Ознакомительная версия.
– Приятный праздник! – произнес он с горечью. – Я говорил тебе, Арчи… ну да ладно. Он мертв?
– Мертв, как жареная колбаска.
– Ясно, Арчи. Мы никогда не препятствовали отправлению правосудия. Так это называют юристы. Вот им и карты в руки. Не наше это дело. Во всяком случае, теперь. Что ты помнишь о том, как мы ехали сюда?
– Кажется, только то, что мы ехали поездом.
Он кивнул:
– Позови мистера Сервана.
В три часа утра я сидел за столом в малой гостиной корпуса «Покахонтас». Напротив меня расположился мой друг Барри Толмен. За его спиной маячил косоглазый головорез с крепкими челюстями, одетый в синий саржевый костюм, пристежной белый воротничок, ярко-розовую рубашку и алый галстук. Имя его и род занятий секрета не составляли. Это был Сэм Петтигрю, шериф округа Мерлин. Двух других я не знал. Один с блокнотом, какими пользуются стенографисты, примостился на краешке стола. Второй, состоящий на службе в полиции штата Западная Вирджиния, торчал на стуле у стены. Дверь в столовую была открыта, и оттуда доносился запах магниевых фотовспышек, гул голосов полицейских экспертов, снимавших отпечатки пальцев, и тому подобное.
Голубоглазый атлет пытался скрыть раздражение:
– Я все знаю, Эшли. Вы управляющий курортом Канауа-Спа, а я прокурор этого округа. Чего вы от меня хотите? Чтобы я сделал вид, будто он сам упал на нож и это несчастный случай? Вопреки вашим обвинениям я не добиваюсь театральных эффектов.
– Ладно, Барри. Забудьте. – Клей Эшли, стоящий рядом со мной, медленно покачал головой. – К черту все это! Я знаю, вы не можете замять дело. Но ради бога, кончайте быстрее и увозите их отсюда. Да-да, я знаю, вы это сделаете, как только можно будет. Извините, если что не так сказал… Пойду попытаюсь уснуть. Буду нужен – звоните.
Он удалился. Кто-то вышел из столовой что-то спросить у Петтигрю. Толмен встряхнулся, потер глаза и посмотрел на меня.
– Я вызвал вас снова, мистер Гудвин, чтобы спросить, не вспомните ли вы еще что-нибудь в добавление к рассказанному раньше?
Я покачал головой:
– Вы собрали весь урожай.
– Вы не припомнили ничего из того, что происходило в гостиной? Ни одной особенности поведения, ни одного важного разговора?
Я отвечал отрицательно.
– А в течение дня?
– Ничего. Ни днем, ни ночью.
– Что вам сказал Вульф, когда тайно вызвал вас и показал тело Ласцио за ширмой?
– Он вызвал меня не тайно, а в присутствии всех.
– Но он позвал вас одного. Почему?
Я пожал плечами:
– Вам лучше спросить его.
– Что он сказал?
– Я уже говорил вам. Он попросил меня проверить, мертв ли Ласцио. Я сказал, что мертв, и он велел позвать мистера Сервана.
– Это все, что он сказал?
– Кажется, он сделал какое-то замечание насчет приятного праздника. Иногда он бывает ироничен.
– И кажется, весьма хладнокровен. У него были причины не любить Ласцио?
Я сильнее упер ногу в перекладину стула. Вульф не простит мне, если неосторожным ответом я обрушу на наши головы эту неразбериху. Я знал, зачем Вульф позвал в кухню меня одного и поинтересовался моими недавними воспоминаниями. Ему пришло в голову, что его, как важного свидетеля, не выпустят из штата да еще заставят выступать в суде, а это противоречило представлениям босса о приятной жизни. Я не питал никакого уважения к простаку, который позволил себя поймать при помощи ловко пролитого имбирного пива, а кроме того, в отличие от Вульфа, ничего не имел против Западной Вирджинии. Поэтому я ответил:
– Конечно нет. Он никогда прежде не встречал Ласцио.
– А в течение дня не произошло ничего такого, что заставило бы его, скажем так, обеспокоиться насчет благополучия Ласцио?
– Насколько я знаю, нет.
– Вы или Вульф знали о предыдущем покушении на жизнь Ласцио?
– Насчет него ничего не скажу. Спросите его сами. Я – нет.
Мой приятель Толмен принес дружбу в жертву долгу. Он оперся локтем о стол, ткнул в меня пальцем и сказал тошнотворным тоном:
– Вы лжете.
Как я заметил, косоглазый шериф, которому не нравилось выступать на вторых ролях, бросил на Толмена сердитый взгляд. Вообще атмосфера в комнате была нездоровой.
Я изобразил удивление:
– Лгу? Я?
– Да, вы. О чем беседовала с вами и Вульфом миссис Ласцио, когда заходила к вам в номер сегодня днем?
Надеюсь, кадык у меня не дернулся, но мысленно я судорожно сглотнул. Неважно, как он это выяснил и сколько знал. У меня не было выбора.
