– Тогда получается вот что, – сказал Мэйсон. – Если сговора не было, то у нас четверо подозреваемых: Макдональд, миссис Терборг, Коуп и Маллох, причем с сильным «упором» на Маллоха. Если сговор присутствовал, то к этим четверым мы должны добавить следующих вероятных убийц Олдирна: герцога, Марриэта, Биддла, Нейва, Джервейса Криспина и мадам Меркалову. В этом случае с «упором» на последних двоих. Однако подчеркну, что без сильного «упора». Должен признать, что взаимоувязанные алиби и передвижения на момент убийства сначала поражают. Однако впечатление об их блеске меркнет после того, как повнимательней к ним присмотришься. Вы подпали под это впечатление, мистер Готт, поскольку неразрывно связывали этих людей раньше, когда документ лежал на ковре.
Это здравое и логичное наблюдение Мэйсон, очевидно, припас в качестве последнего предварительного аргумента. Он начал набивать трубку и выжидающе смотрел на Готта, словно ждал обещанных мячей в свою сторону. Логика привела их к этой фазе расследования, если воображение позволит продвинуться дальше – тем лучше. Однако Готт тоже набивал трубку. Раскурив ее, он молча попыхивал, пока не раздался голос Эплби:
– Как вы думаете, Джайлз, мы куда-нибудь продвинулись?
– Полагаю, что у вас есть сдвиги. Я не рассматриваю смерть Олдирна как результат заговора. Исходя из этого и считая ваши пошаговые исключения верными, я признаю, что у вас четверо подозреваемых: Макдональд, миссис Терборг, Коуп и Маллох. Однако они не производят на меня того впечатления, которое должны были бы произвести. – Он сконфуженно посмотрел на бесстрастного Мэйсона. – На самом деле как подозреваемые они мне кажутся довольно бледными фигурами.
Однако Мэйсон никак не отреагировал на это. А Эплби, как и всегда в таких случаях, сказал:
– Продолжайте.
– Давайте приглядимся к ним поближе. Макдональд проработал здесь садовником где-то около сорока лет: сызмальства, как он сам бы сказал. Вы составили представление о нем: это строгий, спокойный, исполненный достоинства человек, несколько своенравный – своего рода квинтэссенция бескомпромиссного шотландского характера. Просто уму непостижимо, что он способен на убийство, причем не одно. К тому же против него вообще ничего нет, кроме рапорта местного сержанта, что нынче рано утром Макдональд зачем-то рыскал по залу. Почему-то я не придаю этому особого значения.
– Именно так, – кивнул Эплби.
– И все равно это нужно как-то объяснить, – возразил Мэйсон.
– Затем миссис Терборг. Разве она не представляет собой другой известный типаж? Рафинированная особа из Новой Англии с европейским образованием и привычками. И мы должны полагать ее виновной в двух убийствах, покушении на убийство и прочих бесчинствах, включая таскание трупа по особняку в предрассветные часы? Не понимаю.
– Именно так, – согласился Эплби. – Она и Макдональд на самом деле представляют собой два столпа добродетели, порожденных западным миром. Они, возможно, способны пойти на преступление, оказавшись в безвыходном положении, но они не решатся совершить одно убийство за другим ради спасения своей шкуры. Великолепный психологический довод. Продолжайте.
– Макс Коуп. Можно, конечно, предположить, что полубезумный старик решил убить Олдирна из-за какой-то давней смертельной обиды. Можно предположить, что Коуп рассылал послания. Он знал, откуда происходит послание Джервейса «Гамлет, отомсти!». И я помню, как он спрашивал, будет ли в зале детектив: это можно счесть подозрительным. Он довольно хитрый старикашка, возможно, зловредный. Но я не представляю, что у него хватило бы духу совершить все, что произошло. Я достаточно долго наблюдал за ним, и если он долгие годы не симулирует слабоумие, он просто не обладает остротой ума и решительностью, чтобы шаг за шагом проделать то же, что и преступник. Думаю, вы согласитесь, что одной хитростью здесь не обойтись. Здесь нужен ясный аналитический ум.
– Совершенно верно, – сказал Эплби. – Теперь Маллох, последний из четверки.
– Не забывайте, – вмешался Мэйсон, – что даже эти четверо оказались вместе только потому, что по ним нет достаточного количества данных. Именно их вскоре должен допросить инспектор Эплби. Кого-то из них можно будет исключить.
– Вполне вероятно, – сказал Готт, – что исключить можно будет их всех.
– Маллох, – вмешался Эплби, переменив тему, – известный ученый. Вот тут, Джайлз, вы не можете утверждать, что ученые иногда не ведут себя на редкость странно.
