Незадолго до смерти Беннетта я впилилась на взятой в прокате машине в зад такси, резко остановившегося передо мной. Я следила за дорогой, не отвлекалась, смотрела вперед, но только в момент удара до меня дошло, что за дорогой-то я слежу, но не вижу того, что происходит прямо у меня перед носом. Вот и Саманта тоже… Я поняла, что могу вывалить перед ней целую гору убедительных доказательств двуличия Беннетта и она все равно их не увидит. Я попыталась зайти с другой стороны.
– А ты как думаешь, кто убил Сьюзен Рорк?
– Никто ее не убивал. Она сама. Она грозилась, что, если он ее бросит, она покончит с собой, но обставит все так, чтобы это смотрелось убийством. Даже проковыряла царапины на раме, прежде чем выпрыгнуть из окна. Как будто там была борьба. Паршивая стерва. – Ее голос звучал так громко, что мне хотелось на нее шикнуть, но я не решалась ее прервать, раз уж она наконец заговорила. – Ну убилась бы тихо, и черт бы с ней… Но нет! Если Сьюзен Рорк плохо, пусть и всем вокруг будет паршиво. Ни стыда у человека, ни совести! Ее же бесило, что мы были счастливы и собирались пожениться. Знаешь, что она сделала утром в тот день, когда покончила самоубийством? Дала объявление в «Бостон Глоб». С извещением о своей помолвке.
Люди, уже не скрываясь, прислушивались к нашей беседе. Саманта так разволновалась, что принялась махать руками и опрокинула перечницу. А я смотрела на эти руки и думала, что они вполне способны выбросить человека из окна.
Пятнадцать минут давно истекли, а Саманта все говорила и говорила, распаляясь все больше и больше.
– И еще одно. То, что Сьюзен была волонтером в приюте… она это делала не для бездомных, а только для собственной выгоды. Она добивалась повышения по службе, ей казалось, что запись о волонтерской работе будет неплохо смотреться в ее резюме.
Тут я все же ее прервала:
– А ты сама где работаешь волонтером?
– Откуда ты знаешь, что я работаю волонтером?
– Значит, все же работаешь?
– Скажу только, что я это делаю не для записи в резюме!
К нам подошла официантка и попросила Саманту говорить потише.
– Тут одна дама недавно меняла младенцу подгузник прямо на столике, и никто ей замечаний не делал! – возмутилась Саманта.
Тем не менее она попросила счет, а потом выдала мне такое, от чего я на миг лишилась дара речи.
– Может быть, тебе стоит поговорить с его бывшей женой.
– Он был женат?
Соотношение сил в нашей беседе разом переменилось.
– Твой жених не сказал тебе, что был женат? Сьюзен знала.
Пока я расплачивалась и убирала все в сумку, у меня было время собраться с мыслями.
– Как с ней связаться?
– Ее адрес есть в справочнике. Саг-Харбор. Она носит девичью фамилию. Пэт Леви.
Саманта поспешно со мной распрощалась. Я смотрела ей вслед и думала, что она не ошиблась в своих подозрениях; я обязательно расскажу о нашей встрече бостонскому детективу. Откуда ей было известно о царапинах на оконной раме?
Я не перечитывала Шекспира со школы, но, вернувшись домой, открыла томик избранных пьес, чтобы освежить в памяти «Отелло». Яго, помощник Отелло, убеждает, что его молодая жена Дездемона спит с одним из его подчиненных. Отелло верит навету и, мучимый ревностью, убивает невинную супругу. Душит ее голыми руками. О синдроме Отелло я узнала уже в колледже. Синдром Отелло – это психическое расстройство, главным симптомом которого служит навязчивый бред ревности, который обычно заканчивается проявлением насилия. В некоторых странах преступления на почве ревности не наказываются. Например, в Гонконге женщине, узнавшей об измене мужа, закон разрешает убить изменника, но без применения оружия, исключительно голыми руками. А любовницу мужа можно убить любым способом, на выбор обманутой жены. Этот древний закон действует до сих пор. По статистике приговоров, ревность является одним из трех основных мотивов убийства.
Я сидела за кухонным столом и размышляла о собственных мотивах. Почему я хочу рассказать о Саманте бостонскому детективу? Не проистекают ли мои подозрения из банальной ревности? Мне вспомнилось, как мы с Беннеттом в первый раз завели доверительный разговор о бывших любовниках и любовницах, только в случае с Беннеттом любовницы, как оказалось, были не бывшие, а единовременные. «Прошлое не мертво. Оно даже не прошлое», – как сказал Уильям Фолкнер. (Все же уроки литературы в школе не прошли даром. Я еще кое-что помню.) Во вранье Беннетта об учебе в Университете Макгилла, возможно, была доля правды: девушка, которую он называл Сэм, – сокращение от Саманты? Он говорил, что, когда они с ней расстались, у нее развилась настоящая мания преследования. Она выслеживала его, не давала ему покоя. Он менял номера телефонов, менял квартиры, но она никак не отставала. Он говорил, что его это пугало. Говорил, что однажды она проследила до самого дома за женщиной, с которой он тогда встречался, и проколола шины на ее автомобиле. Тем не менее он сделал ей предложение, этой Сэм. Он подарил ей обручальное кольцо. Беннетт был из тех лжецов, кто воспаряет над правдой, всегда прикасаясь к ней одним крылом.
