Не знаю, как долго я там лежала.
Перед тем как возвратиться с ребенком домой, я остановилась и сделала фотографию на телефон, заинтересовавшись игрой света и цвета. Возможно, отправлю ее когда-нибудь Фрэнк. Пусть будет про запас.
– Правда, было здорово? – сказала я проснувшемуся ребенку. – У нас с тобой было веселое приключение.
Он одарил меня улыбкой, и я сразу успокоилась. Его щечки порозовели, волосы спутались. Надо все-таки убедиться, что в лесу безопасно и в нем нет никаких диких животных. Хотя не думаю, что они водятся в этих краях.
– Ну как, прогулка мамы и сыночка удалась? – спросил Сэм, когда мы вошли в дом.
Я улыбнулась, чувствуя себя абсолютно счастливой.
– Это именно то, что нам было нужно, – ответила я.
Мерри
У нас сегодня была гостья. Сэм улетел в Осло вчера поздно вечером. Перед тем как выйти из дому, он на минуту задержался у двери. Новый блейзер застегнут на все пуговицы, на ногах ослепительно-белые кроссовки. Думаю, что он изо всех сил старается ассимилироваться в этой стране.
– Прости, – сказал он, – знаю, что много разъезжаю и оставляю тебя одну надолго, и, вероятно, слишком надолго.
Он извинился, но это так не похоже на него. Я была застигнута врасплох и сразу не нашлась что сказать.
– Все в порядке, – наконец ответила я, – это же временно, пока ты не устроишься, правда? Ты делаешь это ради всех нас, я понимаю.
Казалось, он хотел что-то добавить, но только целомудренно поцеловал меня в щеку, что тоже было странно.
Ночью я крепко спала, одна в огромной кровати. Проснувшись, потянулась и перекатилась на сторону Сэма. Там было высохшее пятнышко, свидетельствующее о наших репродуктивных усилиях. Не уверена, что долго смогу продержаться. В конце концов у него закончится терпение и он отправит меня к врачам, чтобы выяснить все мои изъяны и недостатки.
– В прошлый раз все получилось гораздо быстрее, – однажды сказал он.
– В разное время это происходит по-разному, – заверила его я.
Ночью я видела Фрэнк во сне, или, возможно, это был обрывок воспоминаний. Мы обе находились в доме моего детства, этой холодной башне из стекла и мрамора. В моей комнате стоял шкаф, в котором хранилась коллекция фарфоровых кукол. Они были очень красивыми, изысканными, хрупкими, и, конечно, маленькой девочке так хотелось коснуться их, подержать в руках, но они оставались под замком, стоя неподвижно за стеклом.
«Они не предназначены для игры, – объясняла мать. – Эти куклы – особенные, на них можно только смотреть. Если ты будешь с ними играть, то обязательно разобьешь».
Зачем было украшать мою детскую этими неподвижными фигурами? Я так и не смогла понять.
В моем сне Фрэнк сидела возле открытого шкафа, а на коленях у нее лежала одна из этих кукол – моя любимая, с черными волосами, ярко-красными губами, одетая в прозрачное голубое платье. На ее кукольной ручке был жемчужный браслет, а на беспалых фарфоровых ножках – туфельки, которые можно было снимать.
– Зачем ты взяла ее, Фрэнк? – крикнула я.
Я попыталась отобрать у нее куклу, ведь она принадлежала мне. Это было несправедливо, и я заплакала.
В комнату вбежала Кэрол и отобрала у нас куклу:
– Значит, так, либо вы учитесь делиться игрушками, либо вообще ими не играете.
Платье Кэрол было все в крови, которая вытекала из ее тела, оставляя след на белом ковре. В конце концов женские проблемы подорвали ее здоровье и она умерла.
Кэрол, Кэрол. Наверное, я плакала во сне.
Утром я зашла в детскую. Ребенок лежал на спине с открытыми глазами. Он не мигая смотрел на меня. Я задумалась над тем, что он видит и какие секреты он когда-нибудь выдаст.
Я надела костюм для бега и усадила малыша в коляску.
Теперь мы совершаем эти прогулки каждый день. Я их обожаю. Я чувствую острую необходимость на короткое время скрыться в лесу.
Когда мы вернулись, я вытащила ребенка из коляски. Подгузник насквозь промок, и его требовалось поменять. Я положила Конора на кровать, вышла и закрыла за собой дверь. Затем села на диван, чтобы посмотреть свои любимые шоу. Сегодня был день стирки, но я хотела насладиться одиночеством в пустом доме, пока была такая возможность. Должно быть, я провела целых четыре часа перед экраном, следя за такими же домохозяйками из Майами, как и я, но вымышленными.
В какой-то момент я оторвалась от экрана и посмотрела в сторону. У окна стояла Эльза, неистово размахивая руками, чтобы привлечь мое внимание.
Я подошла к двери и натянула на лицо улыбку.
– Эльза, какой приятный сюрприз! – воскликнула я.
Она выглядела встревоженной и хмурилась.
– Извини, что зашла без приглашения, – сказала она. – Просто хотела убедиться, что у вас тут все в порядке.
И только тогда я услышала громкий плач, даже не плач, а страдальческий вой.
Наверное, я покраснела.
– Ой, извини. Мне так жаль, что он побеспокоил вас, Эльза.
– Нет, нет, – смущенно сказала она, – я не поэтому пришла. Просто он так сильно плачет и так долго.
Она мельком взглянула на наушники в моей руке.
– Прости, – быстро проговорила она, – конечно, это не мое дело.
– Ну что ты, Эльза, – произнесла я. – Спасибо, что заглянула. Ты так добра. Просто… Просто мы немного экспериментируем. Пытаюсь перевести ребенка на новый режим и приучить его засыпать самостоятельно, – сказала я. – Надеюсь, что это пойдет ему на пользу и он скоро привыкнет.
Она взглянула на меня и выдавила из себя улыбку.
– Да, – произнесла она, – конечно.
– Может, останешься на кофе? – предложила я. – Я сейчас сварю. У меня есть и печенье. Только вчера испекла. Овсяные хлопья, изюм и никакого сахара.
Ребенок продолжал пронзительно вопить. От этого крика Эльза вздрагивала и морщилась.
– Уверена, что Фрея так сильно не кричала в младенчестве, – произнесла я. – Должно быть, она была сущим ангелочком.
– Не знаю, – покачала головой Эльза, – она не моя дочь.
– Извини, – сказала я. – Я не думала.
– Фрея – дочь Карла от первого брака.
– Я не знала.
– Мы уже много лет пытаемся завести собственного ребенка, – призналась она. – У меня было девять выкидышей.
– О, как жаль, – сказала я. – Уверена, что в конце концов у вас все получится.
Она покачала головой:
– Карл считает, что со мной что-то не так.
Конор все еще орал.
– Тебе все же следует пойти к нему, – посоветовала Эльза. – Не провожай меня.
– Спасибо, – поблагодарила я, кивая, а она пошла через наш сад к своему дому.
Со стены гостиной на меня с молчаливым упреком смотрели пустые глазницы масок.
В спальне я обнаружила ребенка на полу, а не на кровати, где я его оставила.
– О боже, мой малыш, – запричитала я, поднимая его, целуя и убаюкивая на руках, – мамочка виновата, но мамочка не хотела этого.
Я прижимала его к себе, гладила, но он верещал все громче и громче. Он держал свою ручку под неестественным углом. Я дотронулась до нее, и он тут же издал истошный крик. Меня охватила паника, сердце лихорадочно забилось. Вероятно, перелом. Я дала ему лекарство, чтобы успокоить его, и осторожно держала на своих руках.
– Мамочка здесь, – сказала я, – мамочка держит тебя.
У меня тряслись руки. Мне хотелось разрыдаться, исчезнуть, превратиться в пыль.
Пришло время обеда. Я терпеливо кормила его, подбрасывала в воздух бумажные самолетики, чтобы его развлечь, но он не смеялся. Потом я аккуратно посадила его к себе на колени и стала читать ему книжку.
– А кто прячется в этом сарае?
– А кто прячется под одеялом?
– А кто сидит в гнезде?
Он нерешительно тыкал пальцами в страницы. Без особого энтузиазма нашел лошадку, котенка и синичку. Его глаза все еще были красными от недавних слез. Я прижала его к себе и поцеловала в теплую макушку.
Чтобы проверить состояние его руки, я дала ему подержать книжку «Медведь и печенье». Он поморщился, но не вскрикнул. У меня от души отлегло.