– Она рассказала нам, что ее муж обнаружил в сахарнице мышьяк, – сказал я, – и высыпал его канализацию. Ей хотелось, чтобы Вульф защитил Ласцио. Она еще сказала, что супруг запретил ей говорить кому-либо о покушении.
– Что еще?
– Это все.
– Вот видите, а вы только что утверждали, будто ничего не знаете о предыдущем покушении на жизнь Ласцио, не так ли?
– Так.
– Ну? – изрек он все тем же тоном.
Я улыбнулся ему:
– Послушайте, мистер Толмен, я вовсе не пытался провести вас, даже если бы и знал, как это сделать. Примите кое-что в расчет. Во-первых, я не хотел вас оскорбить. Вы еще молодой человек, впервые избраны окружным прокурором, а Ниро Вульф распутал преступлений больше, чем все, о которых вам доводилось слышать. Вы знаете это, и вы знаете его репутацию. Даже если бы Вульф или я располагали сведениями, способными навести вас на след, – а мы ими не располагаем, – вы только потеряли бы время, выжимая из нас информацию, потому что мы стреляные воробьи. Я не хвастаю, просто констатирую факты. Возьмем, например, первое покушение на Ласцио. Я настаиваю на том, что ничего не знаю. Мне известно одно: по словам миссис Ласцио, ее муж обнаружил в сахарнице какое-то подмешанное к сахару вещество. Откуда он знал, что это мышьяк? Ласцио не отравили, он был заколот. В моей практике…
– Меня не интересует ваша практика. – Тон все тот же. – Я спрашиваю вас, не вспомнили ли вы чего-нибудь имеющего значение в связи с убийством. Вспомнили?
– Я уже сказал вам, что миссис Ласцио…
– Да-да, миссис Ласцио. Оставим пока это. Еще что-нибудь?
– Ничего.
– Уверены?
– Вполне.
– Приведите сюда Оделла, – приказал Толмен полицейскому.
Меня наконец осенило. Так вот оно что! Ну и друзей же я себе приобрел с тех пор, как приехал в штат, именуемый Ручкой Кастрюли. Это шутливое прозвище мне сообщил мой новый приятель, детектив при отеле Гершом Оделл. Мои мозги опять едва не подавились услышанным, и я не был уверен, что сумел проглотить неприятное известие. Я как раз переваривал его, когда в сопровождении копа вошел мой дружок Оделл. Я обратил к нему взгляд, от встречи с которым он уклонился. Он встал так близко ко мне, что я мог бы облобызать его, не вставая с места.
– Оделл, что говорил вам этот человек вчера днем? – спросил его Толмен.
Отельный детектив не смотрел в мою сторону.
– Он сказал мне, что Филипа Ласцио кто-то убьет, – начал он хрипло. – А когда я спросил кто, ответил, что все встанут в очередь.
– А еще что?
– Это все.
Толмен повернулся ко мне, но я отвел удар. Я ткнул Оделла под ребро так, что он подпрыгнул.
– А, вот оно что! – рассмеялся я. – Теперь вспомнил! Это когда мы с вами сидели над той тропинкой и бросали вниз камни, а вы мне показали вашу скалу, точно! Вы, конечно, не говорили мистеру Толмену всего, о чем мы беседовали, поэтому он думает… Вы передали ему, как я вам рассказывал обо всех этих итальянских и польских поварах, что они готовы от зависти поубивать один другого? И что Ласцио зарабатывает больше всех, шестьдесят тысяч в год, поэтому на него они набросятся на первого, да еще в очередь выстроятся. А потом вы мне показали ту скалу и объяснили, как вам удается выбираться из отеля в такое время дня. – Я повернулся к Толмену. – Мы разговорились как приятели, только и всего! Хотите искать здесь какой-то скрытый смысл – на здоровье! Если бы я рассказал вам, что́ Оделл говорил о той скале… – Я снова засмеялся и ткнул приятеля под ребро.
Толмен хмурился, но уже не из-за меня.
– В чем дело, Оделл? Вы не так рассказывали.
Я не мог не перевести игру на Оделла. Он старательно делал вид, будто разговором совсем не заинтересован. Воплощенная высшая справедливость, он все еще не смотрел на меня, а уставился прямо в глаза Толмену:
– Кажется, мой язык не мелет сам по себе. Кажется, он говорит, что ничего особенного и не было. Но я ясно запомнил имя Филипа Ласцио: любой детектив ухватится за разговор об убийстве…
Косоглазый громила неожиданно произнес тягучим мягким голосом:
– Вы что-то очень уклончиво говорите, Оделл, вам что-то слишком много кажется.
– Говорил он вам, что Ласцио собираются убить, или не говорил?! – требовательно спросил Толмен.
– Ну… он это сказал, да. То есть что они все завистливые, а Ласцио получает шестьдесят тысяч. Точно, он это сказал. А больше вроде ничего.
– Так что же, Гудвин? Почему это вы выбрали Ласцио?
Ознакомительная версия.
