К этому времени Рут уже взяла себя в руки.
– Я хочу сказать тебе, папа, только одну вещь: ты глубоко ошибаешься во всем, что касается Армана… то есть, я хотела сказать, графа де ля Рош. Я сама знаю, что в юности у него было несколько эпизодов, о которых можно сожалеть, – он сам мне о них рассказал; но тем не менее он всегда меня любил. Его сердце разбилось, когда ты заставил нас расстаться в Париже, и вот теперь…
Ее речь была прервана негодующим фырканьем, которое издал ее отец.
– И ты на все это купилась? Ведь ты же моя дочь! О боже мой! – в отчаянии Руфус всплеснул руками. – Женщины иногда бывают такими идиотками.
Дерек Кеттеринг вылетел из апартаментов ван Олдина с такой скоростью, что столкнулся с леди, которая в этот момент проходила по коридору. Он тут же извинился, и его извинения были с улыбкой приняты – женщина прошла мимо, оставив ему воспоминания о ее приятной наружности и красивых серых глазах.
Несмотря на все его показное равнодушие, встреча с тестем произвела на Дерека гораздо больший эффект, чем он сам себе хотел в этом признаться. Кеттеринг перекусил в одиночестве, а потом, улыбаясь, направился в роскошную квартиру, служившую гнездышком для одной леди, которую все знали под именем Мирей. В дверях его с улыбкой встретила аккуратная француженка-служанка.
– Входите же, месье. Мадам отдыхает.
Его провели в длинную комнату, отделанную в восточном стиле, которую он так хорошо знал. Мирей лежала на диване, поддерживаемая невероятным количеством подушек всех оттенков янтаря, которые гармонировали с коричнево-желтоватым цветом кожи женщины. Танцовщица была очень красива, и хотя ее лицо казалось несколько изможденным, в нем было свое неповторимое обаяние, а ее накрашенные оранжевой краской губы приветственно улыбались навстречу Дереку Кеттерингу.
Он поцеловал ее и бросился в кресло.
– И чем же ты занималась? Наверное, только что встала?
Оранжевые губы растянулись в улыбке.
– Не угадал, – ответила танцовщица. – Я работала. – И она длинной белой рукой махнула в сторону фортепьяно, крышка которого была завалена нотами. – Приходил Амбруаз, и мы разучивали с ним новую оперу.
Кеттеринг кивнул, почти не прислушиваясь к тому, что говорила женщина. Его совершенно не интересовал Клод Амбруаз и его оперные изыски в «Пер Гюнте» Ибсена. Мирей, кстати, это тоже не очень интересовало – для нее главной была возможность дебютировать в роли Анитры.
– Это просто потрясающий танец, – проворковала она. – Я вложу в него всю страсть пустыни. Буду танцевать вся увешанная драгоценностями. Кстати, mon ami[3], вчера на Бонд-стрит я видела черную жемчужину…
Танцовщица замолчала и бросила на мужчину призывный взгляд.
– Милая девочка, – ответил Кеттеринг, – со мною бесполезно говорить о черных жемчужинах. В настоящее время, насколько я понимаю, я лишился самого последнего.
Женщина мгновенно среагировала на тон его голоса. Она села, и ее большие черные глаза стали еще больше.
– Что ты сказал, Дерек? Что случилось?
– Мой глубокоуважаемый тесть, – объяснил Кеттеринг, – собирается сорваться с крючка.
– Прости…
– Иными словами, он хочет, чтобы Рут развелась со мной.
– Как глупо, – заметила Мирей. – Зачем ей с тобою разводиться?
– В основном из-за тебя, cherie![4] – улыбнулся Кеттеринг.
Мирей пожала плечами.
– Это глупость, – сказала она равнодушным голосом.
– И большая глупость, – согласился Дерек.
– И что же ты собираешься со всем этим делать? – поинтересовалась женщина.
– Моя дорогая девочка, а что я могу сделать? С одной стороны – человек с почти неисчерпаемыми денежными ресурсами; с другой – я, с неисчерпаемыми долгами. Кто победит, по-моему, совершенно ясно.
– Все-таки эти американцы какие-то странные, – прокомментировала Мирей. – Ведь твоя жена тебя, кажется, любила?
– И что же мы теперь будем делать? – спросил Дерек.
Танцовщица вопросительно посмотрела на него. Мужчина подошел и взял обе ее руки в свои.
– Ты же меня не бросишь?
– Что ты имеешь в виду? После…
– Вот именно, – подтвердил Кеттеринг. – Именно после, когда на меня набросятся все кредиторы, как волки в голодный год. Ты мне чертовски нравишься, Мирей; ты ведь меня не предашь?
Женщина убрала руки.
– Ты же знаешь, что я обожаю тебя, Дериик.
