Что касается второй части вопроса, тут мнения скорее разошлись. Кавендишу и Нотт-Сломану показалось только одно: О’Брайан пребывает в отличном расположении духа. А с точки зрения Филиппа Старлинга, он, напротив, выглядел «довольно угрюмым и изможденным». Джорджия была согласна с тем, что пребывал он в прекрасном настроении, однако же выглядел бледнее и болезненнее обычного, и за его веселостью ощущалось некоторое напряжение. Лючия, когда с тем же вопросом обратились к ней, готова была, кажется, впасть в истерику и исступленно выкрикнула:
– Зачем вы меня мучаете? Неужели непонятно, что я… я… любила его?! – И неожиданно спокойно, так, словно это признание позволило ей очнуться, добавила: – Хибара. А что он делал в этой хибаре?
– Ну что, Бликли, – вклинился Найджел, – полагаю, мы услышали все, что нам было нужно, так?
Суперинтендант намек понял и, уведомив собравшихся, что их могут попросить на день-два задержаться в Чэтеме, отправился вместе с Найджелом и Болтером назад, в садовый домик. Там они нашли чрезвычайно довольного собой сержанта. У ножки большого стола он нашел обломок запонки. Ему удалось также обнаружить четыре группы отчетливых отпечатков пальцев. Одна – на рукояти пистолета, дверце сейфа и иных предметах – скорее всего, принадлежала хозяину. На туфлях никаких отпечатков не осталось. Бликли не сомневался, что экспертиза подтвердит принадлежность и двух других групп – эти отпечатки явно оставлены Найджелом и Беллами. А четвертая? У Найджела подпрыгнуло сердце. Вот он, этот некто! Икс, неизвестный, чье существование ему предстоит доказать! Но сердце как подпрыгнуло, так и упало: в хибару приходил Эдвард Кавендиш.
Они вместе пришли сюда первыми нынешним утром. Он стоял возле книжного шкафа, потом отошел к окну. И наверняка наследил. Найджел поделился предположениями с суперинтендантом. Они вернулись в дом, оторвали Кавендиша от сестры и Лючии и попросили его позволить снять отпечатки пальцев – для сравнения с теми, что были найдены на подоконнике и пачке сигарет. Тот не противился, хотя и несколько разнервничался, по крайней мере оно так казалось.
В домике, когда они снова пришли туда, Бликли посмотрел на Найджела и печально покачал головой:
– Нет, сэр, так мы далеко не уйдем. Говорят, мертвые молчат, но в данном случае это не так. Ситуация ясна, как стекло. Мне неприятно думать, что такой джентльмен, как мистер О’Брайан, мог добровольно расстаться с жизнью, но против фактов не пойдешь.
– Против фактов… – задумчиво протянул Найджел. – А мне так кажется, что я мог бы заставить этого мертвеца поведать совершенно иную историю, и как раз на основании тех же фактов, что нам удалось пока установить…
Глава 5
Запутанная история
Суперинтендант нерешительно подкрутил усы. Было в спокойной уверенности этого молодого мистера Стрейнджуэйса нечто неопровержимое. Армейская выучка внедрила в суперинтенданта, быть может напрасно, веру в высшую мудрость тех, кого он никогда бы не подумал назвать «офицерским сословием». И что это обещает быть за дело, если… – словом, Бликли решил послушать. Возможно, это было самым разумным за всю его жизнь решением. Он велел Джорджу доставить в Тавистон отпечатки пальцев, и как можно скорее, а Болтера послал в дом за завтраком для Найджела.
Размахивая руками – в одной вилка с наколотой на нее сосиской, в другой ложка для конфитюра, – Найджел приступил к повествованию.
– Я буду исходить из того, что О’Брайан был убит, и примерять эту версию к фактам. А вы могли бы выступить в роли felo-de-se[32]. Останавливайте меня всякий раз, как вам покажется, что я неверно эти факты истолковываю либо противоречу им. Мы с вами должны рассмотреть ситуацию со всех сторон. Начнем с психологических показаний.
Бликли опять важно подкрутил усы. Он был признателен мистеру Стрейнджуэйсу за его уверенность, что ему, Бликли, ведом смысл всей этой научной терминологии.
– Любой из тех, кто хоть сколько-нибудь близко знал О’Брайана, подтвердит, что уж чего-чего, а покушения на собственную жизнь от него можно было ожидать в последнюю очередь. Даже мой малый опыт знакомства с ним в этом убеждает. Это был удивительный человек – да, можно сказать, эксцентричный, но неуравновешенным его не назовешь. Физического мужества покончить с собой ему бы хватило, это я признаю; но он обладал не меньшим моральным мужеством, и оно бы удержало его от такого поступка. Я не верю, что ему бы не хватило решимости отнять чужую жизнь; мы знаем, что в воздухе он был беспощаден, и я вполне могу представить себе, что он способен хладнокровно убить человека, если только есть достаточный для того мотив – из мести, допустим. Чтобы пройти через все то, через что прошел он, надо обладать незаурядной волей к жизни, и вы хотите заставить меня поверить, будто человек, ею наделенный, способен спокойно зайти за угол и пустить себе пулю в лоб?
