Леди Хорбери обратилась к ней по-французски:
– Мадлен, мне нужен мой красный сафьяновый несессер.
Девушка прошла в конец салона, где был сложен багаж, и вернулась с небольшим дорожным несессером.
– Спасибо, Мадлен, – сказала Сайсли Хорбери. – Он останется у меня, а вы можете идти.
Горничная удалилась. Леди Хорбери открыла несессер, обнажив его красиво отделанную внутренность, и извлекла из него пилку для ногтей. Внимательно, с самым серьезным видом, она довольно долго рассматривала в зеркале отражение своего лица, подкрашивая губы и добавляя пудры.
Джейн презрительно скривила губы и повела взглядом вдоль салона.
Дальше сидел невысокий иностранец, уступивший свое место «величественной» женщине. Закутанный в совершенно излишнее кашне, он, казалось, крепко спал. Вероятно, почувствовав взгляд Джейн, иностранец открыл глаза, несколько секунд смотрел на нее, после чего снова погрузился в сон.
Рядом с ним сидел высокий седовласый мужчина с властным лицом. Он держал перед собой открытый футляр с флейтой и с нежной заботой протирал инструмент. «Забавно, – подумала Джейн. – Этот человек совсем не походит на музыканта; скорее, юрист или врач».
Далее располагались два француза: один с бородой, второй значительно моложе – вероятно, отец и сын. Они что-то горячо обсуждали, оживленно жестикулируя.
На ее стороне обзору мешала фигура мужчины в синем пуловере, на которого она, по непонятной причине, избегала смотреть.
«Чушь какая-то, – с раздражением подумала Джейн. – Волнуюсь словно семнадцатилетняя девчонка».
Тем временем сидевший напротив нее Норман Гейл думал: «Она прелестна… поистине прелестна. И, несомненно, помнит меня. Она выглядела такой разочарованной, когда ее ставка проиграла… Удовольствие видеть ее счастливой, когда она выиграла, стоило гораздо больше, нежели эти деньги. Я ловко проделал это… Как же она красива, когда улыбается – белые зубы, здоровые десны… Черт возьми, что это я так разволновался… Спокойно, мальчик, спокойно…»
– Я съел бы холодный язык, – сказал он остановившемуся возле него стюарду с меню в руках.
В то же самое время графиню Хорбери одолевали собственные мысли: «Боже, что же мне делать? Это самый настоящий кошмар. Из этого положения я вижу только один выход. Лишь бы мне хватило смелости! Смогу ли я найти в себе силы? У меня совершенно расшатаны нервы. Это все кокаин. Зачем я только пристрастилась к кокаину? Я выгляжу ужасно, просто ужасно… Эта кошка Венеция Керр своим присутствием только усугубляет дело. Вечно смотрит на меня, как на грязь. Она сама хотела заполучить Стивена, только у нее ничего не вышло! Ее длинное лицо просто выводит меня из себя. Оно похоже на лошадиную морду. Терпеть не могу таких женщин… Боже, что же мне делать? Необходимо принять какое-то решение. Эта старая сука не станет бросать слова на ветер…»
Она порылась в своей сумочке, вытащила из пачки сигарету и вставила ее в длинный мундштук. Ее руки слегка дрожали.
Достопочтенная Венеция Керр, в свою очередь, думала: «Чертова шлюха. Да, именно так. Возможно, в техническом плане она и виртуоз, но шлюха есть шлюха. Бедный Стивен… если бы только он мог избавиться от нее…»
Она тоже достала из сумочки сигарету и прикурила от предложенной Сайсли спички.
– Прошу прощения, леди, – раздался голос стюарда. – Курить на борту самолета запрещено.
– Черт возьми! – пробурчала Сайсли Хорбери.
Месье Эркюля Пуаро посетили следующие мысли: «Она прелестна, эта милая девушка. Интересно, чем она так встревожена? Почему она избегает смотреть на этого симпатичного молодого человека, сидящего напротив нее? Она явно ощущает его присутствие, как и он – ее…»
Самолет немного качнуло вниз.
«Мой бедный желудок», – подумал Эркюль Пуаро и закрыл глаза.
Сидевший рядом с ним доктор Брайант думал, нервно поглаживая свою флейту: «Я не в силах принять решение. Просто не в силах. А ведь это поворотный пункт в моей карьере…»
Он осторожно вынул флейту из футляра. Музыка… Средство отрешения от всех забот. С едва заметной улыбкой он поднес флейту к губам и тут же положил ее обратно. Невысокий мужчина с усами, сидевший рядом с ним, крепко спал. Когда однажды самолет тряхнуло, его лицо заметно позеленело. Доктор Брайант мысленно поздравил себя с тем, что он не страдает морской болезнью…
Дюпон-отец повернулся к сидевшему рядом с ним Дюпону-сыну и заговорил, пребывая в явном возбуждении:
– Нет никаких сомнений. Они все не правы – немцы, американцы, англичане! Они неправильно датируют доисторические гончарные изделия. Возьмем изделия из Самарры…
– Нужно пользоваться данными из всех источников, – отозвался Жан Дюпон, высокий светловолосый молодой человек, производивший обманчивое впечатление приверженца праздности и лености. – Существуют еще Талл-Халаф и Сакджагёз[3]…
Дискуссия продолжалась несколько минут.
