Глава девятая
Ханнасайд приехал на квартиру к Рэндолу за полдень, однако сей элегантный джентльмен встретил суперинтенданта в парчовом халате яркой расцветки и экстравагантного фасона. Однако, приглядевшись, Ханнасайд обнаружил, что под халатом Рэндол полностью одет для выхода, не считая, разумеется, пальто. Таким образом, суперинтендант сделал вывод, что Рэндол облачился в столь изысканное одеяние не из-за лени, а, скорее, из любви к экзотике. Он про себя улыбнулся, представив, какую реакцию вызвал бы невиданной красоты халат у сержанта Хемингуэя, случись тому увидеть этот шедевр портновского искусства. Однако терять время зря суперинтендант не собирался и сразу приступил к делу, объяснив цель своего визита:
– Простите, что побеспокоил, мистер Мэтьюс, но думаю, вы сможете мне помочь.
– Весьма польщен, – улыбнулся Рэндол. – Позвольте угостить вас стаканчиком хереса.
– Благодарю, я не употребляю спиртное в такой час. Скажите, говорит вам о чем-нибудь имя Хайд?
Рэндол налил себе стакан хереса и аккуратно закрыл графин пробкой.
– Как же, Хайд-Парк.
– Нет, не то.
– Постойте, дайте подумать. – Рэндол взял стакан с хересом. – Тогда один из персонажей Стивенсона? – предположил он.
– И больше ничего? – Ханнасайд не сводил с собеседника пристального взгляда.
Рэндол смотрел на суперинтенданта безмятежными синими глазами.
– На данный момент ничего другого на ум не приходит. Хотите продолжить разговор на эту тему? В таком случае, боюсь, придется кое-что мне разъяснить. Я плохо соображаю сегодня утром.
– Припомните, не называл ли это имя ваш покойный дядя, – не отставал Ханнасайд.
Рэндол смотрел на гостя поверх ободка стакана.
– Нет, не называл. – Он подошел к креслу и уселся на подлокотник. – Хотите сигарету? Или сыграем в прелестную игру под названием «жмурки»?
– Я разочарован, мистер Мэтьюс, – признался суперинтендант, принимая сигарету. – Надеялся, вы прольете свет на возникшую проблему. Я просматривал банковские книжки вашего дядюшки. – Он чиркнул спичкой и зажег сигарету. – И обнаружил, что источником значительной части его дохода являлся человек по имени Джон Хайд. Или же деньги поступали за счет какого-то бизнеса, который представляет Хайд.
Рэндол сделал глоток хереса. Ханнасайд заметил на его лице лишь легкое удивление.
– Когда вы, суперинтендант, упомянули о значительной части, какая именно сумма имелась в виду?
– Я не производил подсчетов, но думаю, речь идет о тысяче двухстах или трехстах фунтов в год.
– Приличный доход, – заметил Рэндол с нескрываемым изумлением. – А можно поинтересоваться, каким образом деньги поступали на дядин счет?
– Чеками. Регулярно, каждый месяц, только суммы разные. – Суперинтендант сунул руку в карман пиджака и достал банковскую расчетную книжку Грегори Мэтьюса. – Может, хотите сами взглянуть?
– Пожалуй. – Рэндол отставил в сторону стакан и, взяв книжку, стал не спеша ее просматривать в полном молчании. Через некоторое время он вернул ее Ханнасайду. – Знаете, суперинтендант, жаль разбивать ваши надежды, но я не могу пролить свет на это дело. А каковы ваши соображения?
– В общем-то у меня их и нет, – признался Ханнасайд. – Ведь я не был знаком с вашим дядей и потому обратился к вам. Полагаю, вы, мистер Мэтьюс, знали его лучше остальных.
– Никогда над этим не задумывался. Более того, на заре нашего приятного сотрудничества я, кажется, упоминал, что не пользовался дядиным доверием.
– Верно, – согласился Ханнасайд. – Только мне в душу закралось подозрение, что вы явно поскромничали. Из всех членов семьи только вам он рассказал о разоблачении мистера Лэптона и его адюльтере.
– Вы называете это доверием? – удивился Рэндол. – А по-моему, речь идет всего лишь о непристойной истории.
– Ладно, давайте откажемся от слова «доверие», мистер Мэтьюс, и определим ваши отношения как взаимную симпатию, – предложил Ханнасайд.
Произнося эти слова, суперинтендант уловил промелькнувшее в глазах Рэндола странное выражение, которое повергло его в шок. У Ханнасайда не было времени задуматься над тем, что означает эта вспышка молнии, но осадок остался пренеприятный.
– Нет, суперинтендант, – возразил Рэндол обычным невозмутимым тоном. – Сомневаюсь, что между нами существовала взаимная симпатия. Возможно, вас ввел в заблуждение общеизвестный факт, что из всего семейства один я не ссорился с покойным.
– Ну полно, мистер Мэтьюс! – продолжал настаивать Ханнасайд. – Почему вы не желаете быть со мной откровенным? Дело вовсе не в симпатии, была она или нет. В любом случае создается впечатление, что вы знаете о своем дяде гораздо больше, чем мне рассказали. Взять хотя бы чеки от Джона Хайда. Хотите меня убедить, что вы, являясь наследником всего дядиного имущества, пребывали в неведении относительно источника значительной части его доходов?
