– Может быть, вы и правы. Но вы были бы поражены, если бы я сказал вам, что в любую минуту с радостью удавил бы своего кузена, если бы был уверен, что меня за это не повесят?
– Не валяйте дурака. Не говорите того, чего вы не хотите сказать. Не забывайте, что я регулярно общаюсь с мужем и могу передать ему все ваши слова.
– О, это не важно. Я абсолютно уверен, что ваш муж считает меня способным на любое преступление – морально. Лейланд – тоже. Он бы тут же посадил меня за решетку, если бы нашел хоть какое-то объяснение тому, как я якобы это сделал. Так что совершенно не важно, какого они обо мне мнения. Но мне хотелось бы знать, что думаете обо мне вы.
– Как я уже сказала, я поражена условно. Меня бы нисколько не поразило, если бы вы просто сказали, что ни за грош разделались со своим кузеном, поскольку я бы не поверила, что вы говорите всерьез.
– Но я еще раз могу это повторить, и вполне всерьез. Я считаю, такие люди, как Дерек, не имеют права на жизнь, и не думаю, что с моей стороны было бы неправильно убрать его с дороги. Конечно, тут эгоизм; если бы я это сделал, то исключительно ради того, чтобы порадовать свою душу и карман. Но это не неправильно, потому что он не имеет права на жизнь. Существование таких людей неоправданно, с какой стороны ни посмотри. Таких не любят священники, государству от них никакой материальной пользы; с эстетической же точки зрения они просто не в счет – ни сами не испытывают возвышенных удовольствий, ни другим не дают их испытывать. Совершенно бесполезны. Так мне думается.
– О, как раз это представляется мне совершеннейшей чепухой. Уважать надо либо жизнь каждого, либо ничью. Нелепо думать, что, поскольку вы понимаете Скрябина, а Дерек нет, убийца Дерека совершил нечто пострашнее, чем если бы порешил вас.
– У вас слишком личный взгляд на вещи. Я не до конца уверен, что сам имею право на жизнь. Наделал кучу глупостей и наделаю еще больше, если в результате всей этой истории получу деньги, вот увидите.
Найджел, как и большинство людей, почитающих себя мерзавцами, предпочитал, чтобы душевные беседы с ним вели душевные женщины. Попытки наставить его на путь истинный, особенно предпринимаемые с благожелательностью, подкрепленной приятной внешностью, усиливали в нем чувство собственной важности. Но Анджела ловко обошла ловушки; ее здравый смысл оказался на диво крепким.
– Да, – согласилась она, – полагаю, вы натворите черт-те что. Могу даже представить, что причините кучу вреда. Однако, несмотря на это, я не сыпанула вам в бульон стрихнина и не собираюсь этого делать. Кстати, самое время его выпить – бульон, я имею в виду.
– Да, но руководствуясь сантиментами, не правда ли? Я хочу сказать, что вам, вероятно, претит мысль удавить мышонка. Но вы не против травли мышей. Так почему же вы против того, чтобы вытравить Дерека? Или меня, например?
– Я не говорила, что я против, – напомнила ему Анджела. – Я только сказала, что предпочла бы не знать того, кто это сделал, поскольку мне кажется, это не самое приятное знакомство.
– Тогда я и есть это самое неприятное знакомство, потому что я из тех, кто убил бы Дерека, если бы представилась такая возможность и если бы, предположим, меня никто не опередил.
– О, я вовсе не против знакомых, которые думают, что могли бы убить Дерека. Поскольку, как я уже говорила, я не верю, что вы из тех, кто в самом деле убил бы. Если, конечно, это действительно не вы убили.
– Вам это не кажется несколько непоследовательным?
– Вовсе нет. Дела говорят громче, чем слова. Скажите мне, что это сделали вы, и я вам поверю. Скажите мне, что вы могли бы это сделать, и я вам не поверю, поскольку мне кажется, вы себя не знаете. Конечно, одно дело, когда человек находится в состоянии крайнего возбуждения, но когда речь идет о хладнокровном убийстве, я думаю, все мы куда менее бесчеловечны, чем сами думаем.
– А все-таки, какой вред от убийства Дерека? Как ни крути, что посеешь, то и пожнешь. Невозможно пить и травить себя так, как он, не уничтожая себя. Что хорошего в том, что он жив? Если он жив. Просто мешает мне получить пятьдесят тысяч, вот и все.
– Которые, как вы утверждаете, превратят вас в чудовище. Нет, бессмысленно ломать голову о последствиях тех или иных поступков. Нужно просто соблюдать правила игры. А убийство их нарушает. Так нельзя. Это все равно что, раскладывая пасьянс, подтасовывать карты.
– Убийство просто ускорило бы развязку. Вы ведь не будете спорить, что Дерек достоин того, чтобы сохранить ему жизнь?