Что-то в ее голосе подсказало ему, что Мирей хочет уйти от прямого ответа.
– Ах, вот как? Крысы бегут с тонущего корабля!
– Ну, Дериик!..
– Хватит, – резко сказал Кеттеринг. – Ты от меня сразу же уйдешь, правильно?
Женщина опять пожала плечами.
– Ты мне очень нравишься, mon ami, правда. Ты такой очаровательный, настоящий un beau garçon[5], но ce n’est pas pratique[6].
– Хочешь сказать, что ты игрушка для богатого мужчины, правда?
– Ну, если тебе так больше нравится… – Мирей откинулась на подушки, закинув голову вверх. – И все равно ты мне нравишься, Дериик.
Кеттеринг подошел к окну и стоял там некоторое время, повернувшись к женщине спиной.
Наконец танцовщица оперлась на локоть и с любопытством посмотрела на мужчину.
– О чем ты сейчас думаешь, mon ami?
Он ухмыльнулся ей через плечо странной улыбкой, которая заставила женщину поежиться.
– Как ни странно, но я думал о женщине, дорогая.
– О женщине? – Теперь Мирей почувствовала себя уверенней. – Так ты думаешь о другой женщине, да?
– Тебе не о чем беспокоиться; это просто образ, который мне привиделся. Образ женщины с серыми глазами.
– И где же ты с нею встретился? – резко спросила Мирей.
– Я столкнулся с нею в коридоре «Савоя», – рассмеялся Кеттеринг, и в смехе его слышалась самоирония.
– Ах, вот как! И что же она сказала?
– Насколько я помню, я сказал: «Прошу прощения», а она ответила: «Ничего страшного», или что-то в этом роде.
– А потом… – продолжала настаивать танцовщица.
Кеттеринг пожал плечами.
– А потом – ничего. Это было концом происшествия.
– Я не понимаю ничего из того, что ты говоришь, – объявила женщина.
– Образ женщины с серыми глазами, – задумчиво повторил Дерек. – Ну что же, ведь я все равно ее никогда больше не увижу.
– Почему?
– Она может принести мне неудачу. Это иногда случается с женщинами.
Мирей быстро выскользнула из подушек и, подойдя к Дереку, обняла его длинной, гибкой, как змея, рукой за шею.
– Дериик, ты дурачок, – пробормотала она. – Очень большой дурачок. Ты beau garçon, и я тебя обожаю, но я не рождена для бедности, абсолютно нет. Послушай меня, все ведь очень просто: ты должен помириться с женой.
– Боюсь, что этот вопрос лежит вне сферы практической политики, – сухо заметил Дерек.
– Что ты сказал? Я тебя не понимаю.
– Ван Олдин, моя дорогая, на это не пойдет. Если этот человек что-то решил, то своего решения он уже не изменит.
– Я о нем слыхала, – кивнула танцовщица. – Он ведь очень богат? Почти самый богатый человек в Америке. Несколько дней назад в Париже он купил самый красивый рубин в мире, под названием «Сердце пламени».
Кеттеринг никак это не прокомментировал.
– Это потрясающий камень, – продолжила размышлять вслух женщина. – Камень, который достоин такой женщины, как я… Я обожаю драгоценности, Дериик, – они даже иногда со мной разговаривают. Боже, носить такой рубин, как «Сердце пламени»!.. – Женщина мечтательно вздохнула, а потом опять превратилась в практичную француженку. – Тебе это не дано понять, Дериик, ведь ты только мужчина. Думаю, что ван Олдин отдаст эти рубины своей дочери. Ведь она его единственный ребенок?
– Да.
– А когда он умрет, твоя жена унаследует все его деньги? Она станет очень богатой женщиной.
– Да она и сейчас не бедная, – сухо заметил Кеттеринг. – На свадьбу папаша положил на ее имя пару миллионов.
– Пару миллионов! Невероятно… А вдруг она внезапно умрет? Тогда все достанется тебе?
– При нынешнем положении вещей – да, – медленно произнес мужчина, – именно мне. Насколько я знаю, завещания Рут не делала.
– Mon Dieu![7] – выдохнула танцовщица. – Ее смерть решила бы все наши проблемы.
После минутной паузы Дерек Кеттеринг громко расхохотался.
– Мне нравится твой простой и практичный подход к этому делу, Мирей, но вынужден тебя огорчить: моя жена – очень здоровая женщина.
– Хорошо, но ведь бывают же несчастные случаи, – заметила женщина.
Кеттеринг подозрительно взглянул на нее, но ничего не сказал, а танцовщица продолжала, как ни в чем не бывало:
– Но ты абсолютно прав, mon ami, мы не можем полагаться на случайности. Послушай меня, мой малыш Дериик, больше не должно быть никаких разговоров о разводе. Твоя жена должна отказаться от этой идеи.
