Маккензи представил судье все документы по обеим собакам: выписки из медицинских карт, юридически заверенные характеристики, данные ветеринаром, и результаты тестирования особенностей темперамента.
– Мне хотелось бы выслушать показания свидетеля, волонтера в муниципальном приюте, где собаки содержатся на карантине последние три месяца.
Билли поднялась на ноги, поздоровалась с судьей, назвала ему свое имя и сообщила, по каким дням бывает в муниципальном приюте, где работает с собаками, содержащимися на карантине. Ее короткая речь произвела на меня впечатление. Она держалась уверенно, говорила по делу, без лишних слов, четко и убедительно. Все ее замечания выдавали хорошее знание предмета, и при этом она не вдавалась в ненужные подробности и не пыталась объяснять очевидное. Я переглянулась со Стивеном. Похоже, Билли произвела впечатление и на него.
Следом за Билли выступил Стивен. Он подтвердил, что на его памяти обе собаки ни разу не проявляли агрессии.
– Сестра взяла Тучку, когда та была еще щенком. Мы вместе ездили забирать ее из питомника.
– Как хорошо вы успели узнать питбуля? – спросил судья.
– Я бывал у сестры примерно раз в две недели, и мне всегда нравилось играть с Джорджем. Он всегда был очень ласковым.
Судья спросил у Маккензи, что еще тот имеет сказать в защиту собак, прежде чем будет объявлен перерыв для принятия решения. Маккензи сказал, что хотел бы напомнить суду, что 4 апреля 2013 года на слушании дела «Роупп против Конрада» в протоколе суда первой инстанции штата Нью-Йорк было записано: «При принятии решения об опасности собаки для человека необходимо учитывать все сопутствующие обстоятельства. Осуждение каждой конкретной собаки исключительно на основании ее принадлежности к определенной породе не может считаться законным».
Судья сказал Маккензи, что объявит свое решение в три пополудни, и Билли предложила сходить пообедать. Сказала, что знает неподалеку один замечательный ресторанчик. Когда мы пришли туда, я заметила, как округлились глаза у Стивена: Билли привела нас в кришнаитский храм. Это было обычное здание из красного кирпича, и только три гипсовые арки над входом хоть как-то напоминали индийскую архитектуру. Ресторанчик, – вернее, кафетерий – располагался в подвале. Там подавали исключительно вегетарианские блюда. Я заметила, что Стивен взял только морковь и картофель – два овоща, которые он сумел опознать.
Я никогда не умела ждать. Поэтому не смогла удержаться и спросила Маккензи, как он считает: какое решение примет судья? И немедленно извинилась за то, что так на него наседаю. Билли села рядом с Маккензи, напротив Стивена. Я давно поняла, что при знакомстве с целью «сватовства» избежать напряжения и неловкости удается вернее, если один из тех, кого знакомят, не знает, что его «сватают».
– Почему-то мне кажется, что судья не преминет воспользоваться данным случаем, чтобы в очередной раз проявить общепринятую нетерпимость к питбулям, – сказала Билли.
– А может, он нас удивит, – сказал Маккензи. – Когда прочтет полицейский отчет.
Стивен выразил осторожный оптимизм. Я заметила, что, даже когда говорил Стивен, Билли смотрела на Маккензи. Если я это заметила, то и Стивен заметил наверняка.
Чтобы слегка успокоиться и не сидеть как на иголках в ожидании приговора, я представляла себе, как плыву в теплом Карибском море и смотрю вниз, на белое песчаное дно, словно собранное мягкими складками. Это мысленное упражнение всегда помогало мне снять нервозность.
Когда я вернулась к реальности и снова включилась в общий разговор, Билли пыталась поспорить со Стивеном о каких-то юридических нюансах. У меня сложилось впечатление, что она считает себя чуть ли не знатоком в этих делах.
– Давайте не будем загадывать, – сказал – Стивен.
Маккензи выступил в роли арбитра и поддержал точку зрения Стивена. Билли тут же занялась самоуничижением и извинилась за то, что высказывает дурацкие предположения, хотя совершенно не разбирается в теме.
На обратном пути к зданию суда Билли шла рядом с Маккензи, а мы со Стивеном плелись сзади, причем у меня было такое чувство, будто у меня отбирают то, что принадлежит мне по праву. Чувство, надо сказать, неприятное.
Стивен шепнул мне на ухо:
– Эта женщина – тебе не друг.
– Она переживает за моих собак чуть ли не больше меня.
Стивен заметил, что она явно зарвалась в своих переживаниях о моих собаках, когда привела Джорджа на тестирование темперамента, не посоветовавшись со мной. А я ответила, что, хотя Билли и вправду взяла на себя слишком много, именно благодаря ей у Джорджа теперь появился шанс.
