– Мне не нужен врач.
– Как будет угодно. – Шеф налил себе виски и стал от нечего делать рассматривать книги Смайли на полках.
– Почему здесь нет Смайли? – спросил Лимас.
– Ему не по душе эта операция, – ответил Шеф совершенно равнодушным тоном. – Она, видите ли, противоречит его принципам. Он понимает ее важность, но не желает участвовать. Это тоже своего рода болезнь, – добавил он со странной улыбкой, – у которой постоянно случаются рецидивы.
– Не могу сказать, чтобы он встретил меня с распростертыми объятиями.
– Все верно. Он не хочет ни во что вмешиваться. Но ведь он рассказал вам о Мундте все, что знал? Дал вам о нем подробную информацию?
– Да.
– Мундт – очень опасный противник, – заметил Шеф. – Нам ни в коем случае не следует забывать об этом. И он первоклассный разведчик.
– Смайли известно, с какой целью проводится операция? Он понимает причину нашего особого интереса к Мундту?
Шеф кивнул и отпил глоток виски.
– Но она все равно ему не нравится?
– Только не думайте, что дело в каких-то моральных принципах. Он сейчас подобен хирургу, уставшему от вида крови. И потому предпочитает предоставить действовать другим.
– Скажите, – продолжал задавать вопросы Лимас, – почему вы так уверены, что эта нить приведет нас куда нужно? Откуда вы знаете, что мной занялись восточные немцы, а не, допустим, чехи или русские?
– Можете не сомневаться, – ответил Шеф, чересчур сильно надув щеки, – что об этом мы позаботились.
Когда они подошли к двери, Шеф мягко положил руку на плечо Лимаса.
– Это станет вашим последним заданием, – сказал он. – Потом можете навсегда возвращаться с холода. Кстати, о той девушке… Не хотите, чтобы мы ей помогли? Деньгами или чем-то еще?
– Когда все закончится, я сам о ней позабочусь.
– Хорошо. Вы правы. Было бы небезопасно предпринимать что-нибудь сейчас.
– Я лишь прошу оставить ее в покое, – повторил Лимас с особым нажимом. – Не хочу, чтобы к ней кто-то приближался, заводил на нее досье и прочее. Просто забудьте о ней.
Он кивнул Шефу на прощание и вышел в ночь. На холод.
На следующий день Лимас на двадцать минут опоздал к обеду с Эйшем, и от него сильно разило виски. Но это нисколько не повлияло на настроение Эйша, который при виде Лимаса расплылся в радостной улыбке. Сообщив, что и сам слегка припозднился, задержавшись в банке, он протянул Лимасу конверт:
– Бумажками по одному фунту. Надеюсь, это не проблема?
– Спасибо, – ответил Лимас, – и давайте выпьем.
Он не побрился, и на нем была рубашка с грязным воротничком. Подозвав официанта, заказал себе двойную порцию виски и коктейль «розовый джин» для Эйша. Напитки скоро принесли, и у Лимаса заметно дрожала рука, когда он наливал в свой стакан содовую, чуть не расплескав ее по столу.
Они плотно пообедали, сопроводив еду обильными возлияниями, причем разговаривал за столом главным образом Эйш. Как Лимас и ожидал, сначала он сосредоточился на себе самом. Трюк старый, но проверенный.
– Сказать тебе правду, я поймал удачу за хвост совсем недавно, – сказал он. – В статусе свободного журналиста пишу очерки об Англии для зарубежной прессы. После Берлина, признаться, я поначалу наделал глупостей. Би-би-си не продлила контракт, и пришлось взяться редактировать захудалый еженедельник о хобби для престарелых. Можешь себе представить что-то более ужасное? И потому, когда издание накрылось после первой же забастовки типографских рабочих, я испытал только облегчение. На какое-то время пришлось уехать жить к маме в Челтнэм. У нее там антикварный магазин, и дела идут отлично, дай ей бог здоровья. А потом я получил письмо от своего старого приятеля Сэма Кивера, который писал, что открывает небольшое частное агентство, которое будет готовить разного рода материалы о жизни в Англии, но специально рассчитанные на иностранного читателя. Ну, ты понимаешь, о чем речь. Скажем, делаю статью на шестьсот слов о танце Моррис[13]. Но Сэм нашел правильный подход к делу. Он продает только уже переведенные статьи. И знаешь, в этом его огромное преимущество перед конкурентами. Кажется, что стоит покупателю самому нанять переводчика? Но когда перед редактором лежит материал на полколонки для зарубежных новостей, ему далеко не всегда охота тратить время и деньги на перевод. И еще Сэм наладил прямой выход на главных редакторов зарубежных изданий. Для этого мотался по всей Европе, как тот цыган, но зато теперь пожинает плоды своих усилий по полной программе.
Эйш замолк, как бы приглашая Лимаса рассказать теперь о себе, но тот сделал вид, что не понял. Он лишь кивнул со скучающим видом и обронил:
– Чертовски хорошая идея.
