– А, ты намекаешь на тот проклятый стакан с виски с содовой, верно? – вспыхнул Гай. – Интересно, как я мог подмешать яд в присутствии всего семейства?
– Не знаю, – в задумчивости произнес Рэндол. – Думаю, я бы сумел.
– Ты! Пожалуй, у тебя точно получилось бы, выпади такая возможность!
– Беда в том, малыш-кузен, что у меня не было ни малейшего шанса, – тихо рассмеялся Рэндол. – Я на тот момент отсутствовал. Так что, как ни прискорбно, придется исключить меня из числа подозреваемых лиц. Неприятно, конечно, но с фактами не поспоришь.
– Да замолчи же ты наконец! – взмолилась Стелла. – Что пользы грызться друг с другом? От этого только становится в десять раз хуже. Не понимаю, что тебя так тревожит, Гай? Мы все знаем, что ты никого не убивал, а если полиция думает иначе, им ничего не удастся доказать. У них нет ни одной улики, за которую можно зацепиться. Нельзя даже осмотреть стакан, из которого дядя пил виски, потому что его вымыли задолго до прихода суперинтенданта.
– Гай об этом и не тревожится, – успокоил Рэндол, рассматривая лицо двоюродного брата из-под длинных ресниц. – Возможно, яд находился совсем не в виски с содовой.
– Разумеется, его там не было. – У Гая задергались уголки губ. – И я не об этом переживаю. Но сама атмосфера подозрительности действует на нервы. Я не сомневаюсь, что расследование закончится ничем за отсутствием улик. В конце концов, полиции удается раскрыть далеко не все преступления.
– Господи, и зачем тете Гертруде понадобилось затевать проклятое расследование! – воскликнула Стелла.
– Задушил бы старуху собственными руками! – поддержал Гай дрожащим от сдерживаемых эмоций голосом. Заметив, что сестра и Рэндол смотрят на него, Гай выдавил из себя смешок: – Ладно, спущусь, пожалуй, вниз, взгляну, что там происходит. – С этими словами он проскользнул мимо Стеллы и побежал по лестнице на первый этаж.
Рэндол смотрел ему вслед, а потом аккуратно затушил окурок в вазоне с папоротниками, что стоял рядом, и задумчиво изрек:
– О господи!
– В такой обстановке у любого сдадут нервы, – с вызовом заявила Стелла. – Ты в этом доме не живешь, а потому не знаешь, что здесь творится.
– Не люблю давать советы, когда за ними не обращаются, – лениво протянул Рэндол, – но на месте любящей сестры Гая я бы порекомендовал ему отправиться на работу, как он это обычно и делает. Так было бы лучше прежде всего для самого Гая.
– Он не пойдет. Я говорила, что надо вести привычный образ жизни и даже обратилась за поддержкой к мистеру Рамболду. Хотела, чтобы он тоже посоветовал ему заняться делом. Но Гай стал такой раздражительный, от любой мелочи вспыхивает как спичка. Наверное, это от слишком богатого воображения. Ты же знаешь Гая.
– Судя по единственному образчику его трудов, который я имел честь лицезреть, его воображение можно охарактеризовать не только как не в меру буйное, но и явно извращенное и болезненное.
Стелла, которая и сама не выражала восхищения дизайнерскими талантами брата, ничего не ответила на замечание кузена и лишь сообщила, что тоже намерена спуститься вниз.
– И хочу предупредить тебя, Рэндол. Если полицейские спросят, я буду вынуждена рассказать, что видела, как ты выходил из дядиной ванной комнаты.
– Блестящая мысль, – похвалил Рэндол. – Давай организуем бюро по обмену информацией. Ты сообщишь, как я выходил из дядиной ванной, а я, в свою очередь, не премину доложить о некоторых высказываниях Гая.
– Мерзкий хам!
– Может, хочешь заключить перемирие, моя прелесть? – с улыбкой предложил Рэндол.
Мгновение Стелла стояла неподвижно, вцепившись пальцами в перила, а потом развернулась на каблуках и стремглав полетела вниз. Рэндол, по-прежнему с улыбкой на лице, поспешил вслед за ней.
Миссис Лэптон не стала ждать супруга и, громогласно подвергнув жестокой критике отвратительные манеры и моральный облик старшего племянника, покинула дом и направилась на собрание местной Ассоциации медицинских сестер. Генри Лэптон, вый-дя из кабинета, с растерянным видом топтался у парадной двери и очень удивился, когда Стелла, бросив на ходу приветствие, пробежала мимо в библиотеку. Однако в следующее мгновение он заметил Рэндола, вальяжно спускающегося по лестнице, и тут же ринулся к нему.
– Мне нужно с тобой поговорить, – торопливо пробормотал он приглушенным голосом.
– Правда? – изобразил удивление Рэндол.
– Именно так! – Лэптон бросил взгляд в сторону библиотеки, желая убедиться, что Стелла плотно закрыла за собой дверь. – Будь добр, объясни, что ты имел в виду, когда бесстыдным образом наговорил грубостей своей тете!
