Нашёл мстителя-то своего?
– Считай, нашёл. Девица эта, которая – подруга, как выглядела? Фоторобот сделали? Отпечатки есть? Башенину эту ялтинскую проверяли? – я засыпал следователя вопросами.
– Есть, конечно, и фоторобот, и опечатки… Башениной в природе города Питера не существует… В базе пальчики нашли – некая Варвара Рудая, в две тысячи пятом объявлена в розыск, пропала без вести…
– Знаю я, кто такая Варвара Рудая, – в общем-то, я был уверен, что он назовёт именно это имя, – она, кстати, и есть «мой» мститель. Так что, молодцы вы, ребята! Не только подследственную, чья вина доказана, упустили, но и киллера прошлёпали. Гореть вам в аду, лишенцы!
– М-да, – протянул Звонарёв, – неожиданный поворот. Кто же мог подумать, что киллер этот – баба? Ты ж втихаря всё, в одно жало месишь… Поделился бы тогда информацией, глядишь, удалось бы и Лагину не упустить, и Варвару эту прихватить. Чем чёрт не шутит?
– У тебя, Звонарёв, чёрт шутит всем подряд. Скажи спасибо, если я твоему начальству не расскажу, что за подруга к Лагиной приходила.
– Спасибо! – искренне проблеял непутёвый следователь. – Тебе фоторобот прислать?
– Немедленно. На электронку. Сейчас эсэмэской адрес кину, куда слать. Только не забудь, как с письмами Траубе… Кстати, насчёт писем… Ты мне голову задурил своей Лагиной! Письма не могут исчезнуть. По-твоему, если компьютер сломался, то почтовый ящик накрылся? Я, может, не силён в компьютерах, но до такого даже мне не додуматься. Письма на почтовом сервере сохраняются, они оттуда никуда деться не могут. Или ты считаешь, что пришедшая почта хранится в коробочке под столом и называется компьютер?
– Да не дурней тебя, майор! – возмутился Звонарёв. – Сервер накрылся. Ну, бывает такое. Пришло письмо, мол, сервер подвергся нападению хакерских атак, и вся имеющаяся на нём информация потеряна. Приносим свои извинения за доставленные неудобства. Такая вот байда!..
– Что-то ересь какая-то получатся, – я так и не смог понять ситуацию, – у меня сколько раз сервер почтовый накрывался, но потом все письма восстанавливались…
– А тут не восстановились. Короче, нету писем. Только новые, которые пришли уже после того, как они работу свою наладили. Так что, звиняй, майор, накладочка…
Так, значит того, что писал киллер Траубе, мы не узнаем уже никогда. Что ж, будем ждать новых посланий. Но теперь очевидно, что дело Траубе относится к нашей серии. Я, правда, и раньше нисколько в этом не сомневался. Значит, Лагина и Маслова – подруги? Или подельницы?
– А как словами этот ваш горе-охранник описал подругу? Ну, рост, фигура…
– Довольно высокая, где-то около метра семидесяти пяти, может, выше, в блестящих зелёных лосинах, в красном топике, очень худенькая, грудь большая, брови чёрные, глаза зелёные, нос длинный. Да я тебе полное описание пришлю из объяснительной вместе с фотороботом. Идёт?
– Давай. Только срочно! И адрес электронный этого Траубе тоже пришли. Лосины зелёные… – передразнил я Звонарёва и отключился.
Через двадцать минут я уже рассматривал фоторобот подруги, которая помогла Лагиной бежать из больницы. Это было изображение куклы Барби, безо всякого сомнения. Охранник этот, похоже, в фотороботе воплотил свою сексуальную фантазию. Ничего человеческого в лице не было. Огромные кукольные глаза, белоснежные волосы, распущенные по плечам и перехваченные широкой тесёмкой на макушке, сексапильный рот с пухлыми губами и кроваво-красной помадой… Да, по такому фотороботу только в кукольном магазине, на прилавках, преступницу искать. Хотя, можно и на панели. Если это – проститутка, то во внешности ничего удивительного. Но, это же – Маслова? И что получается? Отпечатки Рудой-Масловой на дверце «мазды» оставило мелкое, субтильное существо. В этом случае, эти же отпечатки принадлежат высокой, грудастой Барби. Хрен с ним, морду накрасить можно, да и не видели мы её толком на видеосъёмке… А с остальным что делать?.. Нет, невозможно! У Масловой крошечная грудь (что на прежних, старых снимках, что на видеосъёмке), рост не больше метра шестидесяти… А что касается лица… Что-то неуловимо знакомое в нём было, но что? Актриса какая-то? Певичка из миллиона девичьих групп, мелькающих по телевизору? Допустим, грудь накладная. Допустим, на голове парик. На лице тонна косметики, это даже по фотороботу понятно. Что делать с ростом? В описании про обувь ничего не сказано. Если предположить, что девица, ростом метр шестьдесят, наденет туфли на каблуке и платформе, наподобие тех, что носят стриптизёрши, то рост увеличится сантиметров на пятнадцать. Что и требовалось доказать. И что мне с этим фотороботом делать? Отдать в ориентировку? Боюсь, надо мной посмеются, по роботу всё едино, никого не найдут, а среди коллег начнут называть Кеном. Но, что-то в лице знакомое. У тебя же всегда была идеальная память на лица, Сергеев! Думай, думай!