– Такого желания у меня нет, однако ваши слова – чистая правда. – Рэндол встал и подошел к столу, чтобы снова наполнить стакан. – Различные суммы, регулярно поступающие в виде чеков, наводят на мысль, что дядя участвовал в каком-то коммерческом предприятии, но предпочитал не связывать с ним свое имя. Придет время, и, возможно, разгадка увидит свет Божий.
– Короче говоря, вы, мистер Рэндол, не придаете этому открытию особого значения, так?
– Верно, – пожал плечами Рэндол. – Не считаю его важным. Сказать по правде, по-моему, вы зря теряете время, пытаясь отыскать Джона Хайда. Его причастность к делу выглядит весьма расплывчато.
– Вполне возможно, – согласился Ханнасайд. – Но когда на пути встречается нечто, требующее объяснений, я довожу дело до конца, каким бы банальным оно ни казалось. Я уже провел опрос с целью установления личности Джона Хайда в банке, клиентом которого он является, и по его единственному адресу.
– Надеюсь, титанические труды принесли желаемые плоды и ваше рвение вознаграждено?
– Полагаю, так, – не замечая иронии, отозвался Ханнасайд. – Я, например, обнаружил, что Хайд называет себя представителем промышленной компании и владеет маленьким домиком на Гэдсби-роу в Сити, где находится газетный киоск. Дом сдается человеку по имени Браун, но одну комнату Хайд оставил для личного пользования.
– Правда? – изумился Рэндол.
– Человек, способный ежемесячно осуществлять крупные денежные платежи, не имеет иного адреса, кроме кабинета в доме на захолустной улочке. Весьма странный факт, требующий дальнейшего расследования. Что скажете, мистер Мэтьюс?
– Что вы попусту теряете время, уважаемый суперинтендант.
– А как насчет того, что Джона Хайда не видели в кабинете со вторника четырнадцатого мая?
Рэндол стоял к собеседнику спиной, доставая сигарету из портсигара, но, услышав слова суперинтенданта, мгновенно повернулся.
– Кто утверждает, что его не видели с четырнадцатого мая? – поинтересовался он.
– Владелец газетного киоска. И не похоже, что он врет.
– Не слишком, на мой взгляд, ценная информация, – заметил Рэндол, возвращаясь в кресло. – Можно предположить, что Хайд заболел или уехал.
– Конечно. Однако мистер Джон Хайд имеет склонность все время ускользать, и этот факт, несомненно, требует объяснений. Человек без домашнего адреса вызывает удивление, мистер Мэтьюс. – Ханнасайд встал. – Жаль, что вы не можете мне помочь.
– Не имею обыкновения тратить время на погоню за иллюзиями, суперинтендант. А можно узнать, удалось ли получить подробное описание внешности намеченной жертвы?
– Очень расплывчатое и, возможно, ложное.
– Да, это принесет огромную пользу! Ну и как же выглядит мистер Хайд?
– Мужчина средних лет с ничем не примечательным лицом. Вот пока и все.
– На вашем месте я бы бросил эту затею, – посоветовал Рэндол.
– Не надейтесь, что я последую вашему совету, – довольно резко ответил Ханнасайд и покинул квартиру Рэндола.
Однако поиски Джона Хайда оказались делом неблагодарным. Этого человека никто не знал. И когда Ханнасайд вместе с сержантом Хемингуэем, вооружившись ордером на обыск, посетили его кабинет, никакого ключа к разгадке личности Хайда не нашлось. Кабинет представлял собой темную грязную комнату над магазинчиком, в которой не было ничего, кроме стола, стула, пишущей машинки и сейфа.
– Если этот тип представитель фирмы или коммивояжер, то куда подевались образцы товаров? – недоумевал сержант Хемингуэй.
Мистер Браун, как и в прошлый раз встретивший их в рубашке без пиджака, оглядывал комнату с тенью беспокойства.
– Никогда прежде он не исчезал, не сказав ни слова, – бормотал он. – В последний раз видел его в позапрошлый вторник, и с тех пор он как в воду канул.
Это многократно повторяющееся заявление нашло поддержку и в банке «Фостерс». Четырнадцатого мая в банк поступил чек от Хайда на двадцать пять фунтов, выписанный на предъявителя. При опросе кассир дал подробное описание мистера Брауна и сообщил, что тот имел обыкновение обналичивать чеки, выписанные Хайдом на предъявителя. Мистер Браун не отпирался и тут же признался, что мистер Хайд всегда поручал ему эту работу, а он, в свою очередь, всего лишь забирал деньги и относил Хайду. Так как впоследствии выяснилось, что Браун очень часто вносил деньги вместо Хайда, причин подвергать его слова сомнению не было оснований. Однако добиться от Брауна, почему ему доверяли подобные поручения и каким образом он был связан с Хайдом, так и не удалось. Он твердил, что ничего не знает, и мистер Хайд не посвящал его в свои дела. А когда Ханнасайд поинтересовался, приходили ли к Хайду посетители, Браун с мрачным видом буркнул, что иногда действительно являлись какие-то люди, по-видимому, по делам, но кто они и откуда, ему неизвестно.