В конце концов Арман Дюпон распахнул потрепанный атташе-кейс.
– Взгляни на эти курдские трубки, изготавливаемые в наше время. Узоры на них точно такие же, как и на изделиях, изготавливавшихся за пять тысяч лет до новой эры.
Он сопроводил свои слова энергичным жестом, едва не выбив из рук стюарда тарелку, которую тот ставил перед ним.
Мистер Клэнси, сидевший позади с Норманом Гейлом, поднялся с кресла, прошел в конец салона, вынул из кармана своего плаща континентальный справочник Брэдшоу[4] и вернулся на место, чтобы разработать сложное алиби для своего персонажа.
Располагавшийся сзади него мистер Райдер думал: «Нужно сделать все от меня зависящее, хотя придется нелегко. Не представляю, где взять денег для выплаты следующих дивидендов… Черт возьми!»
Норман Гейл поднялся с кресла и направился в туалет. Как только он скрылся из вида, Джейн достала зеркало и принялась озабоченно изучать свое лицо. Она тоже подкрасила губы и припудрилась.
Стюард поставил перед ней чашку кофе.
Джейн посмотрела в иллюминатор. Внизу сверкали, отражая солнечные лучи, синие воды Ла-Манша.
Над головой мистера Клэнси, рассматривавшего вариант прибытия поезда в Царьброд в 19.55, жужжала оса. Покружив над ним, она полетела исследовать кофе в чашках отца и сына Дюпонов. Жан Дюпон аккуратно прихлопнул ее.
В салоне воцарилась тишина. Разговоры стихли, мысли продолжили свои маршруты.
В самом конце салона, в кресле № 2, виднелась слегка откинувшаяся назад голова мадам Жизель. Можно было подумать, что она спит. Однако женщина не спала – как не беседовала и не предавалась размышлениям.
Мадам Жизель была мертва…
Глава 2. Страшная находка
Генри Митчелл, старший из двух стюардов, быстро переходил от столика к столику, оставляя на них счета. Через полчаса они должны были приземлиться в Кройдоне. Получая с пассажиров деньги, он произносил с поклоном:
– Благодарю вас, сэр. Благодарю вас, мадам.
Возле столика, за которым сидели два француза, ему пришлось ждать пару минут, пока они закончат беседовать, оживленно жестикулируя. «И больших чаевых от них не дождешься», – думал он с тоской.
Два пассажира спали – невысокий мужчина с усами и пожилая женщина в конце салона. Она была щедрой на чаевые – ему уже не раз доводилось обслуживать ее в полетах. Он решил пока не будить ее.
Невысокий мужчина, проснувшись, заплатил за бутылку содовой и бисквиты – все, что он заказывал.
Митчелл до последнего ждал, пока проснется пассажирка. Когда до посадки оставалось пять минут, он подошел к ней.
– Извините, мадам, ваш счет.
Стюарт почтительно прикоснулся к ней. Она не пошевелилась. Он слегка потряс ее за плечо. Неожиданно тело женщины начало сползать вниз. Митчелл склонился над ней и тут же распрямился с побелевшим лицом.
– Не может быть! – воскликнул Альберт Дэвис, второй стюард.
– Говорю тебе, это правда. – Тело Митчелла сотрясала легкая дрожь.
– Ты уверен, Генри?
– Абсолютно. По крайней мере, она без сознания.
– Через пару минут мы уже будем в Кройдоне.
Несколько секунд они стояли в нерешительности, а потом начали действовать. Переходя от столика к столику, Митчелл наклонялся и негромко спрашивал:
– Извините, сэр, вы, случайно, не врач?
– Я стоматолог, – ответил Норман Гейл. – Но если я чем-нибудь могу помочь… – Он привстал с кресла.
– Я врач, – сказал доктор Брайант. – Что случилось?
– В том конце одна леди… Мне не нравится ее вид.
Брайант поднялся и двинулся за стюардом. За ними незаметно последовал невысокий человек с усами.
Доктор Брайант склонился над обмякшим телом полноватой женщины среднего возраста, одетой во все черное, которая сидела в кресле № 2.
Осмотр не занял много времени.
– Она мертва, – констатировал он.
– Что это, по-вашему, приступ?
– Без тщательного обследования я не могу сказать ничего определенного. Когда вы видели ее в последний раз – я имею в виду живой?
