Ознакомительная версия.
Старик совсем перестал волноваться и с удовольствием пустился рассказывать.
– Кстати, хоть это и старейший фокус на свете, – продолжал он, – но все же требует определенной сноровки. Потом я, разумеется, вернул солонку, передав ее кому-то из сидящих. Безусловно, уйдут годы, пока этому научишься. Но мне больше по душе уронить солонку под стол. Непрофессионально, конечно. С пола ее не поднять, а пока обнаружат уборщики, пройдет две недели, не меньше. Однажды у меня под стулом целый месяц валялся дохлый дрозд. Фокусы тут, разумеется, ни при чем. Его задушила кошка.
Профессор лучезарно улыбнулся.
Ричард чувствовал, что выполнил порученную ему задачу, но никак не мог понять, что это дало. Он взглянул на Дирка, который, по всей видимости, не собирался ему помогать, и решил продолжать наугад.
– Да, – сказал он, – да, я понимаю, что все это ловкость рук. Чего я не могу понять – это как солонка очутилась внутри сосуда с узким горлышком.
Профессор вновь принял озадаченный вид, будто они говорили о разных вещах. Затем перевел взгляд на Дирка, который вдруг перестал расхаживать по комнате и заинтересованно и выжидающе смотрел на него.
– Ну, здесь… все абсолютно просто, – сказал профессор. – Никакой ловкости рук. Я вышел за шапочкой, помните?
– Да, – неуверенно произнес Ричард.
– Так вот, – продолжил старик, – пока меня не было в зале, я нашел гончара, который сделал сосуд. На это, конечно, понадобилось время. Около трех недель ушло на поиски, и еще два дня ждали, пока он протрезвеет. Потом я еле уговорил его обжечь вазу с солонкой внутри. После этого ненадолго зашел в одно место за… э-э-э… пудрой для лица, чтобы скрыть загар. Ну и, разумеется, как следует рассчитал время возвращения, ведь все должно выглядеть натурально. В передней я налетел сам на себя – этот момент меня всегда смущает, не знаю, куда смотреть… Вот, собственно, и все.
Он печально и беспокойно улыбнулся.
Ричард уже хотел было кивнуть, но вдруг передумал.
– О чем, черт побери, вы говорите? – спросил он.
Профессор удивленно посмотрел на него:
– По-моему, вы сказали, что знаете мою тайну.
– Это я знаю, – победоносно вмешался Дирк. – А Ричард – пока нет, хотя только что получил всю информацию, которая потребовалась мне, чтобы догадаться. С вашего позволения я добавлю кое-какие недостающие штрихи. Чтобы скрыть свое долгое отсутствие от сидящих за столом – ведь для них вы покинули зал всего на несколько секунд, – вам пришлось записать свои собственные последние слова, дабы по возвращении как можно естественнее возобновить разговор. Важная деталь для человека, чья память уже не так крепка, как прежде. Я прав?
– Не так крепка, как прежде, – повторил профессор, медленно качая седой головой. – Я уже не помню, какой она была прежде. Однако да, это вы верно подметили.
– И еще кое-что, – продолжил Дирк. – Это касается вопросов Георга Третьего. Заданных вам.
У профессора удивленно вытянулось лицо.
– Он вас спросил, – Дирк извлек из кармана блокнотик и заглянул в него, – существует ли причина, по которой события следуют одно за другим, и есть ли способ остановить такой ход вещей. А не спрашивал ли он – и не задал ли этот вопрос первым из трех – о возможности вернуться в прошлое… или что-нибудь в этом роде?
Профессор посмотрел на Дирка долгим, оценивающим взглядом.
– Я в вас не ошибся, – произнес он, – вы обладаете редким умом.
Он медленно подошел к окну. Внизу через дворик куда-то спешили люди, ежась под дождем. Кто-то указывал визитерам на достопримечательности.
– Да, – наконец вымолвил он тихим голосом, – именно так он и спросил.
– Хорошо, – сказал Дирк и с самодовольной улыбкой захлопнул блокнот. – Это объясняет, почему ответы были «да, нет и возможно» – в таком порядке. Ну и где же она?
– Где же что?
– Машина времени.
– Сейчас вы находитесь внутри ее, – ответил профессор.
На станции Бишопс-Стортфорд в вагон поезда ворвалась шумная веселая компания. Некоторые молодые люди были одеты в слегка помятые к вечеру костюмы-визитки с бутоньерками в петлицах. Девушки в элегантных платьях и шляпках увлеченно обсуждали свадьбу: Джулия чудесно выглядела в шелке и тафте, а неуклюжесть Ральфа и под фраком не скроешь.