Я набрала номер бостонского детектива и сразу же перешла к делу. Мы с ним беседовали уже столько раз, что можно было обойтись без предварительной светской беседы.
Я сказала ему о своих подозрениях насчет Саманты.
– Она знает о царапинах на оконной раме.
– Об этом писали в газетах. А что, эта Саманта – третья невеста Беннетта? – Он даже не попытался скрыть сарказм в голосе.
– Третья из тех, кого я знаю.
Я не стала упоминать бывшую жену.
– Помимо царапин на оконной раме, вы строите свои обвинения на ее утверждении, что Сьюзен Рорк покончила жизнь самоубийством?
– Она проявляла патологическую ревность и иррациональный гнев. Я говорю это как профессионал.
Я понимала, что для него не имеет значения мой диплом судебного психолога – то есть будущий диплом, если я все-таки найду время и силы закончить дипломную работу. В моем голосе детектив слышал только досаду и ревность обманутой любовницы.
Когда я повесила трубку, на улице зажглись фонари. Ноябрьские сумерки начинались уже в половине пятого. Я весь день ничего не ела, только утром выпила капучино в кафе. На кухне царила идеальная чистота. С тех пор как я вернулась из клиники, я даже ни разу не пожарила яичницу. Дома нашлись только кетчуп, картофельные чипсы и кусочек дорогущего стилтона, купленного в фирменном магазине сыров. Я отрезала тонкий ломтик стилтона, положила его на ломтик картофеля и окунула все это в кетчуп: крахмал, белок и условные овощи. Я не стала зажигать свет, так и сидела в темноте. Стивен считал меня ненормальной, потому что я продолжаю жить в этой квартире после всего, что случилось. Но если я перееду отсюда, то так и буду переезжать с места на место и нигде не смогу чувствовать себя как дома.
Я подошла к окну с видом на задние дворики соседнего дома. Старые итальянцы до сих пор сушат белье снаружи, на веревках. Я наблюдала, как пухлая женская рука втягивает ряд простыней в открытое окно.
Значит, Беннетт был женат. Из всей его лжи эта ложь была самой обидной. В конце концов, двум другим своим невестам он о бывшей жене рассказал. Порыв ветра вырвал последнюю простыню из рук соседки. Простыня приземлилась во дворике с фигурно подстриженными кустами – прямо на куст, сделанный в виде гриба.
Я позвонила Стивену и спросила, не хочет ли он зайти в гости.
– Я не одет, в одних носках. И я смотрю «Рубим, режем».
– Это на криминальном канале?
– На кулинарном. Сегодня у них блюдо из арбуза, консервированных сардин, острого сыра с перцем и кабачков.
– Я только что сделала блюдо из чипсов, стилтона и кетчупа.
– В «Рубим, режем» тебе пришлось бы сделать из этих ингредиентов лазанью. А ты что смотришь?
– «Долго и счастливо». «Невеста, одетая кровью». Он уже был женат.
– Жених?
– Беннетт.
Мне было слышно, как Стивен приглушил звук телевизора.
– Он мертв, Морган. И вся его ложь похоронена вместе с ним.
– Он еще не похоронен. Его не могут похоронить, пока кто-нибудь не предъявит права на тело.
– Откуда ты знаешь, что он был женат?
Я рассказала ему о Саманте.
– Думаешь, она опасна?
Я ответила, что не знаю.
– Я сейчас вызову такси и приеду.
– Саманта не сможет выбросить меня из окна. У меня тут решетки.
Стивен приехал через полчаса. Он привез с собой зубную щетку и строгий темный костюм – все еще в пакете из химчистки – для завтрашней встречи в ООН. Брат спал на диване, который он сам подарил мне на день рождения – на тридцатилетний юбилей – пять месяцев назад.
* * *
В отличие от обвиняемых-людей, у Тучки и Джорджа не было права на безотлагательное рассмотрение дела судом, и собак не освобождали под залог. Собаки томились за решеткой, дожидаясь очереди на суд. Сказать, что они тосковали, – это вообще ничего не сказать. С каждым днем в переполненном, шумном и грязном приюте они все больше и больше истощались физически и морально.
