Она тоже сразу отвернулась от группы, обсуждавшей гравюры. Том склонился к ее уху и прошептал:
– Пришел спасать вас от урока изобразительного искусства в начальной школе.
– Спасибо. Как раз то, что мне было нужно. – Они оба сделали полшага, и хотя по-прежнему стояли рядом с группой, уже заметно отделились от нее.
– У меня такое ощущение, что вы здесь самая звездная гостья, – сказал Том и предложил ей длинную сигарету.
– Возможно. – Она склонилась к его зажигалке. – Тогда кто здесь вы сам?
– Символический представитель рабочего класса.
– Эта зажигалка никак не говорит о вашей принадлежности к рабочему классу.
Зажигалка удлиненной формы с монограммой действительно казалась золотой.
– Скорее похож на жуликоватого дельца, верно? – он сделал нажим на свой ярко выраженный кокни. Саманта рассмеялась, а он перешел на более аристократический акцент: – Не угодно ли еще шампанского, мэм?
Они подошли к столу, накрытому для фуршета, где он наполнил ее бокал и предложил блюдце с небольшими тарталетками, в центре каждой из которых лежала капля икры. Она отрицательно помотала головой.
– Ладно, нет так нет. – И он отправил себе в рот два кружка из теста одновременно.
– Как вы познакомились с Мэри? – не без любопытства спросила Саманта.
Он усмехнулся.
– Вас должно скорее интересовать, откуда у нее знакомые из числа таких простоватых уличных парней, как я? Дело в том, что когда-то мы вместе учились в школе театрального мастерства мадам Клэр в Ромфорде. Моя мамочка потратила много усилий, чтобы я посещал еженедельные занятия, хотя все впустую. Актера из меня никогда бы не получилось.
– Так чем же вы занимаетесь?
– Разве мы уже не говорили об этом? Я – не совсем чистый на руку делец.
– Не верю. Мне кажется, вы архитектор, юрист или что-то в этом роде.
Он достал из кармана джинсов плоскую жестянку и открыл ее, выложив на ладонь две синие таблетки.
– Тогда вы не поверите, что это наркотики, не так ли?
– Нет, не поверю.
– Пробовали «спид» [9]?
Она покачала головой.
– Только гашиш.
– В таком случае вам хватит одной пилюли, – он напористо вложил таблетку в ее руку.
Затем у нее на глазах он сам принял сразу три, запив шампанским. Она положила синюю овальной формы капсулу в рот, отпила из своего бокала и с трудом проглотила. Когда таблетка перестала ощущаться тяжестью в горле, она сказала:
– Ну, вот видите? Ничего не происходит.
– Подождите несколько минут, и сами начнете срывать с себя одежду.
Она с прищуром посмотрела на него.
– Так вот зачем вы это затеяли?
Он снова пустил в ход язык кокни:
– Не виновен, начальник! Меня и близко там не было, инспектор!
Саманта начала непроизвольно двигаться на месте, притоптывая ногой в такт неслышной музыке.
– Держу пари, вы бы милю пробежали, чтобы увидеть, как я раздеваюсь, – сказала она с громким смехом.
Том ответил понимающей улыбкой.
– Начинает действовать.
Внезапно она почувствовала невероятный прилив энергии. Глаза округлились и расширились, щеки слегка раскраснелись.
– Меня тошнит от этой поганой вечеринки, – она говорила чересчур громко.
– Хочется танцевать.
Том обнял ее за талию.
– Пойдем отсюда.
Часть вторая
Пейзаж
Микки Маус не слишком похож на настоящую мышь, но ведь люди не пишут гневные письма в редакции газет, жалуясь на длину его хвоста.
Э. Х. Гомбрих, художественный критик и историк
Глава первая
Поезд медленно тащился по северной Италии. Яркое солнечное сияние скрылось за тяжелым и холодным облаком, и ландшафт за окном стал туманным, ощутимо пропитанным влагой. Фабрики мелькали, чередуясь с виноградниками, пока все не слилось в сплошное размытое пятно.
В поездке радостное возбуждение Ди постепенно улетучилось. Она поняла, что ничего еще не нашла, а лишь только почуяла след. Если след не приведет к картине, то ее открытию грош цена – оно станет не более чем примечанием к одной из страниц диссертации.
С деньгами у нее уже было туговато. Майка она никогда не просила об одолжениях и даже не давала понять, что вообще нуждается в наличности. Наоборот, неизменно пыталась создать у него иллюзию, будто ее доходы выше, чем кажутся на первый взгляд. Теперь приходилось сожалеть об этом мелком лукавстве.
Ее средств хватало лишь на несколько дней пребывания в Ливорно и на обратную дорогу. Она постаралась отбросить неприятные мысли об ограниченности финансовых ресурсов и прикурила сигарету. Среди облаков табачного дыма принялась грезить, как поступит, если найдет потерянного Модильяни. По меньшей мере это станет настоящей бомбой для вступления к ее докторской диссертации о связи наркотиков и художественного творчества.
Впрочем, ценность находки может оказаться куда значительнее. Ее можно положить в основу целой отдельной статьи, наглядно показывающей, насколько ошибочным было всеобщее восприятие величайшего итальянского живописца двадцатого столетия. Картина привлечет достаточный интерес, чтобы стать поводом для доброго десятка дискуссий в академических кругах.
Ее могут даже окрестить Модильяни Слейн – она сделает себе на этом полотне имя. И карьера будет надежно обеспечена до конца жизни.
Разумеется, не исключено, что предметом ее поисков окажется всего лишь добротный рисунок, подобный сотням других, созданных Модильяни. Но нет, едва ли такое возможно. Сказано же: картина была передана в дар как образец живописи, созданной под воздействием гашиша.
Это должно быть нечто странное, еретическое, опережающее свое время, даже революционное. Что, если полотно – вообще абстракция? Джексон Поллок, но созданный еще на рубеже веков.
Весь мировой круг историков искусства начнет названивать мисс Дилии Слейн и дружно спрашивать, как лучше добраться до Ливорно. В статье ей придется точно указать местонахождение работы. Или же она с триумфом передаст ее в городской музей. Или даже в Рим. Или она может купить картину, а потом удивить всех…
Да, конечно, она может ее купить. Какая блестящая мысль!
Она доставит шедевр в Лондон и…
– Боже мой! – произнесла она вслух. – Я получу возможность продать его.
Ливорно поверг ее в неподдельный шок. Ди ожидала увидеть небольшой рыночный городишко с полудюжиной церквей, главной улицей и каким-нибудь колоритным персонажем, знающим всех и вся, потому что прожил здесь без малого сто лет. А перед ней предстал крупный город, чем-то напоминавший Кардифф: порт, доки, фабрики, металлургический завод, не считая туристических достопримечательностей.
Она слишком поздно вспомнила, что по-английски Ливорно назывался Леггорн, считаясь крупной средиземноморской торговой гаванью и одновременно курортом. Всплыли в памяти отрывочные сведения, почерпнутые из учебников истории. Муссолини вложил миллионы в модернизацию порта, как оказалось, лишь для того, чтобы его полностью уничтожили бомбардировки авиации союзников. Город был как-то связан с семьей Медичи. В восемнадцатом веке здесь случилось ужасающее землетрясение.
Она подобрала для себя недорогой отель, стоявший на уступе, с удлиненной формы сводчатыми окнами, но без садика. Ее номер оказался пустоватым, чистым и холодным. Она распаковала чемодан, повесив два летних платья в шкаф с жалюзи вместо створок. Умылась, надела джинсы с кроссовками и вышла в город.
Туман рассеялся, вечер выдался теплый. Облака не стояли на месте, и теперь заходившее солнце показалось сквозь их нижнюю кромку, унесенную к самому морскому горизонту. Пожилые женщины в фартуках, собрав свои прямые волосы в пучки на затылках и закрепив их заколками внизу у шеи, стояли или сидели в дверных проемах, наблюдая, что происходит во внешнем мире.
