Однако приближавшиеся шаги принадлежали сержанту Трампету. На проводе был премьер-министр.
Эплби уже доложил, что документ находился в безопасности. Теперь, извинившись, он без особого энтузиазма поспешил в артистическое фойе. За последние полчаса он все больше утверждался во мнении, что началась охота за преступником, и эта охота не имела отношения ни к Пайку, ни к Перчу, ни к премьер-министру. Несмотря на продолжавшуюся «блокаду» дома, шпионская версия становилась все более маловероятной.
– Итак, – раздался в трубке голос премьер-министра, – документ у вас, и это прекрасно. Хильферс уже выезжает, чтобы его забрать. Можем ли мы вздохнуть спокойно? Судя по второму перехваченному сообщению, думаю, что можем.
– У меня нет никакого второго перехваченного сообщения, – ответил Эплби.
– Нет? Тогда, полагаю, Хильферс его вам привезет. Звучит оно примерно так: «Сожалею преждевременном извещении должен доложить неудаче и отсутствии иной возможности». Понимаете, какой-то идиот подумал, что если прозвучал выстрел, его сообщник, разумеется, получил то, за чем охотился. Эти шпионы иногда на удивление глупы. Не то что полиция.
– Благодарю вас, сэр, – мрачно ответил Эплби.
– Однако из второго перехвата следует, что за документом охотились, и охотились активно. Какой-то отъявленный негодяй все еще там, рядом с вами. Не дайте ему нанести удар, прежде чем вы не передадите бумагу Хильферсу.
– Слушаюсь, сэр. – Эплби отвечал, как сержант Трампет.
– И они все у вас до сих пор еще взаперти? Полагаю, нет никаких шансов на то, что в суматохе кто-то мог завладеть бумагой?
Эплби понял, что премьер-министр не упускал ничего. Он ответил:
– По этой версии отработали пару ложных следов, и на это ушло время. Но сейчас в этом направлении имеется лишь одна несущественная вероятность, в остальном же все под контролем.
– Одна вероятность?
– Да, сэр. Один человек оказался в обстоятельствах, когда он мог завладеть какой-то информацией.
– Понимаю. – В голосе премьер-министра вновь послышалось волнение. – Кто?
Эплби замялся, хотя знал, что линия защищена от прослушивания.
– Мистер Джервейс Криспин.
И тут ни с того ни с сего с другого конца провода на Даунинг-стрит раздался взрыв хохота.
– Если это все, мистер Эплби, можете снимать осаду. Джервейс! Ну, ну! Лучше бы вы заподозрили герцога: я так до конца и не узнал, что это за человек. Но Джервейс… понимаете ли… хотя это большая тайна… он… он составлял документ для меня. Вы поняли? Составлял документ.
– Вот как! – удивился Эплби.
– В конце концов… подумать только… кто бы еще мог… кто бы еще? Так вот, найдите мерзавца, убившего Олдирна. Всего хорошего.
И премьер-министр повесил трубку.
Эплби проклял премьер-министра, проклял бестолковых скамнумских шпионов и особенно Джервейса Криспина. Вся его версия о Джервейсе как о беспринципном магнате, как сам Джервейс издевательски назвал себя, оказалась, по словам того же Джервейса, напрасной тратой времени. И Джервейс в высшей степени безответственно позволил ему потерять время на безумные фантазии. Он явно или неявно отрицал любое знание документа. Однако вполне возможно, что он был связан некими обязательствами. Разумеется, даже герцог не знал, что его родственник имеет отношение к документу. И что-то во всем этом особенно раздражало. Особенно раздражало то, что весь мир должен строить догадки, стараться разгадать смысл и трепетать от планов Пайка и Перча. Возможно, о них не знала ни одна живая душа, и вот – пожалуйста. И любого со складом ума Эплби в равной мере раздражало то, что никто из заинтересованных лиц не действовал целенаправленно – все, как выяснилось, разводили путаницу.
Однако теперь, по крайней мере, можно было вплотную заняться убийствами. Эплби приказал снять наблюдение с террас, а затем направился к зрительному залу. Пока что перед ним открывались три возможные линии расследования. Предстояло тщательное изучение передвижений многих людей – в связи с убийствами и с посланиями. Была ниточка, указанная ему Такером, которая вела к Маллоху и стала причиной его недавнего разговора с Нейвом. Еще оставался Банни.