Эйш хотел заказать вина, но Лимас сказал, что предпочтет продолжать пить виски, и к моменту прибытия кофе опустошил четыре больших стакана. Судя по всему, он находился в плохой форме: у него выработалась привычка всех горьких пьяниц сначала опустить голову и прильнуть губами к краю стакана, а уже потом выпить, словно опасаясь, что руки могут его подвести.
Эйш какое-то время продолжал молчать.
– А ты, случайно, не знаком с Сэмом Кивером? – спросил он потом.
– С каким Сэмом?
Теперь в голосе Эйша слышались нотки раздражения.
– С Сэмом Кивером, моим боссом. Я только что тебе о нем рассказывал.
– Он тоже был в Берлине?
– Нет. Он хорошо знает Германию, но в Берлине никогда не жил. Недолго проторчал в Бонне внештатным корреспондентом. Ты мог там с ним пересекаться. Он – душка.
– Не думаю, что мы встречались.
Снова пауза.
– А чем ты сейчас занимаешься? – спросил Эйш.
Лимас передернул плечами.
– Меня отправили на свалку, – ответил он, глуповато улыбнувшись. – Положили в мешок и вышвырнули.
– Я никак не вспомню, кем ты был в Берлине. Уж не одним ли из бойцов невидимого фронта холодной войны?
«Бог ты мой, – подумал Лимас, – а он пытается сразу взять быка за рога».
Он сделал вид, что колеблется, потом побагровел и произнес со злобой:
– Был мальчиком на побегушках у треклятых янки, как и все мы.
– Вот что я тебе скажу. – Эйш говорил так, словно уже какое-то время прокручивал эту идею в голове. – Тебе непременно надо познакомиться с Сэмом. Он тебе понравится. – А затем, как будто спохватившись, добавил: – Но, черт возьми, Алек, я даже не знаю, где тебя найти, если понадобится.
– И не найдешь, – апатично ответил Лимас.
– Что-то я тебя не пойму, старина. Где ты живешь?
– Где придется. У меня сейчас трудные времена. Работы нет. А эти сволочи отказали мне в пенсионном обеспечении.
Эйш был явно потрясен.
– Но это же ужасно, Алек! Почему ты мне сразу не сказал? Можешь какое-то время перекантоваться у меня. Я живу скромно, но есть лишняя комната, если ты не против спать на раскладушке. Ты же не можешь ночевать на скамейках в парках, милый мой дружище!
– На какое-то время я теперь в порядке, – ответил Лимас, похлопав себя по карману с только что полученным конвертом. – И работу найду. – Он решительно мотнул головой. – Недели не пройдет, как найду. И все будет путем.
– Какую работу?
– Еще не знаю. Любую.
– Но не можешь же ты растрачивать себя по мелочам, Алек! Ты же говоришь на немецком, как на родном, я-то помню. С такими способностями ты много чем можешь заняться.
– Я и так уже много чем занимался. Продавал энциклопедии какой-то хреновой американской фирмы, сортировал книги экстрасенсов в библиотеке, проверял время явки рабочих на вонючей фабрике клея. Что еще я могу? – Он смотрел не на Эйша, а на поверхность стола перед собой; дрожавшие губы кривились в усмешке.
Эйш почувствовал его волнение и решил, что настал подходящий момент. Перегнувшись через стол, он заговорил напористым, почти победным тоном:
– Но, Алек, чтобы преуспеть, тебе нужны контакты с людьми, разве ты не понимаешь? Я же все это проходил. Испытал бедность на собственной шкуре. Вот когда только связи могут по-настоящему выручить. Я не знаю, чем ты занимался в Берлине, и знать не хочу, но ты явно не свел там знакомств с важными персонами, так ведь? Если бы пять лет назад в Познани судьба не столкнула меня с Сэмом, я бы тоже до сих пор горе мыкал, как ты сейчас. Послушай, Алек. Поживи у меня недельку. Мы пригласим в гости Сэма и, быть может, еще нескольких старых берлинских знакомых, кого застанем в Лондоне.
– Но я же не умею писать, – возразил Лимас. – Я не сумею выжать из себя ни одной самой поганой строчки.
Эйш положил ладонь поверх его руки.
– Не надо пока беспокоиться об этом, – сказал он ободряюще. – Любую проблему со временем можно решить. Где твои пожитки?
– Что?
– Ну, там, одежда, багаж, барахло всякое.
– У меня ничего нет. Я все продал, кроме пакета.
– Какого пакета?
– Того свертка в коричневой бумаге, который ты подобрал в парке. Я как раз хотел избавиться и от него тоже.
Квартира Эйша располагалась на Долфин-сквер. Лимасу ее вид показался вполне предсказуемым. Небольшая, неброская, с несколькими наспех собранными сувенирами из Германии: пивными кружками, глиняной крестьянской трубкой и парой второсортных статуэток из нимфенбургского фарфора.