Когда мы вышли из лифта на четвертом этаже здания суда, Маккензи отвел меня в сторонку.
– Ну, с богом, – сказал он, положил руку мне на плечо и провел в зал суда.
Прежде я никогда не бывала в суде в качестве свидетеля или ответчика, хотя будь у меня больше смелости, то могла бы и побывать. Сейчас мне было стыдно об этом вспоминать. После того как я встретила Кэндис и Дага в кафе, где недолгое время работала официанткой, я все же нашла в себе силы пойти в полицию. Думаю, не последнюю роль сыграла поддержка Кэти. Она убедила меня, что идти надо, и настояла на том, чтобы меня сопровождать. Мы тогда были знакомы всего лишь месяц, но я уже поняла, что Кэти – мой добрый ангел. Я не смогла заявить об изнасиловании, когда это имело какой-то смысл: сразу после того, как Даг высадил меня у автовокзала, и образец его спермы – вещественное доказательство – еще был во мне. Не смогла, потому что мне не хватило ни смелости, ни решимости. Мое желание дистанцироваться от произошедшего ужаса возобладало над чувством гражданской ответственности. Я совершенно не думала о том, что, если оставить этих людей безнаказанными, у них появятся новые жертвы. Я не думала о других. Мне надо было защитить себя.
Когда мы с Кэти все же пришли в полицию, с моей стороны это был скорее символический шаг, нежели поиски правосудия. Преступление было совершено месяц назад, у меня не осталось никаких физиологических доказательств, я вошла в дом преступников по собственной воле, я даже не знала их адрес. Полицейский, принимавший мое заявление, был добр и внимателен. Заполнив все бланки, он посадил нас с Кэти в машину и провез по району вблизи бывшей военно-морской верфи. Но я, конечно, не смогла узнать нужный дом. Туда я приехала ночью, а утром, когда Даг меня увозил, он завязал мне глаза. Я извинилась перед полицейским за то, что он только зря потратил время. А он сказал, что мне не за что извиняться. Сказал, что я правильно сделала: обратилась в полицию и подала заявление. Но я-то знала, что подавать заявление надо было вовремя, по горячим следам. Возможно, тогда эта парочка извращенцев оказалась бы на скамье подсудимых и я бы свидетельствовала против них, и, может быть, их отправили бы в тюрьму. Моими стараниями.
Мы все уселись в первом ряду. Судья вышел к нам и без всяческих предисловий зачитал приговор:
– В соответствии со статьей сто двадцать третьей (пункт второй) закона о регулировании сельского хозяйства и рынков, принятого в штате Нью-Йорк, а также в целях охраны здоровья и жизни граждан суд постановил: пиренейская горная собака остается в муниципальном приюте, специализирующемся на содержании особо опасных собак, что станет лучшим решением для защиты как граждан, так и самой собаки от возможного вреда.
Маккензи взял меня за локоть, словно для того, чтобы удержать меня на месте, пока судья зачитывал приговор Джорджу: умерщвление посредством «гуманной эвтаназии», как это называется на заумном юридическом языке. Судья сказал, что Джорджу осталось жить двадцать четыре часа, после чего объявил разбирательство завершенным.
– Это еще не конец, – шепнул мне Маккензи. – Мы можем подать апелляцию.
– Для обоих?
– Для начала для Джорджа. Надо просить об отсрочке казни и добиваться, чтобы и его тоже определили в приют.
– Но в хороших приютах нет мест, – сказала Билли. – Они даже закрыли запись в листы ожидания.
– И что будет с Тучкой, если в приютах нет мест? – спросила я.
– О Тучке мы побеспокоимся позже. Сейчас мне надо заполнить все документы на прошение об отсрочке для Джорджа, – сказал Маккензи. – Стивен, ты развезешь всех по домам? Я тебе позвоню сразу, как только что-то будет известно.
Стивен, Билли и я вышли из здания суда – Билли шла впереди – и направились к метро.
– Никто не любит питбулей, – сказала Билли.
– Я забрала Джорджа из приюта, чтобы спасти от усыпления. И вот вам пожалуйста, – сказала я.
– Ты подарила ему любовь, которой иначе он бы и не узнал, – сказал Стивен.
Я понимала, что Стивен хочет меня утешить, но его слова совершенно не успокаивали. У входа в метро мы распрощались. Стивен направился к своей машине, чтобы ехать обратно в Манхэттен. Билли тоже куда-то сорвалась, не сказав, куда именно. А я спустилась в метро и отправилась домой в Уильямсберг. Ждать и надеяться.
