- С Новым годом, Танечка! - сказал свекор, разливая вино, а Марина Александровна поднялась и расцеловалась с невесткой.
После нескольких бокалов она размякла, разоткровенничалась и заявила Тане, что хотя поначалу и была противницей такой женитьбы сына, убедилась, что Иван попал в надежные и любящие руки, и теперь, когда душа ее спокойна, она наконец может пожить и для себя.
Таня ее не очень поняла, что такое "пожить для себя" - а для кого же свекровь жила до сих пор? - но сочла за благо промолчать и только согласно кивала головой.
Павел Иванович, уже прилично набравшийся, пустил слезу и только приговаривал:
- После нас все вам достанется, детки мои хорошие... И квартира, и мебеля... Только вы уж постарайтесь нас ублажить на старости лет...
- Ты что это, отец? - Марина Александровна посмотрела на мужа со значением.
- А то. Мне до пенсии три года осталось... Внучков нянчить хочу, вот что... Детишек-то вволю понянчить не дала...
Марина Александровна вспылила.
- Завел шарманку! Иди проспись, а то залил глаза, обрадовался! А еще удивляемся, в кого это у Ваньки такие наклонности.
- Наклонности-наклонности... - пробурчал Павел Иванович, но жену послушался, отправился укладываться.
Женщины еще посидели немножко, посмотрели праздничный балет на льду и тоже разошлись по койкам.
Потрафить свекру, мечтающему о внучатах, Таня при всем желании не могла после больницы Иван ни разу не спал с ней, даже и не проявлял желания. Поначалу она еще пыталась проявить в этом плане какую-то активность, но все было бесполезно. Умом она смирилась с этим положением, надеясь, что со временем все выправится и встанет на свои места. Но все чаще поднималось в ней какое-то горькое томление. Ей снова стал являться незнакомец в маске. Все было так же, как в тех, прежних снах, только в кульминационный момент незнакомец разражался неслышным смехом и отталкивал ее.
После борща и жаркого Иван запросил чаю. За чаем он съел половину пирога с лимоном, который Таня планировала на ужин, сладко потянулся и сказал:
- А что сегодня по телику?
- Не знаю, - сказала Таня. - Я газету не вынимала еще.
- Слушай, я бы сам сходил, но что-то так наелся, что и пошевельнуться не хочется...
Таня вздохнула.
- Ладно, спущусь. Только ты тарелки в мойку составь да со стола вытри.
Она спустилась на первый этаж и вытащила из ящика сегодняшнюю "Смену" с программой и кроссвордом и большой красивый белый конверт с их адресом, и фамилией. Верхний угол конверта украшали два рельефных золотых кольца.
От кого бы это? Таня с трудом удержалась, чтобы не распечатать конверт прямо в лифте. Все же надо бы раскрыть при Иване и прочитать вместе. Но ведь любопытно! Иван лежал на их широкой кровати и смотрел в потолок.
- Принесла? - спросил он. - Давай сюда!
Таня протянула ему конверт.
- Это еще что? От кого?
- Не знаю. Давай вместе посмотрим.
- Что ж ты сама не раскрыла... Ну ладно, посмотрим.
Он вынул из конверта белую складную открытку с такими же кольцами и надписью "Приглашение на свадьбу", развернул, открытку и вслух прочитал:
- "Милые Танечка и Ванечка! Приглашаем вас 27 апреля в 17:00 в Голубой Павильон на нашу свадьбу и торжественный обед. Сбор в 16:00 у памятника "Стерегущему" (станция метро "Горьковская"). Татьяна, Павел"... Тут еще на обороте что-то... Вот. "Ванька, не вздумай не прийти. Ты свидетель. Услуга за услугу. Поль".
- Павел женится, - сказала Таня. - А что за Татьяна?
- Понятия не имею, - ответил Иван. - Может, кто-нибудь с работы... А вдруг это Танька Захаржевская, сестра Ника? Они вроде знакомы... Ты помнишь Ника?
- Это такой вертлявый, язвительный, у нас на свадьбе?
- Да. Он неплохой вообще-то, только корчит из себя... Танька лучше него. Классная девчонка, самостоятельная. Если она - хорошо бы.
- А ты позвони да узнай.
Назавтра Таня отволокла вяло сопротивлявшегося Ивана в общагу на Маклина, где мастерица Оля (Поля давно уехала домой в Житомир) вставила замечательные, почти незаметные клинья в его свадебный костюм.