– Нет. Я не могу выдвинуть психологических доводов против Маллоха. И если Такер рассказал вам правду, то его рассказ производит яркое впечатление.
– Чистую правду, – подтвердил Эплби. – По крайней мере то, что описано в книге Андерсона. Это все здесь – подробный рассказ о якобитах и маллетах.
С этими словами он похлопал по лежавшей на столе книге.
– Я вижу, вы не теряли времени даром. Однако я считаю, что Маллох, возможно, автоматически исключится, по нашей версии об отсутствии сговора. Он прибыл в пятницу прямиком из Абердина.
Эплби кивнул:
– Да, знаю. И мы в этом скоро убедимся. Однако я оставляю его напоследок, так сказать, на закуску. – Он посморел на часы. – И это напоминает мне, что спокойной жизни нам осталось совсем немного. Начальник полиции графства уже направляется сюда. Он во весь опор примчался из Ирландии.
– Что он за человек? – поинтересовался Мэйсон.
– Очень смелый офицер. И совсем новичок в нашей работе.
– Ах вот как, – мрачно заметил Мэйсон и через мгновение добавил: – Однако мистер Готт еще не изложил нам все свои соображения.
Готт покачал головой:
– Это не то чтобы соображения. Я просто считаю, что существуют другие вероятные версии: у нас есть материал, который может прямиком привести нас к решению. Полагаю, нам нужно выяснить, почему Олдирна убили в то самое время и на том самом месте. То, что целью являлось просто «вписать» его смерть в контекст «Гамлета» и тем самым загадочным образом объявить о долгожданной мести – короче, «версия Маллоха», – кажется мне хитроумной, не вполне логичной. Обстоятельства совершения убийства были не просто театрально эффектными, но и имели структурную основу, понимаете? Вот мое первое ощущение.
– Да, – согласился Эплби. – Я тоже думал в этом направлении. Это случилось так, потому что должно было так случиться. Я вполне принимаю это в качестве общего посыла. То есть мне кажется, что преступник – такой субъект, который хотел, чтобы это произошло именно так. Однако в настоящий момент я не готов развивать эту мысль.
– Это первый момент, – продолжал Готт. – А второй заключается вот в чем: что-то пошло не так.
Мэйсон заворочался на стуле.
– Не так, сэр?
– С театральностью, с режиссурой. Даже если весь показной драматизм преследовал практическую цель, которая нам пока не известна, даже в этом случае драматизм как таковой доставлял убийце удовольствие. А потом произошла заминка. Что-то пошло не так.
Эплби приводил в порядок разбросанные по столу бумаги. Мэйсон глядел на Готта с каким-то ошеломленным уважением.
– Как вам это удалось, сэр? То есть откуда вы знаете?
– Я вполне готов поверить, что выгляжу ослом. Или, возможно, собакой, полагаю, что могу почуять след. Но мне кажется, я знаю, что внутреннее чувство драматизма – как и у убийцы – обостряется в процессе постановки пьесы. Однако вы не должны слишком серьезно относиться к моим словам. Я знаю, насколько это все витает в воздухе.
Эплби закончил прибирать бумаги.
– Начальник полиции, – сказал он, – увидит наши протоколы и описи на столе, даже если наши идеи витают в воздухе. Честное слово, по этому делу у меня тоже немало эфемерных измышлений. Во-первых, хотел бы я знать, почему меня постоянно манит образ Судьбы из «Предзнаменований»… – Он вдруг умолк и удивленно уставился на Готта. – Джайлз, какого?..
Взгляд Готта упал на верхний листок в одной из стопок. Он вскочил на ноги, схватил стопку бумаг и начал размахивать ею, как безумный.
– Джайлз, ради всего святого! Это лишь телеграммы, посланные по просьбам людей нынче утром. Что на вас нашло?
Но Готт выплясывал в таком возбуждении, что даже Мэйсон выпучил глаза.
– Да! – вскричал он. – Да! Да-да-да!
Он резко повернулся к Эплби:
– Я не закричу: Гамлет, отомсти!
Он обежал комнату и остановился.
– Была заминка! Конечно же, была заминка!
Он выбросил вперед руку и щелкнул пальцами, словно бился над решением трудной задачи. Вот уж действительно, подумал Эплби, Готт никогда так себя не вел.
– Произошла заминка, ужасная заминка. Но вот она, вот же она!
И он закружился по артистическому фойе, распевая:
– Приди сюда, таинственная ночь,
Закрой глаза сегодняшнему дню,
Рукой своей, окровавленной и незримой
Разбей мои оковы…
Из-за двери артистического фойе раздалось деликатное, но настойчивое покашливание.
