Билл готов был продолжать с превеликим удовольствием, импровизируя на ходу, но прекрасно справляясь с этой задачей и подпустив в свой рассказ добрую толику секса: как они потом оказались в ночном клубе с тремя из тех девчонок: Алек, помощник советника по политическим вопросам из посольства и Билл. Как Биллу было неловко, потому что у него не оказалось при себе денег, и за него платил Алек, а когда Биллу захотелось затащить одну из красоток к себе домой, Алек ссудил ему еще десятку…
– Господи! – воскликнул наконец Лимас. – Вот теперь вспомнил. Все так и было.
– Я был уверен, что ты вспомнишь, – довольно закивал Эйш, глядя поверх бокала. – А теперь давай допьем остальное. Это так забавно!
Эйш принадлежал к тому типу людей, которые строят взаимоотношения с другими, чутко реагируя на их реакции и манеру поведения. Столкнувшись с мягкостью, он становился напористым, встретив отпор – отступал. Не обладая самостоятельностью мышления, не имея собственных идей и вкусов, он подстраивался под настроения и пристрастия компаньона. Он был так же готов пить чай в «Фортнумсе», как и пиво в «Проспекте Уитби»[10], слушать военный оркестр в парке Сент-Джеймс или джаз в подвальчике на Комптон-стрит. Его голос мог исполниться проникновенным сочувствием к жертвам Шарпвилля[11], а мог дрожать от возмущения по поводу увеличения процента цветного населения в Великобритании. Лимасу подобная черта характера всегда казалась отталкивающей, ему хотелось издеваться над такими типами. Вот и сейчас он то и дело ставил Эйша в положение, когда тот вынужден был делать откровенные заявления, а сам потом давал задний ход, с наслаждением наблюдая, как Эйшу приходится неуклюже оправдываться, выбираясь из тупиков, в которые его постоянно загонял Лимас. А в тот день Лимас был в ударе и часто вел себя с такими извращенным нахальством и наглостью, что собеседник с полным правом мог бы возмутиться и уйти – ведь он еще и платил за это, – но Эйш терпел. Низкорослый, грустного вида мужчина в очках, одиноко сидевший за соседним столом и погруженный в чтение руководства по производству подшипников, если бы подслушал их разговор, мог бы решить, что Лимас – садист по натуре. Если же он лучше и тоньше разбирался в людях, то понял бы, что Лимас на самом деле просто получает удовольствие, а заодно убеждается, что только человек с очень сильным внешним побудительным мотивом может покорно сносить подобное отношение к себе.
Около четырех часов они попросили принести счет, и Лимас сделал попытку оплатить свою часть, но Эйш и слышать не хотел об этом. Он сам расплатился с официантом и достал чековую книжку, чтобы вернуть долг Лимасу.
– Двадцать фунтов и ни пенсом меньше. – Он проставил на чеке дату. А потом поднял на Лимаса взгляд, полный любезного участия. – Чек ведь тебя устроит, не так ли?
Чуть покраснев, Лимас ответил:
– Видишь ли, у меня сейчас, как назло, нет счета в банке. Я только что вернулся из зарубежной поездки и еще не успел решить этот вопрос. Поэтому будет лучше, если ты дашь мне чек, который я смогу обналичить в банке, услугами которого пользуешься ты сам.
– Увы, дорогой друг, это никак невозможно! Мой банк так далеко, что тебе придется проходить таможню, чтобы получить деньги по этому чеку там.
Лимас пожал плечами, но Эйш только рассмеялся и предложил встретиться завтра в том же месте в час дня, чтобы он мог принести наличные.
На углу Комптон-стрит Эйш поймал такси, и Лимас махал вслед машине, пока она не скрылась из вида. Потом посмотрел на часы. Ровно четыре. Он догадывался, что за ним все еще следят, и потому прошелся до Флит-стрит и выпил чашку кофе в кафе «Блэк энд уайт». Прогулялся по книжным магазинам, почитал вечерние газеты, свежие экземпляры которых были выставлены в витринах редакций, а потом совершенно внезапно, словно эта идея осенила его в последний момент, запрыгнул на заднюю площадку проходившего мимо автобуса. Автобус довез его до Ладгейт-хилл, где угодил в пробку рядом со станцией подземки. Он покинул автобус и нырнул в метро. Купив билет за шесть пенсов[12], он расположился в хвосте вагона и сошел уже на следующей станции. Затем сел в поезд до Юстона и оттуда пешком вернулся к Чаринг-Кросс. До вокзала он добрался уже в девять часов вечера, и холод заметно усилился. На грузовом дворе его ждал микроавтобус, водитель которого крепко спал за рулем. Лимас на всякий случай проверил номерной знак, а потом окликнул через стекло:
– Вы от Клементса?
Шофер, вздрогнув, проснулся.
