Мы пошли. Через поляну и дальше по лесной тропинке. Она впереди, я сзади. Затем вышли на главную тропинку, потом на улицу и дальше к ее дому. Шли молча. Я не делал попыток завести разговор. Все, что я мог бы сказать, представлялось мне неуместным и банальным. А она, погруженная в горестные размышления, возможно, вообще забыла о моем присутствии.
– Надеюсь, – произнес я, когда мы приблизились к дому, – у вас есть кто-то, с кем вы сможете разделить горе?
– Есть, – отозвалась она. – Двое. Близкая подруга, моя ровесница, и наша старая служанка, давно ставшая членом семьи. Она нянчила еще маму, а после ее смерти была и остается в нашем доме за хозяйку. Она очень привязана к моему отцу. Известие о его смерти будет для нее тяжелым ударом. Не знаю даже, как ей сказать… – Ее голос дрогнул.
– Говорят, разделенное горе – это полгоря, – произнес я, пробуя хоть как-то ее утешить.
Через пять минут мы были на трехгранной площади перед приятным с виду домом семьи Д’Эрбле. От него веяло стариной. На воротах красной краской изящная надпись: «Коттедж в плюще». Из окна эркера первого этажа за нами встревоженно наблюдала пожилая женщина. Ее, видимо, смутило состояние нашей одежды. Она исчезла и вновь появилась в открытых дверях.
Мисс Д’Эрбле повернулась и протянула руку:
– До свидания. Надеюсь, позднее я смогу отблагодарить вас за доброту.
Она вошла в калитку, направляясь по неширокой мощеной дорожке к двери, где ее ждала старая нянька.
Глава 2
Беседа с доктором Торндайком
Стук закрывшейся калитки как будто обозначил конец одного действия и начало другого. До сих пор мое внимание было полностью приковано к мисс Д’Эрбле и ее горю, но теперь, когда она ушла, я немедленно принялся размышлять над сегодняшними событиями.
Как объяснить эту трагедию? Несчастный случай? Нет, не похоже. Человек может упасть в глубокую воду и утонуть: оступиться в темноте, споткнуться о причальный канат или что-нибудь похожее… Но там ничего похожего не было и в помине. В том месте, где находилось тело, глубина озерца не больше двух футов, а ближе к берегу и того меньше. Так что если он и забрел туда в темноте, то мог легко выбраться на землю. Впрочем, как он мог туда забрести? Единственно, если с какой-то целью. Неужели, чтобы покончить с собой?
Размышляя над этим, я обнаружил, что не желаю принимать такую версию, несмотря на опасения и, может быть, подозрения дочери. Пока мы шли к дому, она рассказала кое-что об отце, и я понял, что это был человек всеми любимый, а значит, скорее всего счастливый. А счастливые люди самоубийством не кончают.
Но если отвергнуть версию самоубийства, то что же останется?
Озадаченный непостижимой тайной, я не переставал думать и садясь в трамвай, где прошел в самый конец, чтобы никто не видел мои мокрые брюки. Тайна смерти Джулиуса Д’Эрбле меня волновала не потому, что я был излишне любопытен. Нет. Его судьбу я неожиданно начал воспринимать как нечто личное, касающееся меня самого. Я знал его дочь всего несколько часов, но это были часы, которые мы с ней никогда не забудем. Что странным образом позволяло мне думать о ней как о близком человеке.
О том, чтобы разрешить загадку самому, не могло быть и речи. Но я знал, как поступить. Медицинский институт при больнице Святой Маргариты, где я учился, славился своими преподавателями. А кафедру судебной медицины у нас возглавлял один из крупнейших специалистов в этой области – доктор Джон Торндайк. Надо ли говорить, что в связи с загадкой о гибели мистера Д’Эрбле я сразу подумал об этом замечательном человеке. Во время учебы он несколько лет был моим куратором. В его доме я ни разу не был, но в последний раз он мне сказал, что, если понадобится совет, я могу обращаться к нему в любое время. И сейчас это время наступило. Я знал, что сегодня у него нет занятий, домашний же адрес можно было найти в институтском реестре.
На часах начало первого, было время переодеться и поесть.
Два часа спустя я двигался по приятной, обсаженной тенистыми деревьями улице, посматривая на номера домов. А вот и вырезанный на камне в основании изящного кирпичного портика галереи XVII века номер дома Торндайка. Кажется, мой учитель на месте: дверь с его фамилией на дощечке была распахнута, за ней виднелась вторая, внутренняя, с висящим рядом отполированным медным дверным молотком, которым я и воспользовался.
На мой стук почти сразу отозвался невысокий, похожий на священника джентльмен в черном льняном фартуке и черных же гетрах на ногах. Он застыл с вежливым вопросом в глазах.
