— Почему она прислала именно тебя? — спросила сестра Ребекка, когда я уселась.
— Я время от времени выполняю ее поручения — особенно с тех пор, как поступила в университет.
— А-а, тебе нужны деньги.
Я утвердительно кивнула.
— Сестру Эсперансу гораздо больше печени беспокоит ее племянник, — сказала я.
Глаза сестры Ребекки забегали: она, видимо, пыталась вспомнить, что у сестры Эсперансы за племянник. Затем она выжидательно уставилась на меня. Мне подумалось, что теперь я беседую уже не с наивной старушкой, греющейся на солнышке, и нужно быть очень осторожной, чтобы не допустить какой-нибудь оплошности.
— Дело в том, что он женат на замечательной девушке, но у них не может быть детей.
— А-а… — сказала сестра Ребекка таким тоном, как будто ей вдруг стало понятно, зачем я к ней пришла. — И она сказала тебе, что нужно обратиться ко мне?
— Она не знает, что делать. Ее племяннику и его жене придется ждать годы, прежде чем они выполнят все формальности по усыновлению какого-нибудь малыша.
— Жаль. Дети — это благословение Божье. У тебя есть жених?
— Был, но в конце концов женился на другой. Она забеременела.
Поскольку это было правдой, у меня задрожал голос, а на последнем слове я вообще запнулась. Сестра Ребекка подняла руку и положила ее на мою. Ее ладонь была довольно прохладной, но я предпочла бы, чтобы она была горячей.
— У тебя появятся другие женихи, не переживай. Мне хотелось бы встать и пройтись по галерее.
Я помогла ей подняться на ноги, и мы начали очень медленно прогуливаться. Сестра Ребекка была ниже меня ростом и не отличалась дородностью. Я подумала, что, если она сейчас начнет падать, я сумею помочь ей удержаться на ногах. Идти с такой черепашьей скоростью было занятием не из приятных, но я рассчитывала извлечь из этой «прогулки» пользу. Сестра Ребекка использовала в своих целях меня, а я намеревалась использовать в своих целях ее.
Она сказала тихим голосом:
— Сестра Аделина — очень добрая, но ленивая. Она погуляет со мной пять минут и говорит, что ей нужно заниматься какими-то другими делами.
Я решила, что лучше воздержаться от комментариев.
Мы гуляли показавшуюся мне бесконечно долгой четверть часа. Сестра Ребекка рассказывала мне об обитателях этого монастыря, которых я не знала, и о былых временах, когда никто не отлынивал от работы.
— А как вам работалось в родильном доме? Сестра Эсперанса говорила, что вы когда-то были акушеркой.
— Очень многие детишки родились на свет с моей помощью. У меня была легкая рука: никто не рождался посиневшим, никто не задыхался оттого, что шею обвила пуповина.
— Именно так мне и говорила сестра Эсперанса.
Я наконец подвела сестру Ребекку к стулу, и мы остановились, погрузившись в молчание на несколько минут, в течение которых она, похоже, о чем-то напряженно размышляла.
— Как зовут ее племянника?
— По-моему, Габриэль. Она называет его Габи.
— А его жену?
— София. Софи.
— Где они работают? Как живут? — спросила сестра Ребекка, резко опускаясь на стул.
Я схватила ее за руку на случай, если она вдруг не удержится на стуле.
— Сестра Эсперанса говорила мне, что у этого парня большое будущее. Она, похоже, им гордится. У него очень хорошая должность в транснациональной корпорации. Его жена дает частные уроки, обучает иностранным языкам. У них очень красивый дом, и любой ребенок был бы с ними счастлив.
— А где находится их дом?
— Не знаю. Она мне этого не говорила.
— Сестре Эсперансе нужно будет поговорить непосредственно со мной. Мы с ней уже давненько не виделись.
— Она предпочитает, чтобы вы поговорили со мной, а после уже она приедет к вам сама. Не знают, подходит ли это вам.
— Ситуация изменилась, я теперь уже пенсионерка, но знаю кое-кого, кто, возможно, сможет им помочь. Проводи меня в комнату.
Мы потратили едва ли не полчаса на то, чтобы преодолеть расстояние в каких-нибудь три десятка метров. Попавшаяся нам навстречу сестра Аделина, юная монахиня, поприветствовала нас взмахом руки: она явно была довольна тем, что вместо нее с этой старушкой вожусь я.
Зайдя в свою комнату, сестра Ребекка села на кровать, стоявшую возле окна. Из этого окна была видна залитая солнечными лучами галерея, по которой мы с ней гуляли. Ближе к двери у стены стояла еще одна кровать.