Один из парней высунул голову в окно, окликнул проходящего по перрону носильщика и справился, на тот ли поезд они сели и делает ли он остановку в Кембридже. Носильщик подтвердил, сдобрив ответ ругательством. Юноша добавил, что вся их честная компания не желает оказаться не в том месте, и издал лающий смешок, очевидно, призванный подчеркнуть необычайную остроумность этого комментария, а затем втянул голову обратно в вагон, больно ударившись затылком.
Содержание паров алкоголя в воздухе резко повысилось.
Все, казалось, пришли к общему мнению, что наилучшим образом отметить окончание торжества и дойти до кондиции в этот вечер им поможет набег на вагон-ресторан, где не успевшие надраться в стельку на свадебном банкете получат шанс довести начатое до конца. Под буйные одобрительные возгласы решение было принято, поезд тронулся, и многие из пока еще державшихся на ногах попадали на пол.
Трое молодых людей плюхнулись на свободные сиденья в одном из купе. Четвертое место уже занимал холеный, упитанный джентльмен в старомодном костюме. Большие коровьи глаза его уныло смотрели в окно, в необозримую даль.
Постепенно и очень медленно глаза изменили фокус и вернулись от бесконечности к более близкому окружению – новым незваным соседям.
Трое принялись громко обсуждать, пойти в вагон-ресторан вместе или послать гонца за выпивкой на всех, вслед за чем было высказано предположение, что гонец скорее всего вылакает все сам и остальным не достанется, а если не вылакает, то не сможет устоять на ногах и, чего доброго, прольет все на пол, чем причинит неудобство другим пассажирам.
Совместными усилиями удалось выработать некое общее мнение, однако оно тотчас было забыто. Двое вскочили на ноги, но тут же сели снова, в это время вскочил третий. Затем сел и он. Двое снова встали, решив, что будет проще и разумнее пойти и выкупить вагон-ресторан целиком.
Третий уже собрался было последовать за ними, когда медленно, но настойчиво джентльмен с коровьими глазами наклонился через столик и крепко ухватил его за руку.
Молодой человек в костюме-визитке попытался – насколько это позволило его отчасти спутанное сознание – сосредоточить на нем сердитый взгляд и сказал:
– Что вам нужно?
Майкл Вентон-Уикс пронзительно посмотрел ему прямо в глаза и тихо произнес:
– Я был на корабле…
– Где?
– На корабле…
– Какой корабль, вы о чем? Отпустите руку. Отстаньте же!
– Мы преодолели, – почти неслышно, но настойчиво продолжал Майкл, – чудовищные расстояния. Мы пришли, чтобы построить рай. Рай. Здесь.
Он обвел глазами вагон и бросил мимолетный взгляд в забрызганное дождем окно на сгущающиеся сумерки промозглого английского дня. Во взгляде явственно ощущалась ненависть. Пальцы еще крепче вцепились в руку юноши.
– Послушайте, мне нужно выпить, – заявил свадебный гость, впрочем, весьма неуверенно, потому что и сам уже понял – ему больше этого не хочется.
– Мы оставили тех, кто занят разрушительной войной, – прошептал Майкл. – Наш мир должен стать миром покоя, музыки, просвещения. В нем не будет места ничему мелкому, обыденному, ничтожному…
Притихший повеса изумленным взглядом смотрел на Майкла. Вроде на старого хиппи не похож. Хотя как знать… Его собственный старший брат несколько лет прожил в коммуне у друидов, поедал пончики с ЛСД и считал себя деревом. Сейчас он заделался директором коммерческого банка. Разумеется, разница небольшая: он перестал считать себя деревом (разве что только изредка) и научился обходиться без определенного сорта красного вина, от которого его вновь тянет на подвиги.
– Кое-кто предрекал нам неудачу, – продолжал Майкл голосом тихим, но тем не менее звучащим четко в шумном вагоне, – пророчил, что мы несем огонь войны, но мы были тверды, наша единственная цель – процветание искусства и красоты, величайшего искусства, величайшей красоты – музыки. С собой мы брали только тех, кто искренне в нас верил.
– О чем вы говорите? – спросил свадебный гость, однако уже без вызова, потому что успел попасть под чары соседа по купе. – Когда это было? Где?
Майкл тяжело дышал.
– До вашего рождения, – изрек он наконец, – сидите тихо, и я вам все расскажу.
Тишина повисла надолго. За это время вечерние сумерки за окном сгустились, и в комнате потемнело. В игре света и теней вырисовывался силуэт профессора.
Обычно излишне словоохотливый Дирк молчал. Его глаза с детским восторгом заново обвели взглядом скучную, обшарпанную мебель в гостиной, панели на стенах, потертые ковры. Руки его дрожали.
Ознакомительная версия.