– Спасибо, Рэндол, что просветил. Я и сама это понимаю. И нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты постарался на славу, когда составлялось это завещание. Назвать меня «любимой сестрой», а потом оставить свой портрет, который никогда не вызывал восторга, да и вообще мне ни к чему. Все это наводит на подозрения, что ты приложил руку к завещанию.
– А может, – вмешалась Стелла, глядя Рэндолу в глаза, – именно тебе пришла в голову блестящая мысль оставить мне две тысячи фунтов в виде удавки на шею.
– Что ты, милая, я бы не оставил тебе ни пенни, – ласково заверил Рэндол.
– А мне все равно. Не нужны мне эти паршивые две тысячи. И пальцем к ним не прикоснусь, даже если придется голодать!
Старшая дочь миссис Лэптон Агнесс Крю, приехавшая вместе с мужем на зачтение завещания, заявила:
– Я и не рассчитывала, что дядя упомянет меня в завещании, но то, что он и словом не обмолвился о малыше, сильно расстроило. В конце концов, малютка – единственный представитель третьего поколения, и дядя мог бы ему хоть что-нибудь оставить. Пусть даже какую-нибудь мелочь.
– Дорогая, он не считал моего сына членом семьи Мэтьюс, – любезным тоном утешил жену Оуэн Крю, тихий незаметный мужчина лет сорока.
– Возможно, ты прав, – согласилась Агнесс, унаследовавшая прямолинейность матери в сочетании с неотразимым добродушием младшей сестры. – Но я все-таки ношу фамилию Мэтьюс.
– Ошибаешься, любовь моя, до того как выйти за меня замуж, ты носила фамилию Лэптон.
– Ох уж эти мужчины! – жизнерадостно рассмеялась Агнесс. – На все-то у них найдется ответ. Ладно, что толку плакать над разбитым корытом? Больше об этом и не заикнусь.
– Разумное решение, дорогая, и от души надеюсь, ты будешь от него отступать не чаще трех раз на день, – с серьезным видом поддержал жену Оуэн.
Генри Лэптон, до сих пор не принимавший участия в беседе, неожиданно заметил со смущенным смешком:
– Будь благословен тот, кто ни на что не рассчитывает.
– Если желаешь, можешь считать себя отмеченным благословением, – сурово осадила его супруга. – У меня же на сей счет иное мнение. Грегори был страшным эгоистом, хоть мне и больно говорить подобные вещи о своем брате. Как только подумаю, что не будь меня, он уже лежал бы в могиле, и всем было бы наплевать, от чего именно он скончался. Жаль, что я вовремя не умыла руки и не оставила все как есть.
– Что вы, как можно! – запротестовал Рэндол. – Зачем же посыпать горящими угольями голову усопшего!
– Не вижу ничего забавного. Будь добр, Рэндол, прояви хоть каплю почтения к покойному!
– А по-моему, проклятое завещание – верх несправедливости! – с горечью воскликнул Гай. – Почему Стелле достались две тысячи фунтов, а мне ни пенни? И с какой стати Рэндол огреб львиную долю? Ведь он, как и я, не является Грегори Мэтьюсу сыном!
– Все дело в моем безумном обаянии, малыш-кузен, – пояснил Рэндол.
– Ни у кого, слышите, ни у кого нет таких веских причин для недовольства, как у меня! – дрожащим голосом выдохнула мисс Мэтьюс. – Долгие годы я всячески угождала Грегори, только бы он чувствовал себя комфортно. И никогда не сорила деньгами, отведенными на хозяйство, как многие на моем месте и поступили бы. И вот награда за труды! Какая злобная выходка с его стороны! Остается надеяться, что после смерти мы не встретимся, потому что тогда я выскажу Грегори все, что о нем думаю.
Харриет пулей вылетела из комнаты, а Рэндол тут же с дружелюбной улыбкой обратился к миссис Мэтьюс:
– А что скажет моя любимая тетушка Зои?
Миссис Мэтьюс, как всегда, оказалась на высоте.
– Мне нечего сказать, Рэндол, – промолвила она с отстраненной усталой улыбкой. – Все это время я пытаюсь забыть о бренных земных делах и дать мыслям возвышенное, глубоко духовное направление.
Генри Лэптон, считавший Зои самой очаровательной из женщин, огляделся по сторонам и, явно нервничая, с вызовом выпалил:
– Полагаю, Зои служит всем нам примером для подражания!
– Генри, – окликнула его жутким голосом супруга. – Я еду домой.
Миссис Мэтьюс некоторое время демонстрировала отстраненность от мирских забот, но, оставшись наедине с детьми, высказала свои соображения по поводу завещания:
– Нет, нам ничего не надо. Только следует думать о ближнем. Уважительное отношение к чувствам людей так много значит в нашем мрачном мире. Надеюсь, вы оба всегда будете об этом помнить. У меня нет претензий к Грегори, хотя как жена его брата могла бы на что-то рассчитывать, и многие меня бы поддержали. Насчет денег я не обольщалась и не надеялась что-либо получить. Но меня утешил бы маленький знак внимания, свидетельствующий, что обо мне не забыли. Боюсь, бедный Грегори…
– Ты этот знак получила, – дерзко возразила Стелла. – Вместе с домом в совместном владении с тетей Харриет. И это не будет тебе стоить ни пенни.