– Не так уж спокойно, сэр. Кое-кто утверждает, что в свою последнюю ночь он казался вымотанным и возбужденным.
В очках у Найджела сверкнул отблеск, он порывисто вскинул руку, в которой все еще была зажата вилка с сосиской:
– И что это доказывает? Напротив, если бы О‘Брайан собирался покончить с собой, он должен был выглядеть рассеянным, замкнутым, со стиснутыми зубами, чтобы случайно не выдать полыхающих в груди чувств. Но ведь ничего подобного не было. Он вел себя ровно и приветливо. Был в хорошем настроении, ни малейших признаков истерии. Скрытое волнение и вдобавок некая жертвенность во взгляде – вот чего можно ожидать от едва ли не безрассудно храброго человека, идущего в бой. Именно это имело место. Срок предъявленного ему ультиматума истекал в полночь. К сожалению, на сей раз О’Брайан недооценил противника.
Бликли почесал колено. Ему не хотелось сознаваться, что последние аргументы Найджела во многом выбили у него почву из-под ног. Все же он предпринял отчаянную попытку восстановить утраченное равновесие.
– Может, вы и правы, сэр. Но вспомните, автор писем говорил что-то такое насчет того, чтобы О’Брайан не лишил его радости мести, совершив самоубийство. Но кажется, это-то мистер О’Брайан и сделал.
– Хорошая мысль, Бликли. Да, у О’Брайана могло бы хватить чувства юмора, чтобы таким образом поломать планы огнедышащего мистера Икс. Но я в это не верю. К тому же неужели вы не понимаете, что, скорее всего, Икс нарочно приписал эту фразу насчет самоубийства; в его планы входило совершить убийство под видом самоубийства, а мы, наивные создания, должны были в это поверить.
– Все это очень остроумно, мистер Стрейнджуэйс, – упрямо гнул свое Бликли, – да только, если будет позволено так выразиться, высосано из пальца. Никаких доказательств, сэр.
Найджел вскочил, подошел к сейфу, поставил на него чашку с кофе и принялся размахивать ложкой прямо перед носом у суперинтенданта.
– Ладно, пусть так, но что вы скажете на это? Если О’Брайан собирался покончить с собой, зачем, зачем, зачем он просил меня приехать и помочь ему остановить потенциального убийцу? Если хочешь свести счеты с жизнью, зачем беспокоиться и мешать тому, кто готов поработать за тебя?
Этот аргумент впечатлил Бликли.
– Да, сэр, тут есть над чем пораскинуть мозгами. Но разве не может быть так, что он все же собирался покончить с собой, но не хотел, чтобы тот, кто ему угрожал, увильнул бы от наказания?
– На мой взгляд, это маловероятно. А зачем весь этот театр с пистолетом на поясе и якобы ночевкой в доме… ах да, совсем забыл. – И Найджел рассказал суперинтенданту о придуманной О’Брайаном уловке со спальней для отвода глаз. – Ну и скажите мне, во имя Баха, Бетховена и Брамса, зачем хлопотать, зачем принимать такие меры предосторожности против смерти, если ее-то, смерти, как раз и жаждешь?
– Э-э, я не знаю тех джентльменов, чьи имена вы только что перечислили, – осторожно признался Бликли, – но согласен, что несуразица получается. Но только зачем он убийцу-то к себе подпустил, коли не хотел своей смерти, а ведь к груди-то ему приставили его собственный пистолет, между прочим. И как, – усы его воинственно встопорщились, – убийца на обратном пути умудрился следов на снегу не оставить. Все это против смысла, сэр, вот что я вам скажу.
– Это должен быть тот, кого он менее всего мог заподозрить, – задумчиво проговорил Найджел, – и все же странная это история. Ведь он и устроил-то этот прием лишь потому, что подозревал кого-то, либо даже всех своих приглашенных.
– Как вас понять, сэр? – вскинулся суперинтендант.
– Извините. Все это время я говорил так, будто вам известно столько же, сколько и мне. – И Найджел бегло пересказал все, что услышал от О’Брайана о завещании и проекте нового аэроплана. – Так что, как видите, мотивов хватает. Есть и еще один, о котором О’Брайан и не задумывался. Вспомнимте-ка, что миссис Грант говорила про Лючию Трейл. Вышло так, что мне стало точно известно: она была его любовницей, то есть Лючия, конечно, а не миссис Грант. – Бликли громко хохотнул, но тут же напустил на себя официальный вид. – Лючия уговаривала О’Брайана пустить ее в ту ночь к себе, а он, по каким-то причинам, от свидания уклонился: мол, мягко стелешь да жестко спать, или как там это говорится. А теперь давайте представим себе, что вместе с очаровательной Лючией О’Брайан отсек кого-то еще. Такой поворот дела этому кому-то не понравился, настолько не понравился, что он замыслил убийство. Такое уже случалось. И ведь в этих письмах с угрозами отчетливо ощущается привкус личной ненависти.