– Не перестаю удивляться, как много на свете людей, вроде бы обладающих нормальными умственными способностями, которым непременно хочется услышать то, что им и так хорошо известно, – с задумчивым видом произнес Рэндол. – Однако я готов дать объяснения, если вы действительно этого желаете.
Генри Лэптон устремил на племянника вопрошающий взгляд, в котором застыл испуг.
– Рассказывай, что твой дядюшка успел обо мне наговорить, – потребовал он. – Именно это меня и интересует! В то воскресенье перед смертью, когда он пригласил тебя в кабинет. Я мог бы и сам догадаться, что он все тебе разболтает!
– Догадаться не трудно, – согласился Рэндол. – А вы надеялись, что он будет молчать? А вот дядя решил, что эта история позабавит человека с таким чувством юмора, как у меня.
– Не сомневаюсь, ты повеселился от души, – с горечью в голосе заметил Лэптон.
– Не то чтобы очень, – признался Рэндол. – Можно теперь считать наш разговор законченным?
– Нет. Мне необходимо знать, что ты собираешься делать дальше. И я настаиваю на ответе!
– Что я намерен предпринять? – отозвался Рэндол, презрительно цедя каждое слово. – Неужели вы и вправду вообразили, что я стану утруждать себя мыслями о ваших банальных любовных похождениях?
Лицо Лэптона вспыхнуло румянцем, но напряженное выражение исчезло.
– Кто тебя знает. От вашей семейки можно ждать чего угодно! А что до тебя, так ты никогда не упустишь возможности сделать гадость!
– В данном случае, – не без злорадства заметил Рэндол, – мне греет душу и доставляет огромное наслаждение мысль, что дражайшую тетушку Гертруду водят за нос.
– Она от этого ни в коей мере не страдает!
– Какая жалость! – вздохнул Рэндол.
В этот момент обитая войлоком дверь в задней части коридора открылась и появилась мисс Мэтьюс. В руках она держала вазу со свежими цветами.
– А, это ты, Генри! А Гертруда уже уехала, – сообщила она. – Что до тебя, Рэндол, должна заметить, твои слова в адрес тети были в высшей степени неуместными. Не знаю, что ты там наговорил, да и знать не желаю. И если собираешься остаться на ленч, надо было предупредить меня заранее. Что бы там ни думала твоя тетушка Зои по поводу ведения домашнего хозяйства, я придерживаюсь иного мнения. На всех еды не хватит.
– К счастью, ленч в кругу семьи не входит в мои планы, – успокоил Рэндол.
– Надеюсь, ты не обвинишь меня в негостеприимности, – сменила гнев на милость Харриет. – Но не скрою, я рада. В этом доме и так хватает едоков, и лишний рот ни к чему. Я уже дала понять Зои, что не собираюсь терпеть ее друзей, которые являются сюда каждый день и усаживаются за стол на все трапезы. Да еще ведут себя так, будто гостиная принадлежит им и предназначена исключительно для игры в бридж. Образ мыслей Зои мне прекрасно известен, и я не намерена мириться с подобным безобразием! У меня такие же права на дом, что и у нее! И уж коли речь зашла о правах, не позволю, чтобы она пользовалась машиной, не спросив моего согласия! Да-да, Зои, речь о тебе, и пусть все слышат, мне абсолютно безразлично!
Миссис Мэтьюс, по-видимому, услышала голос родственницы и вышла из библиотеки.
– Успокойся, дорогая, – пропела она сладким голосом. – Если хочешь, можешь говорить обо мне все что пожелаешь.
– И буду! – не унималась Харриет. – Надеюсь, ты слышала, что я сказала!
– Нет, милая, – со снисходительной улыбкой откликнулась миссис Мэтьюс. – Боюсь, пропустила твои слова мимо ушей. Вот пришла напомнить, что после обеда хочу воспользоваться машиной, если ты не возражаешь.
– Возражаю, – с нескрываемым торжеством объявила мисс Мэтьюс. – Пуллен отвез машину в автомастерскую, чтобы удалить нагар с двигателя.
С лица миссис Мэтьюс медленно сползла улыбка, и оно приобрело жесткое выражение. Выдержав короткую паузу, Зои заговорила учтивым тоном, тщательно подбирая слова:
– Дорогая Харриет, тебе, разумеется, известно, что сегодня днем я намеревалась посетить парикмахерскую и привести в порядок волосы. Отчетливо помню, как известила тебя о своих намерениях и спросила, не нужна ли тебе машина. Разве нельзя было удалить нагар в другой день?
– Пуллен сказал, это срочно, – не сдавалась мисс Мэтьюс.
Миссис Мэтьюс поджала губы, и ее взор сверкнул огнем, не вяжущимся с христианскими добродетелями. Однако она сдержалась и с ласковым укором в голосе вновь воззвала к родственнице:
