– Тогда Дейтон-Кларк или я могли совершить убийство.
– Дейтон-Кларк мог застрелить Амплби и оставить ваши кости в его кабинете?
– Мог. Я тоже мог.
– Когда, по вашему мнению, кости были украдены из ваших апартаментов?
– Полагаю, между десятью сорока и десятью пятьюдесятью, пока я находился у Дейтона-Кларка?
– В этом случае Дейтон-Кларк не мог бы их выкрасть?
– Нет. И мне действительно неизвестно, когда именно их украли. Я точно знаю, что днем они находились в шкафу. В незапертом шкафу.
– Был ли Дейтон-Кларк врагом Амплби?
– Он не произносил необдуманных слов, желая ему сгнить в саркофаге, как столь опрометчиво поступил я. Однако их отношения заставляли желать лучшего. Дейтон-Кларк публично обвинил Амплби в недобросовестном отношении к Рэнсому, который сейчас находится за границей.
– Рэнсом не за границей, – непринужденным тоном вставил Готт.
– Вот как?
– Сейчас он, вероятно, в кровати, причем на территории колледжа. Не так давно он прибыл в корзине для белья, которую вы видели у входа.
– В самом деле?
Не осталось никаких сомнений, что Хэвеленд отлично владел собой. Услышав о коллеге, которого держали в корзине для белья, он не выказал ни тени изумления, ни тени любопытства. Он просто встал со своего места.
– Не смею более мешать вашей беседе. Ожидаю результатов вашего сотрудничества. Всего наилучшего.
С этими словами Хэвеленд удалился.
Эплби усмехнулся:
– Готт, что, по-вашему, он имел в виду под результатами нашего сотрудничества?
– Подозреваю, что он думает, будто мы собираемся вместе писать романы. Но зачем же он все-таки приходил?
Эплби снова усмехнулся, на сей раз задумчиво.
– Он приходил за информацией. И он получил ее. Или хотя бы ту часть, которая его интересовала. Вы догадываетесь, что нам делать дальше?
– О да, – ответил несокрушимый Готт. – Нам надо провести небольшой эксперимент с катафалком. А пиво подождет.
– Злодей освобожден, – доложил Хорас, вернувшись в комнату Дэвида из разведки, длившейся довольно продолжительное время.
– Освобожден! – беспомощно воскликнули его друзья.
– Я рад это сообщить, – ответил Хорас, который, очевидно, все обдумал. – Освобожден. Что значит, полагаю, что он ничего не сделал. И это, в свою очередь, означает, что мы не поймали убийцу. Мы так и не сошлись в том, как поступить с ним с точки зрения морали, если бы мы его схватили. Мы увлеклись, по крайней мере Майк, веселой проделкой, связанной с его упаковкой и доставкой по адресу.
– Они и вправду его отпустили?
– Он отправился в свои прежние апартаменты, принял ванну, от души наелся, после чего по телефону вызвали миссис Танк, чтобы та застелила ему ложе. Толстяк Эванс видел все это из окна.
– Возможно, они просто дают ему возможность поглубже увязнуть, – предположил Майк.
– Или дают возможность нам поглубже увязнуть, – огрызнулся Хорас. – Тебе не кажется весьма вероятным, что нам всем крышка?
– Никоим образом. Ты можешь себе представить, что Рэнсом явится к Дейтону-Кларку и станет жаловаться на напасти, обрушившиеся на него, пока он прятался в старой таверне с фальшивым носом?
– Ну, если так, – недоверчиво произнес Хорас, – то мы благополучно вышли из игры.
– Вышли из игры? – На сей раз заговорил Дэвид. – Право же, Хорас, не хочешь ли ты приостановить наше расследование? Разве я не говорил вам обоим, что в дополнение к идее у меня есть информация? Нет-нет, Хорас, твой долг исполнен, однако нам еще предстоит работа.
Хорас повернулся к Майку:
– Вот ведь зануда. Я давно это подозревал. И пожалуйста.
Майк мрачно кивнул.
– Да, представляю себе картинку. Сэр Дэвид Пеннифезер Эдвардс, знаменитый зануда из Казначейства. Без устали учреждает комитеты и рассылает запросы. Бедный старина Дэвид.
С этими словами Майк с нарочитой серьезностью углубился в изучение «Избранных проповедей семнадцатого века». Хорас сполз на пол и через мгновение погрузился в тайны мисс Миллиган. Номер «два-шесть» потерял всякий интерес к смерти доктора Амплби.
Однако Дэвид хорошо знал своих друзей. Он тихо заговорил, не обращаясь ни к кому. И через пару минут двое других стали ловить каждое его слово.
О пиве забыли. Готт заваривал крепкий кофе. Эплби положил часы на подлокотник кресла и задумчиво их разглядывал.
– Безрезультатный эксперимент, – сказал Готт. – Он, конечно, мог уложиться, однако почти что секунда в секунду.
– Да, к тому же в оба промежутка. Хэвеленд располагал почти равными временными интервалами: с десяти тридцати до десяти сорока и от десяти пятидесяти до одиннадцати. Даже если сдвинуть его приход к декану на десять сорок три или даже сорок пять, нужно дать временной люфт с другого конца, чтобы Амплби вышел из кабинета и попал в сквер после того, как Слотуайнер принес напитки в десять тридцать. И вправду, секунда в секунду.
– Так вот, моя картина того, как Хэвеленд катит кости вместе с трупом по садовой дорожке, как вы и предположили, безусловно, является несколько утрированной. Но зачем же все-таки Хэвеленд приходил к декану, и что сам декан говорит по поводу временных интервалов?
– Минуточку, – ответил Эплби. – Сейчас мы пройдемся по перемещениям других и начнем с декана. Вот.
Он достал соответствующую бумагу.
– «Дейтон-Кларк…
10.30… Вышел из профессорской с доктором Барочо и отправился вместе с ним в его апартаменты в Епископском дворике.
10.35… Направился к себе, некоторое время в сопровождении Барочо. Через несколько минут после возвращения пришел мистер Хэвеленд.
10.50… Хэвеленд ушел к себе. Через несколько минут Дейтон-Кларк позвонил в привратницкую по административным делам, а затем сел читать.
11.10… Дворецкий ректора Слотуайнер принес трагическую новость…»
– Это подтверждает слова Хэвеленда, – заметил Готт. – И если на звонок привратнику ушло хоть какое-то время, то это, похоже, выводит самого Дейтона-Кларка из игры.
– Если только, – отозвался Эплби, – он, так сказать, не набирал номер одной рукой, а другой стрелял в Амплби.
– Выстрел услышали бы в Епископском дворике.
– Он вполне мог сразу за Хэвелендом выйти в Садовый сквер, встретить Амплби и застрелить его. После чего позвонить из любой пустой комнаты в профессорских апартаментах, снова выбежать на улицу, погрузить в кресло кости и тело, бросить их в кабинете, выстрелить по какой-то причине во второй раз в одиннадцать часов, а затем ринуться к себе.
– Боже мой, Эплби, да тут вообще все тютелька в тютельку! Вы действительно можете представить себе, что Дейтон-Кларк станет вот так скакать? А была ли в профессорских апартаментах пустая комната, откуда он мог позвонить? Хэвеленд вернулся к себе. А что остальные трое?
– Одну секунду. Это еще одно узкое место, должен признаться. Возможно, слишком узкое. Если не было «свободного» телефона, тогда, конечно, вся эта версия разваливается. Однако прежде чем обратиться к остальным трем, взглянем-ка на Барочо. Его передвижения стыкуются с перемещениями декана, так что, кажется, мы сможем его исключить.
– Но у Барочо не было ключа.
– Не важно. Посмотрим на него. Я помню, что он в любом случае вне игры. Да, именно так. «Проводил Дейтона-Кларка до его апартаментов в десять тридцать пять, а потом пошел прямиком в библиотеку и читал там, пока его не вызвали после одиннадцати». В библиотеке сидели несколько студентов. Барочо полностью исключается.
– Если уж вы взялись за людей без ключей, то как насчет старика Кёртиса? У него есть алиби?
Эплби покачал головой:
– Кёртис отправился к себе в десять тридцать. Он утверждает, что в тот вечер вообще не выходил. Около полуночи декан вытащил его из постели, чтобы рассказать о случившемся. Вот и все, что мы знаем.
– А если Кёртис и есть темная лошадка? – спросил Готт и деловито добавил: – Постараемся подвести предварительные итоги. Реально под подозрением находятся Хэвеленд, Титлоу, Эмпсон, Поунолл, Рэнсом, Дейтон-Кларк и я. У всех были ключи. Для продолжения дискуссии я исключаюсь. У нас пока нет информации о передвижениях Рэнсома в значимые промежутки времени. Хэвеленд, кажется, укладывается секунда в секунду. Причастность или непричастность Дейтона-Кларка зависит от перемещений оставшихся. Если он не мог позвонить из их апартаментов, у него просто не оставалось времени на убийство Амплби и прочее в интервале между десятью пятьюдесятью и одиннадцатью. Воспользоваться телефоном Хэвеленда он не мог. Тогда возьмем Титлоу, Эмпсона и Поунолла, чьи передвижения, кстати, важны сами по себе.
Эплби взял еще одну бумагу.
– Вот передвижения Поунолла, – начал он, – в соответствии с тем, что он рассказал мне нынче утром. Он вернулся в свои апартаменты почти в девять тридцать. Читал двадцать минут. Затем отошел ко сну и в десять пятнадцать уже спал. Кто-то разбудил его своим присутствием в десять сорок две.