– Мистер Томас?
– Нет, – ответил Лимас. – Томас не смог прийти. Я – Эмис из Хаунслоу.
– Забирайтесь в машину, мистер Эмис, – сказал водитель и открыл дверь.
Они направились на запад в сторону Кингс-роуд. Водитель знал, куда доставить пассажира.
Дверь ему открыл Шеф.
– Джорджа Смайли нет дома, – сказал он, – и я решил воспользоваться его гостеприимством. Входите.
Только когда Лимас вошел в прихожую, а дверь оказалась надежно заперта, Шеф включил свет.
– За мной следили до самого обеда, – заявил Лимас.
Они перешли в небольшую гостиную. Книги здесь были повсюду. Это была приятная на вид комната с высоким потолком и лепниной восемнадцатого века, большими окнами и добротно сложенным камином.
– Он увязался за мной еще с утра. Некто по фамилии Эйш. – Лимас закурил сигарету. – Мелкая сошка. Мы снова встречаемся с ним завтра.
Шеф внимательнейшим образом выслушал историю Лимаса полностью, этап за этапом, с того дня как он избил бакалейщика, и до сегодняшнего знакомства с Эйшем.
– Как вам тюрьма? – спросил Шеф, причем таким тоном, словно интересовался, хорошо ли Лимас отдохнул в отпуске. – Виноват, но мы никак не могли улучшить условия вашего содержания там, сделать жизнь чуть комфортнее. Это выглядело бы слишком подозрительно.
– Разумеется, я все понимаю.
– Мы должны быть последовательны. Всегда и во всем последовательны. Нам нельзя нарушать естественного хода событий. Как я понял, вы еще и тяжело болели. Сочувствую. Что с вами случилось?
– Обычная простуда.
– Как долго вы провалялись в постели?
– Дней десять.
– Какая неприятность! И что же, за вами некому было даже присмотреть?
Воцарилось продолжительное молчание.
– Вы же знаете, что она член компартии, верно? – спокойно спросил Шеф.
– Да, – подтвердил Лимас.
Они снова немного помолчали.
– Я не хочу ее ни во что впутывать.
– А с какой стати нам ее во что-то впутывать? – спросил Шеф теперь уже достаточно резко, и всего на мгновение Лимасу показалось, что ему в кои-то веки удалось пробить стену академичной невозмутимости начальника. – Кто-нибудь предлагал ее участие?
– Нет, – ответил Лимас. – Я лишь хотел особо подчеркнуть это. Мне ли не знать, как иной раз бывает? Любая активная операция может принять совершенно непредсказуемое направление, и в нее втягиваются посторонние. Ты думаешь, что поймал нужную рыбу, но в твоих сетях запутывается и другая. Я хочу, чтобы она полностью оставалась в стороне.
– О, здесь я с вами полностью согласен.
– Что за человека я встретил на бирже труда? Фамилия Питт. Он случайно не работал в Цирке во время войны?
– Я не знаю никого с такой фамилией. Как вы сказали? Питт?
– Да.
– Никогда не слышал. Говорите, он с биржи труда?
– О, ради бога! – пробормотал Лимас, но так, чтобы его было отчетливо слышно.
– Прошу прощения, – сказал Шеф, внезапно поднимаясь, – но я, кажется, совершенно пренебрегаю обязанностями заместителя хозяина дома. Не угодно ли что-нибудь выпить?
– Нет. Я хотел бы уехать на эту ночь, Шеф. Отправиться за город и немного заняться спортом. Дом функционирует?
– Я уже заказал машину, – сказал он. – В котором часу у вас завтра встреча с Эйшем? В час?
– Да.
– Тогда я позвоню Холдейну и скажу, что вы хотите немного поиграть в сквош. А еще советовал бы показаться доктору. Меня беспокоит та ваша простуда.
– Мне не нужен врач.
– Как будет угодно. – Шеф налил себе виски и стал от нечего делать рассматривать книги Смайли на полках.
– Почему здесь нет Смайли? – спросил Лимас.
– Ему не по душе эта операция, – ответил Шеф совершенно равнодушным тоном. – Она, видите ли, противоречит его принципам. Он понимает ее важность, но не желает участвовать. Это тоже своего рода болезнь, – добавил он со странной улыбкой, – у которой постоянно случаются рецидивы.
– Не могу сказать, чтобы он встретил меня с распростертыми объятиями.
– Все верно. Он не хочет ни во что вмешиваться. Но ведь он рассказал вам о Мундте все, что знал? Дал вам о нем подробную информацию?
– Да.
– Мундт – очень опасный противник, – заметил Шеф. – Нам ни в коем случае не следует забывать об этом. И он первоклассный разведчик.
– Смайли известно, с какой целью проводится операция? Он понимает причину нашего особого интереса к Мундту?