Для Павла осень получилась ураганной. Он мотался из Москвы в Питер и обратно, на ходу писал всякие заявки и заявления, выступал с докладами на советах, президиумах и коллегиях, встречался в широком и узком кругу с учеными, военными, чиновниками разных министерств. Переезжать в столицу он категорически отказался, чувствуя, что не вправе оставлять еще не оправившегося отца и Заторможенную, явно нездоровую сестру на мать, недобрую и непредсказуемую. Поэтому с подачи Рамзина специально под Павла в небольшом, но серьезном закрытом институте создали отдел, а чтобы должности начальника отдела соответствовала ученая степень, моментально организовали закрытую защиту в рамзинском головном институте, на которую Павел вместо диссертации представил на тридцати двух страницах свои разработки по голубым алмазам. Кандидатский минимум у него был давно уже сдан, а прочие бюрократические препоны публикации, апробации и тому подобное - были сметены мощной рукою Рамзина. Протокольная часть, которая, как известно любому диссертанту, отнимает куда больше крови и нервов, чем сама работа над диссертацией, была организована так, что Павел ее попросту не заметил. У учреждения, в которое он пришел, не было названия, только номер - "4-12". Эта цифра, до боли знакомая многим, подарила приятелям Павла массу веселых минут - напомню, что в те годы ровно столько стоила поллитровая бутылка "Столичной".
- Знаем-знаем, чем в таком институте занимаются, - похохатывая, говорил каждый и похлопывал Павла по плечу.
О Варе он вспоминал эпизодически, и эти воспоминания были для него мучительны. О Тане не вспоминал вовсе, пока, уже в середине ноября, она сама не пришла поздравить его - он только что вернулся из Москвы кандидатом наук.
В тот вечер у Павла получилось нечто вроде импровизированного малого банкета. Не сговариваясь, собрались самые близкие из коллег и друзей. Они шумно переговаривались и спорили, сыпля непонятными для непосвященных терминами, что-то писали на салфетках и с торжествующим видом совали друг другу под нос, выпивали, кто умеренно, а кто и не очень. Таня посидела в этом гаме минут пятнадцать и исчезла настолько незаметно, что Павел заметил ее отсутствие, только когда гости стали расходиться. Утром он позвонил ей.
Дальше все получилось как-то само собой. Она умела оказаться рядом в самую нужную минуту - отвезти чрезвычайно важную, но в суматохе забытую бумажку в аэропорт отлетающему коллеге, взявшемуся передать оную бумажку в министерство или еще куда-нибудь, подкинуть самого Павла на совещание в другой конец города, проворно и без ошибок напечатать срочный материал, четко и красиво вычертить график. Павел узнал, что она ушла из управления культуры, чтобы спокойно закончить университет, и у нее образовалась масса свободного времени. Ее желтые "Жигули" на шипованной резине носились по городу в любую погоду - теперь преимущественно по делам Павла. Все у Тани получалось настолько легко и как бы между прочим, что Павел быстро перестал терзаться мыслью, что безбожно ее эксплуатирует. В доме было тягостно - из-за матери, всегда бывшей нелегким человеком, и особенно из-за Елки, сделавшейся совсем чужой - мрачной, замкнутой, навевающей тоску. Отец после санатория почти перестал бывать дома, только заглядывал по пути со службы на дачу. Постепенно у Павла сложилась привычка проводить все свободное время, которое у него оставалось, у Тани, где было уютно, непринужденно и чуть безалаберно. Он близко сошелся с Адой Сергеевной, очаровательной, удивительно молодой матерью Тани, которую все принимали за ее старшую сестру. Танин отец, которого Павел еще со школьных времен запомнил больным, неопрятным и неприятным стариком, теперь был совсем плох и не вылезал из больниц. В доме о нем не говорили, сами следы его присутствия как-то выветрились. Сюда запросто приходили разные интересные люди - артисты, музыканты, художники, здесь музицировали, читали стихи, рассказывали анекдоты и интересные случаи из жизни, пили много чаю, ароматного, с какими-то особыми добавками, и много смеялись.
Именно сюда Павел примчался встречать Новый год и именно здесь, танцуя с Таней под пушистой, горящей разноцветными огнями елкой, радостный, опьяненный шампанским и близостью прекрасной юной женщины, он сделал ей предложение. Она приняла его.
И Ада, и родители Павла, особенно мать, отнеслись к такому решению детей в высшей степени благосклонно.
Уже был куплен свадебный подарок - недорогой, но симпатичный кофейный прибор цвета шоколада, на котором Таня остановила свой взгляд после многочасового похода по магазинам. Уже был отобран наряд, в котором она придет на свадьбу самого дорогого Иванова друга. Не сказать, чтобы выбор был очень затруднителен: черный брючный костюм с жилетом уже не годился в качестве парадного - поношен и старомоден. Оставалось только бархатистое платье бутылочного цвета с пышными рукавами, к которому нужно всего лишь пришить свежий кружевной воротничок. На цветы, которые они купят по пути к Дворцу, было заранее отложено семь рублей. На очередном приеме у нарколога Иван попросил дать ему двойную дозу порошка и гипноза - свадьба у друга, на которую он не может не пойти... Доктор ничего удваивать не стал, но провел среди Ивана большую разъяснительную работу и велел показаться, самое позднее, через два дня после свадьбы...