– Каждый достоин того, чтобы сохранить ему жизнь. Вернее, достойны очень немногие, но жизнь нужно сохранять всем, если это как-то можно устроить. Оглянитесь на себя: мы все думали, что вы убийца и вас ждет виселица. И тем не менее хлопотали вокруг вас с грелками и припарками, ходили за вами, что за персидским шахом. Пользы от этого никакой, и все же мы обязаны были это делать, потому что нужно соблюдать правила. Сделайте одно исключение, и мы все не выберемся из болота до конца своих дней.
– Разрази меня гром, если я буду это делать.
– И все-таки вы будете это делать. Если вы притаились в кустах, чтобы убить человека, а он вдруг упал в воду, вы побежите его спасать.
– Вы меня замучили. Если бы это был Дерек, я бы дал ему утонуть и швырнул еще кирпич вдогонку.
– Нет, не швырнули бы. И перестаньте противоречить, иначе я велю вам лечь в постель и не двигаться. А теперь я разведу вам бульон, если мне удастся раздобыть банку. Я оставила ее за дверью, а там мой муж раскладывает пасьянс, так что вполне возможно, сначала мне прострелят башку.
Она и впрямь нашла мужа не в самом благодушном настроении.
– Мне нужно расписание автобусов, – проворчал он, доставая из корзины для бумаг тройку пик.
– Почему бы не позвонить? – спросила Анджела, напустив на себя hauteur[30].
– Я только об этом и думал, но мне не дотянуться до этого чертова колокольчика так, чтобы не сдвинуть карты. Будь умницей, попроси.
– Хорошо. Только дай мне бульон.
Ей удалось найти замызганную таблицу внизу лестницы. Бридон в рассеянности мял ее в руках, а Анджела смотрела на него с порога.
– Отлично! – сказал он наконец. – Дело проясняется. Скажи шоферу, чтобы он подогнал «Роллс» после обеда, мы едем в Уитни.
– Вообще-то, дома у нас куча одеял[31].
– О, ради бога, забирай бульон и иди к своему пациенту. Я занят.
Бридон вышел к обеду, демонстрируя симптомы подавленного возбуждения, замеченные и встреченные Анджелой не без одобрения. Он был оживлен и в присутствии Ферриса говорил о чем угодно, только не о деле Бертелов.
– Было утром что-нибудь свеженькое? – спросил он Лейланда, когда они остались наедине.
– Мелочи. Совершеннейшие мелочи, и чертовски путаные. Вы помните, Найджел говорил нам, что, до того как все это случилось, он собирался на континент? Так вот, я подумал, может быть, он уже получил паспорт и решил, что не самое надежное дело оставлять паспорт в распоряжении столь шустрого обладателя. Я спросил его, и Бертел сказал, что паспорт среди его вещей, подробно описав, где искать. Видимо, он отправил не весь свой багаж. Так вот, я все обыскал и не нашел никакого паспорта.
– Вы полагаете, он врет?
– Это, конечно, можно узнать в соответствующей инстанции. Но не думаю, что он соврал. Видите ли, я не нашел сам паспорт, зато обнаружил несколько паспортных фотографий, одна заверена капелланом его колледжа. Для меня загадка, почему закон возлагает такого рода обязанности на клириков. По-моему, никто так небрежно не заверяет документы, как священники. Но как бы то ни было, я их нашел; собственно, вот они. Можете взглянуть, если хотите. Я бы не назвал это удачным портретом, немного смазано, но паспортисты невзыскательны.
– М-да, в общем-то, ни черта не похоже. Хотя выдается фамильный подбородок. Кстати, вопрос: а где они были сделаны? Вы ведь говорили, что, когда искали фотографии Найджела, обошли чуть ли не все оксфордские и лондонские ателье, и нигде ничего.
– Так это же любительские. Их сделал Дерек, перед путешествием. По крайней мере, так утверждает Найджел.
– Но они не были сделаны непосредственно перед путешествием.
– Где-то за неделю, когда они его планировали. Что с вами?
– Ничего. Просто, по-моему, я только что ухватил еще одно звено. Нет, точно. Подождите, Лейланд, вы поедете сегодня в Уитни?
– Только если это необходимо.
– Не думаю, что вы будете там очень полезны. О, вот и Анджела с машиной. Знаете, пожалуй, вечером я смогу вам сообщить довольно важные сведения, так что постарайтесь быть к чаю.
– Попробую. Приводите всех ваших друзей. Составится почти компания, не правда ли?
– Никого я не приведу. Но если я прав – а я чувствую, что на сей раз прав, – у меня будут новости, которые усадят вас за телеграф – всем, всем, всем.
– Еще одна пробежка по злачным местам? – уточнила Анджела, когда автомобиль вывернул на главную дорогу.