— Открой вон тот ящик, — сказала она, указывая на комод, — и достань из него записную книжку и шариковую ручку.
Я сделала то, о чем она попросила.
Сестра Ребекка вырвала из записной книжки лист бумаги и дрожащей рукой написала на нем имя и номер телефона. У нее на это незатейливое действие ушло, как мне показалось, лет сто, не меньше. Старость — это, конечно же, ужасно. Но не менее ужасным является и младенчество, когда маленький человечек на все сто процентов зависит от поступков взрослых людей.
— Ей всего лишь нужно сказать, что она звонит от моего имени и что мне хотелось бы, чтобы эта супружеская пара смогла стать счастливой.
Я сказала монахине, что позвоню сама, потому что сестра Эсперанса предпочитает в это не ввязываться.
— Но ведь она приедет ко мне? — спросила монахиня.
— Конечно.
— Спроси, какие условия. Если у тебя возникнут какие-то сомнения, приходи ко мне.
— Но как они это сделают?
— Шаг за шагом. Один человек выведет вас на второго, второй — на третьего, и в конце концов все будет хорошо. Не переживай.
— Я скоро приду вас навестить, сестра Ребекка. Мне нужно многое у вас узнать. А это я положу на место, — сказала я, беря записную книжку и шариковую ручку.
Шариковую ручку я и в самом деле положила в ящик, а вот записную книжку незаметно засунула за пояс штанов — так, чтобы ее не было видно. Потом я взяла свои вещи и направилась к двери. Там я остановилась и взглянула на монахиню. Ее ступни не доставали до пола. Ладони она сложила вместе — одну на другую.
— Если увидишь сестру Аделину, скажи ей, что мне нужно в туалет.
«До свидания! До свидания!» — говорила я сестре Аделине и другим монахиням, попавшимся навстречу, когда я шла к выходу. Покинув монастырь, я надела куртку, заправила штаны в сапоги, вытащила записную книжку сестры Ребекки и взглянула на имя, написанное на листке бумаги. Когда я прочла его, у меня от волнения едва не закружилась голова. На листке было написано: «Анна Кавадас». А ниже был указан номер телефона. Анна, у которой есть собака; Анна, дочь которой похожа на индуску; Анна, в доме у которой бассейн; Анна, у которой любовник таиландец; Анна, у которой везде много друзей…
Мне очень хотелось полистать записную книжку монахини: в ней, наверное, можно найти много интересного. А еще мне не терпелось рассказать обо всем Лауре, поэтому я при первой же возможности позвонила домой и, когда Лаура взяла трубку, сказала, что жду ее на вокзале Аточа.
Мне не пришлось ни врать, ни отмалчиваться в разговоре с Вероникой, пытаясь не рассказывать ей о своих отношениях с Валентином, о подробностях замечательной свадьбы Матео, о красоте невесты и о доме, возле которого на огороженном участке бегал конь. Вероника, когда я ее увидела, была очень взволнована. Мы встретились с ней у входа в вокзал. Спросив как бы между прочим, как мои дела, она сказала, что только что разговаривала с сестрой Ребеккой — акушеркой, которая, возможно, помогала мне рождаться на белый свет и затем передала меня Грете и Лили. Поскольку эта престарелая монахиня еще вроде бы не впала в старческое слабоумие, Вероника решила попытаться выудить у нее кое-какую информацию и наврала про семейную пару, у которой не может быть детей, но которая хочет завести ребенка, и тогда монахиня клюнула на это и дала ей контакты женщины по имени Анна. Эта подруга Греты и подруга матери Вероники была посредником между Гретой и сестрой Ребеккой.
— Мы попали в самую точку, — сказала Вероника. — Это бизнес, в котором есть покупатели, продавцы, посредники, консультанты и еще черт знает кто. Мне искренне жаль, что жертвой всего этого когда-то стала и ты.
Мне было непонятно, почему она говорила таким торжествующим тоном, ведь для меня все это являлось лишь подтверждением того, что моя жизнь пошла наперекосяк.
— Мне хотелось бы жить нормальной жизнью. Валентин предложил мне встречаться с ним.
Вероника прищурилась, пытаясь вникнуть в смысл моих слов, и, видимо, поняла, что на свадьбе Матео я провела весь вечер с Валентином — или, как она его называла, Жердью — и что я не ценю должным образом ее усилий и того, что ей удалось узнать.
— Здесь пахнет очень скандальными разоблачениями, которые имеют отношение не только к тебе, понимаешь?
— Да, но я хочу стать такой, как все остальные, и больше не быть бедненькой девочкой, окруженной ложью. Я больше так не могу!
