Ознакомительная версия.
– Штырь, давай не сейчас – по дороге это перетрем. Мне только пожрать и под душ залезть. Если успеем, это будет такая пруха…
И вот они уже мчались в северном направлении на «мерседесе», который раздобыл Штырь: где именно – Страйк предпочел не спрашивать. Первые шестьдесят миль детектив, не спавший несколько ночей, клевал носом и очнулся, всхрапнув, только от звонка мобильного в кармане костюма.
– Страйк, – сонно сказал он в трубку.
– Отличная работа, дружище.
Звонил Уордл. Его тон не вязался с этими словами. Да и то сказать: именно Уордл руководил следствием, когда с Рэя Уильямса сняли все подозрения в убийстве Келси.
– Рад слышать, – ответил Страйк. – Ты же понимаешь: сейчас ты единственный коп в Лондоне, кто готов со мной разговаривать.
– Ну что ж делать, – полушутливо сказал Уордл. – Количество переходит в качество. Я что звоню: Ричарда нашли. Поет как кенар.
– Ричард… – пробормотал Страйк.
У него было такое ощущение, что истощенные мозги очистились от всех подробностей, которые преследовали его не один месяц. Мелькавшие за пассажирским окном деревья ласково помахивали летней зеленью. Страйк мог бы отсыпаться сутками.
– Ричи… Дикки… байкер, – напомнил Уордл.
– Да, точно. – Страйк рассеянно почесал пришитое ухо и ругнулся. – Больно, етит твою… это я не тебе… стало быть, он заговорил?
– Парень дурковатый, – сказал Уордл. – У него дома склад краденого.
– А ведь я подозревал, что наш Донни этим промышляет. Он всегда был нечист на руку.
– Там целая шайка работала. Так, по мелочи, на крупные дела не замахивались. Ричи единственный знал о двойной личине Лэйнга: думал, тот с социалкой мухлюет. Лэйнг попросил троих дружков его прикрыть, а для этого инсценировать поездку на мальчишник в Шорэм-бай-Си – именно в те выходные, когда была убита Келси. Вероятно, наплел, что у него где-то есть дамочка, о которой Хейзел знать не нужно.
– Да, пел он всегда складно, – отметил Страйк, вспомнив дознавателя на Кипре, который с готовностью снял с Лэйнга обвинения в изнасиловании.
– А как ты допер, что в те выходные их там не было? – полюбопытствовал Уордл. – У них же фотки лежали наготове, одно, другое… как ты понял, что никакого мальчишника в день ее смерти они не устраивали?
– Да очень просто, – ответил Страйк. – По чертополоху.
– То есть?
– По чертополоху, – повторил Страйк. – Чертополох в апреле не цветет. Он цветет летом и осенью – я же вырос в Корнуолле. Вспомни фото Лэйнга и Ричи на берегу… там куст чертополоха. Мне надо было сразу обратить внимание… но я постоянно отвлекался.
Закончив разговор, Страйк стал смотреть на проносившиеся мимо поля и деревья, а сам перебирал в голове события последних трех месяцев. Вряд ли Лэйнг знал о Бриттани Брокбэнк, но наверняка нарыл достаточно, чтобы знать о процессе над Уиттекером, в ходе которого тот со скамьи подсудимых процитировал «Mistress of the Salmon Salt». Похоже, Лэйнг расставлял на него сети, даже не рассчитывая на богатый улов.
Штырь включил радио. Страйк не спорил, хотя предпочел бы еще подремать; он опустил стекло и закурил. В ярких лучах утреннего солнца стало видно, что надетый в спешке итальянский костюм задрызган соусом и красным вином. Самые заметные присохшие кляксы удалось отскоблить, но тут ему вспомнилось нечто другое.
– Тьфу, зараза!
– Чё такое?
– Забыл кое-кого бортануть.
Штыря разобрал смех. Страйк скорбно улыбнулся, что оказалось болезненно. На лице у него не было живого места.
– Хотим свадьбу сорвать, Бунзен?
– Еще чего! – Страйк вытащил очередную сигарету. – Меня же пригласили. Как друга. Я гость.
– Ты ее с работы турнул, – сказал Штырь. – В кругах, к которым я близок, друзей так не опускают.
Страйк хотел заметить, что в кругах, к которым близок Штырь, друзья слабо представляют, что такое работа, но воздержался.
– Она на маму твою похожа, – после долгого молчания выговорил Штырь.
– Кто?
– Кто-кто… Робин твоя. Добрая. Ребенка спасти хотела.
Страйку трудно было оправдать свой отказ от спасения ребенка в присутствии человека, которого в шестнадцать лет вытащили, окровавленного, из придорожной канавы.
– Я готов зазвать ее обратно, понял? Но когда она тебе в другой раз позвонит… если позвонит…
– Понял, не дурак. Сразу тебе стукну, Бунзен.