– Могу я увидеть доктора Торндайка? – спросил я и, чуть помедлив, добавил: – По делу.
Невысокий джентльмен осветился лучезарной улыбкой, при этом его лицо покрылось сетью маленьких симпатичных морщинок.
– У доктора ленч в его клубе, но он скоро вернется. Желаете подождать?
– Конечно, – отозвался я. – Надеюсь, мой визит его не обеспокоит.
Невысокий джентльмен снова улыбнулся:
– Дела, связанные с профессией, доктор беспокойством не считает. Да и любой человек, если к нему обратились по делу, доставляющему удовольствие, вряд ли сочтет, что его побеспокоили.
Произнося эти слова, он поглядывал на стол, где стоял микроскоп, поднос с препаратами и крепежным материалом. Рядом лежала стопка матерчатых лоскутков.
– Извините, что оторвал вас, кажется, вы заняты, – сказал я.
– Это пустяки, – отозвался он. – Но, пожалуй, пора продолжить работу.
Он усадил меня в мягкое кресло, а сам занял место за столом и принялся возиться с лоскутками, отделяя от них нити. Понаблюдав некоторое время за его точными, выверенными движениями, я хотел было спросить, зачем эти нити нужны, как вдруг он вскинул иглу, которой работал, и прислушался.
– А вот и доктор.
Через секунду я тоже уловил едва слышный звук шагов, доносившийся издалека. Очевидно, ассистент доктора обладал слухом сторожевой собаки; он прекратил работу и собрал нити на краю стола. Шаги тем временем приближались, наконец дверь распахнулась, и появился доктор. Ассистент немедленно сообщил ему о моем присутствии.
Доктор улыбнулся:
– Полтон, вы недооцениваете мою способность к наблюдению. Я отчетливо вижу этого джентльмена невооруженным глазом. Здравствуйте, Грей. – Он радушно пожал мне руку.
– Сэр, если вы не можете уделить мне время для разговора, – смущенно проговорил я, – то я приду в другой раз… Мне нужно проконсультироваться по весьма загадочному делу.
– Друг мой, – Торндайк похлопал меня по плечу, – для весьма загадочных дел время у меня всегда найдется. Позвольте только повесить шляпу и набить трубку, а затем можете начать приводить меня в содрогание.
Мистер Полтон удалился, уложив лоскутки на поднос, а доктор Торндайк избавился от своей шляпы и, закурив, сел в кресло напротив с блокнотом, приглашая меня рассказывать. Что я и сделал.
Он внимательно слушал, время от времени делал заметки в блокноте и не прерывал рассказ. Когда я закончил, доктор просмотрел свои заметки и поднял глаза.
– Первая версия очевидна – самоубийство. У вас есть основания, кроме уже упомянутых, ее не принимать?
– Разве только вспомнить ваши наставления, – произнес я уныло. – Что к версиям самоубийства в делах, где не все очевидно, следует относиться скептически.
Он одобрительно кивнул:
– Да, это один из главных принципов судебно-медицинской практики. Версию самоубийства следует рассматривать, когда разобраны все другие варианты. Но у нас нет никаких фактов, относящихся к делу. Возможно, что-то прояснится во время разбирательства у коронера. А может, и не прояснится. Но вас-то что здесь беспокоит? Ведь вы всего лишь свидетель, обнаруживший тело, и никогда с этими людьми знакомы не были.
– Это верно, – согласился я, – но мне хочется помочь мисс Д’Эрбле выяснить причину гибели ее отца. Мне показалось, что она надеется на меня… Чувствую себя в какой-то степени обязанным. Так получилось. И потому буду вам премного благодарен, сэр, если вы поможете мне в этом.
– И что вы хотите, чтобы я сделал? – спросил он.
– Все, что сочтете необходимым, – ответил я, – чтобы установить, как погиб этот человек.
Доктор Торндайк задумался.
– Проводить аутопсию коронер скорее всего поручит судебно-медицинскому эксперту. Я попрошу коронера разрешить мне присутствовать. Думаю, возражений не будет. Затем начнется разбирательство, в котором обязательно будете участвовать и вы – как свидетель. Я найму знакомую и очень хорошую стенографистку, чтобы она сделала подробный отчет. Даже если аутопсия ничего интересного не выявит, все равно, изучив все представленные свидетельства, можно будет решить, нужно ли по этому делу дальнейшее расследование или нет. Вам такой план подходит?
Я облегченно вздохнул:
– Разумеется. О большем я и не мечтал. И очень вам благодарен, сэр, что вы согласились помочь.
– Не стоит благодарности, – отозвался он с улыбкой. – Вы проявляете благородство по отношению к несчастной осиротевшей девушке, которой, кроме вас, наверняка некому помочь, и я рад поучаствовать в добром деле.