И тут в голову Эплби пришла еще одна мысль. Устройство Банни, хотя и окруженное неким ироническим ореолом, было известно в Скамнуме как научный инструмент, пусть и не приносящий ощутимых результатов. Банни демонстрировал и охотно показывал его работу всем желающим. К тому же его прибор делал точные записи человеческого голоса. Несведущие и честные люди – за исключением проницательной мисс Терборг – едва ли видели все его возможности, однако он вряд ли бы ускользнул от внимания осмотрительного отправителя зловещих посланий. Как бы искусно человек ни изменял свой голос, записывать его на аппарат Банни было рискованно. И тут, разумеется, снова всплывала знакомая тема риска. Снова – как при выстреле в Олдирна и в перетаскивании тела Боуза – просматривалось намеренное заигрывание с опасностью. И оба раза оно сходило преступнику с рук. Возможно ли, что на третьей, а на самом деле первой, попытке он оступится? Вполне возможно. Банни должен тотчас же приступить к работе.
Эплби вернулся в зал и увидел Нейва, Готта и Элизабет там же, где и прежде. Мужчины были поглощены словесной перепалкой, а Элизабет смотрела на них с легким изумлением. Но Банни еще не вернулся.
Дальняя дверь с треском распахнулась, и в зал влетел Ноэль.
– Мистер Эплби, Нейв, – задыхаясь, прохрипел он, – пойдемте! На Банни напали рядом с его комнатой. По-моему, он мертв.
* * *Банни ударили сзади по голове в темном коридоре. Он не умер, но находился на грани смерти. Нейв и Биддл склонялись к мнению, что он, возможно, выживет, но несколько часов его состояние будет оставаться критическим. Как мрачно заметил Нейв, пока неизвестно, сколько еще убийств случится в Скамнуме. И было трудно поверить, что это подлое убийство не было непреднамеренным, поскольку куда менее сильный удар обеспечил бы похищение, явно являвшееся главной целью преступника. А похищение было налицо. В углу комнаты Банни стоял большой чемодан с секционными отделениями. В каждой секции лежал полый металлический валик с восковым покрытием и маленькая карточка. Не хватало лишь одного валика, но соответствовавшая ему карточка осталась на месте. На ней были дата и важная пометка: «Любопытное послание».
Банни перенесли в другую спальню. Эплби, оставшийся с Готтом, сжав губы, ходил из угла в угол. Он вдруг остановился.
– Какой быстрый и изворотливый дьявол! Скажите, Джайлз, как обо всем этом узнали? В том смысле, прежде чем вы с Банни пришли в зал. Обсуждалась ли возможность определения голоса?
Готт кивнул:
– Да. Клэй говорил об этом за завтраком. Ему вдруг пришла в голову мысль, и он поделился ею. И Банни сказал, что да, он скорее всего смог бы сличить валик с посланием с образцами наших голосов и таким образом определить злоумышленника. После этого я привел его к вам.
Озадаченный, Эплби машинально взмахнул рукой.
– Это встревожило преступника, и он решил действовать без промедления! Я должен был предусмотреть это. Мне следовало знать, что с того самого момента Банни находился в опасности. Бедняга! Кто был там, Джайлз? Кто был за завтраком?
– Тогда, полагаю, примерно половина гостей. Я мог бы привести вам много имен, не полный список. Это будет еще одно тщательное расследование.
– Да. Но оно позволит нам сверять все остальные алиби, которые мы обнаружим. Возможность отправлять послания, выстрелить в Олдирна, зарезать Боуза, подслушать план Банни и напасть на него. Когда я сведу всех в таблицу по этим критериям, возможно, начну продвигаться вперед. И это кажется самым коротким путем, когда Банни не может нам помочь.
Эплби быстро зашагал к двери. И Готту показалось, что он начинает злиться.
Гости, не имевшие непосредственного отношения к расследованию, прибывшие в Скамнум лишь для того, чтобы посмотреть пьесу, уже разъехались. Молча или тихо бормоча заранее заготовленные любезности или бормоча то, что придет в голову, они попрощались с герцогом и герцогиней и укатили навстречу свободе и известности. Ведь по возвращении в Лондон они на многие недели окажутся в центре внимания. Памела Хогг уехала в слезах, поскольку утренняя почта принесла ужасающие известия о надвигающемся Армагеддоне. Миссис Платт-Хантер предложила все рассказать министру внутренних дел или заслуживающему доверия детективу-иностранцу – на усмотрение герцога. А вдовствующая герцогиня вернулась в Хортон-Ледиз, не ведая о том, что американский филолог, этажом выше находившийся между жизнью и смертью, когда-то хотел сравнить ее произношение с артикуляцией леди Люси Лампкин, описанной ученым Оджером. Все они разъехались, и Скамнум, в котором еще оставались немногочисленные гости, какое-то время напоминал большую школу, где остались только каникулярные пансионеры.