Из бокового зеркала на Страйка смотрело лицо, которое могло бы принадлежать жертве автокатастрофы. Нос побагровел и распух до невероятных размеров, левое ухо почернело. При свете дня стали особенно заметны некоторые издержки бритья левой рукой. Воображая, как он будет протискиваться в церкви на заднюю скамью, Страйк понял, что привлечет всеобщее внимание, а если Робин к тому же не пожелает его видеть, то и вовсе получится форменная сцена. Ему не хотелось портить для нее такой день. При первых же признаках недовольства, молча поклялся себе Страйк, он тут же уйдет.
– БУНЗЕН! – взволнованно заорал Штырь – Страйк даже вздрогнул. Штырь прибавил звук.
«…был арестован Шеклуэллский Потрошитель. После тщательного обыска в квартире, расположенной в жилом районе Уолластон-Клоуз, лондонская полиция предъявила обвинения Дональду Лэйнгу, тридцати четырех лет, в убийстве Келси Платт, Хизер Смарт, Мартины Росси и Сейди Роуч, в покушении на убийство Лайлы Монктон, а также в жестоком нападении на шестую женщину, имя которой не разглашается…»
– А ты, можно подумать, вообще не при делах! – расстроился Штырь, прослушав сообщение.
– Время еще не пришло, – ответил Страйк, борясь с несвойственной ему нервозностью: он уже заметил первый указатель на Мэссем. – Скажут и про меня, куда они денутся. И хорошо: мне реклама не помешает, а иначе как бизнес поднимать?
Он машинально взглянул на запястье, забыв, что часов у него больше нет, и сверился с часами на приборной доске.
– Дави на газ, Штырь. К началу не успеваем.
По мере приближения к конечной точке маршрута тревога Страйка нарастала.
Когда наконец они примчались в расположенный на холме город, служба шла уже двадцать минут. Страйк проверил по мобильному местонахождение церкви.
– Нам туда. – Он отчаянно тыкал пальцем на другую сторону рыночной площади, обширнее которой не встречал. У всех продуктовых палаток толпились люди.
Штырь, не снижая скорости, пронесся по периметру ярмарки под гневными взглядами пешеходов. Один мужчина в берете погрозил кулаком лихачу со шрамом, нарушившему покой тихого городского центра.
– Паркуйся здесь, вот прямо тут! – велел Страйк, заметив два украшенных белыми бантами синих «бентли», стоявшие у края площади; водители, сняв фуражки, преспокойно трепались и грелись на солнце.
На скрежет тормозов Штыря они обернулись. Страйк отбросил пристежной ремень; за деревьями высилась церковь. Его слегка затошнило; причиной тому, вне всякого сомнения, были две выкуренные с ночи пачки сигарет, недосып и стиль вождения Штыря.
Страйк уже отошел от машины, но ринулся обратно, пока машина не сорвалась с места:
– Жди тут. Может, я сразу вернусь.
Он заспешил, нервно поправляя галстук, мимо недоумевающих водителей, а потом вспомнил, в каком состоянии у него лицо и костюм, и вообще перестал понимать, зачем так дергается.
Прихрамывая, Страйк прошел в ворота и двинулся через безлюдный двор. Внушительное здание напомнило ему церковь Святого Дионисия в Маркет-Харборо; в ту пору они с Робин были друзьями. Тишина сонного, залитого солнцем погоста казалась зловещей. Оставив по правую руку странную, почти языческую колонну, сплошь украшенную резьбой, Страйк приблизился к тяжелым дубовым дверям, взялся за дверную ручку левой рукой и помедлил.
– Ой-ё, – пробормотал он себе под нос и с осторожностью нажал на створку.
Его встретил запах роз: белые розы Йоркшира красовались в высоких вазах и гирляндами свешивались над плотной толпой собравшихся. К алтарю тянулась вереница нарядных шляпок. Появление Страйка осталось почти незамеченным, но кое-кто вытаращил глаза. Протискиваясь вдоль задней стены, он вглядывался в дальний конец прохода.
Распущенные локоны Робин украшал венок из белых роз. Лица ее Страйк не видел. Гипс был снят. Длинный багровый шрам от кисти до локтя виднелся даже с такого расстояния.
– Согласна ли ты, – зазвучал голос невидимого викария, – Робин Венеция Эллакотт, взять в законные мужья этого мужчину, Мэтью Джона Канлиффа, чтобы отныне быть с ним…
Ослабевший, переволновавшийся Страйк не сводил глаз с Робин. Он не заметил, как придвинулся к цветочной композиции в элегантном бронзовом вазоне в форме тюльпана.
– …в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть…
– О черт! – вырвалось у Страйка.
Ознакомительная версия.