– Я не это имела в виду, милая, – с обидой, но весьма многозначительно заметила миссис Мэтьюс. – Бедняжка Грегори! У меня осталась о нем лишь добрая память! И все же он был натурой бесчувственной и так и не познал радости делать подарки. В определенном смысле он был человеком на удивление жестким. Возможно, имей он более богатое воображение… Но вряд ли бы это что-либо изменило. Иногда мне кажется, его воспитали закоренелым эгоистом. Я была очень привязана к Грегори и питала к нему самые теплые чувства, однако полагаю, он всю жизнь беспокоился лишь о собственной персоне.
– Дядюшка был жадной скотиной, – поддакнула Стелла.
– Нет, дорогая, так говорить нельзя, – ласково упрекнула мать. – Постарайся видеть в каждом человеке только хорошее. Твой дядя обладал рядом замечательных качеств, и не его вина, что порой он бывал жестоким, себялюбивым и несправедливым по отношению к людям. Характер не переделаешь, хотя некоторые стараются побороть в себе дурные наклонности.
– Ну ладно, – уступила Стелла, переводя разговор с обсуждения достоинств и недостатков дядюшки на более насущную тему. – Остается утешать себя мыслью, что тетя Харриет не будет жить вечно.
– Люди ее типа, считай, бессмертны, – возразила миссис Мэтьюс, на время забыв о христианской добродетели. – Она будет жить долго, с каждым днем становясь все более эксцентричной и несносной.
– Не грусти, мамочка! – рассмеялась Стелла. – В любом случае тетя Харриет гораздо старше тебя.
– Мне бы иметь ее здоровье, – вздохнула Зои. – К несчастью, я никогда не была сильной и крепкой, а с возрастом становлюсь все слабее. У меня больные нервы, но Харриет ни разу не посочувствовала. Я заметила, что люди, которые никогда в жизни не болели, не желают понимать, когда человеку по-настоящему плохо. И хотя я взяла за правило скрывать недомогание, иногда хочется хоть немного сострадания.
– Тетя Харриет не такая уж противная старуха, – вмешался Гай, отрываясь от книги.
– Тебе не приходится терпеть ее рядом весь день, – раздраженно заметила миссис Мэтьюс, но тут же опомнилась и уже другим тоном пояснила: – Нет, я не отрицаю ее многочисленных достоинств, но только не возьму в толк, с какой стати твой дядя решил оставить ей половину огромного особняка. Харриет жилось бы куда уютнее в маленьком домике, который принадлежал бы ей одной. Она вечно жалуется, что дом Грегори слишком большой и на его содержание уходит уйма денег. И потом, нам ведь всем хорошо известно: Харриет не умеет вести домашнее хозяйство, однако и после смерти брата будет настаивать, чтобы все шло по-прежнему.
– Но, мама, ты сама прекрасно понимаешь, что по причине слабого здоровья не можешь взвалить на свои плечи домашние дела, – тактично напомнила Стелла.
– Нет, милая, об этом нет и речи. Только не подумай, что я так беспокоюсь о здоровье. Просто считаю, что должна себя беречь и поддерживать силы ради вас с Гаем. Но если бы я могла поступить по собственному разумению, то наняла бы опытную, разбирающуюся в ведении хозяйства экономку.
– Но ведь тетя Харриет вполне отвечает этим требованиям, – неосмотрительно заикнулся Гай.
– Она абсолютно ни в чем не разбирается, – отрезвила сына миссис Мэтьюс. – А ее мания донашивать одежду до дыр и экономить на таких предметах первой необходимости, как уголь, сведет меня в могилу! Вам-то со Стеллой хорошо. У вас своя жизнь и развлечения. А в моем возрасте вполне естественно желание иметь собственный дом, где можно принять друзей, и Харриет не будет заглядывать им в рот и считать каждый съеденный кусок и выключать свет, едва пробьет одиннадцать!
– Если жизнь под одной крышей с тетей Харриет так невыносима, разве твоих доходов не хватит на покупку небольшой квартиры? – осторожно осведомилась Стелла.
– Это исключено! – решительно заявила миссис Мэтьюс. – Мне и так приходится на всем экономить.
Стелла видела, как сильно расстроена мать. До сей поры девушка не понимала, что миссис Мэтьюс жила надеждой в один прекрасный день получить «Тополя» в личную собственность. Стелла, как умела, попыталась ее утешить, но не слишком в этом преуспела, так как в глубине души была вынуждена признать, что мисс Харриет Мэтьюс – совершенно неприемлемый компаньон для дамы с характером и темпераментом ее матери. Однако, справедливости ради, нельзя также отрицать очевидный факт, что и сама миссис Мэтьюс отнюдь не является образцовой соседкой по дому. Тем не менее дочерняя любовь не позволяла Стелле спокойно выслушивать бесконечные нарекания тетушки Харриет в ее адрес. Гай же, хотя и испытывал симпатию к тетушке, всячески защищал мать от любых нападок и критики, если они не исходили от него самого или Стеллы. Таким образом, мисс Харриет Мэтьюс оказалась в невыгодном положении, когда приходится горевать в одиночестве и не с кем разделить свою печаль. Она взяла привычку бродить по дому, бурча что-то невнятное под нос, в самые неподходящие моменты извергала поток мрачных предсказаний и вела себя как человек, которому нанесли смертельную обиду. Именно в это время, по счастливой воле провидения и ко всеобщей радости, мистер Рамболд с супругой возвратились из Истбурна, где провели всю прошлую неделю.
