Склонный к психологизму Слотуайнер, который, как говорили, во многом копировал манеры мистера Дейтона-Кларка, отметил бы, что в последнее время деканом овладели епископальные и некие пассионарные идеи. И в самом деле, эти идеи как бы витали над ним теперь, своим мягким полусветом несколько сглаживая весьма неприятные обстоятельства, которые он обдумывал, стоя в своем кабинете у камина, облаченный в элегантную церковную мантию.
Эта комната представляла собой разительный контраст с мрачными и давящими своей тяжеловесной основательностью апартаментами покойного ректора. Вокруг обюссонского ковра тонкой работы, по которому студенты инстинктивно ступали на цыпочках, словно школьники, располагались невысокие белые книжные шкафы с трудами Отцов Церкви и иерархов в кремовых пергаментных переплетах. Стены были обшиты панелями такого же кремового цвета с раскрашенной под золото резьбой в стиле XVII века. Отделка потолка представляла собой дубовые поперечные брусья, в промежутках между которыми несколько странно, но гармонично сверкали двенадцать серебряных знаков зодиака на синем фоне. Над камином в своей строгой красоте парила одна из безупречных мадонн работы Пьеро делла Франческо. Цвет ее одеяния полностью сочетался с синим зодиакальным фоном на потолке. Все это составляло прекрасную картину. Остальная часть обстановки не представляла никакого интереса. Мистер Дейтон-Кларк и Пресвятая Дева занимали в кабинете главенствующее положение.
Однако в тот момент помыслы и чувства декана были далеки от этого. Он сомневался в собственной правоте, чего он очень не любил и всячески избегал, однако не был уверен в правильности, обоснованности и взвешенности решения, которое принял нынче утром. Настаивать на прибытии инспектора уголовной полиции, безусловно, небезызвестного, из Скотленд-Ярда из-за этого ужасного происшествия! Сказать, что это станет поводом для широкой огласки, значит не сказать ничего!
Взгляд мистера Дейтона-Кларка медленно устремился к потолку, словно ища утешения на своих личных астрологических небесах. Он несколько успокоился, переведя взор с Рака на застывшую в напряжении фигуру Стрельца. Он предпринял решительные действия. Но разве (эта мысль теплилась где-то на периферии сознания декана) в данном случае не способность к таким действиям сможет сыграть главную роль, когда встанет вопрос о его возможном повышении? В этот момент глаза декана, блуждавшие среди созвездий, остановились на Водолее, «что хладну воду из сосуда льет». Словно по ассоциации «холодный – душ», он вдруг куда явственнее, чем раньше, представил себе все пагубные последствия сложившейся ситуации. Оказаться замешанным в скандале при этих жутких обстоятельствах и в условиях общенациональной огласки! «Это едва ли пойдет на пользу, – мрачно подумал он, – каковы бы ни были результаты следствия». Ему лишь оставалось надеяться, что расследование не даст сенсационных результатов внутри самого колледжа, и молиться об этом. В течение дня декану почти что удалось себя убедить, что в конечном итоге не останется никаких сомнений в том, что преступление (преступление в Святом Антонии!) пришло «извне», что оно плод чудовищных деяний сумасшедшего.
Однако тут на сцену выступили Весы. Следовало соотнести надежды с реальным положением дел. Пусть этот сыщик окажется образцом прозорливости, пусть он потешит почтеннейшую публику, после чего придется довольно сильно понервничать, когда одна за другой станут появляться и тут же лопаться поразительные, невероятные и недоказуемые версии. Дейтон-Кларк с самого начала осознал, что донельзя скверные «топографические» обстоятельства дела наводили на такие подозрения, о последствиях которых было даже страшно подумать. Он нахмурился при мысли о своих коллегах, подозреваемых в убийстве. Как они выдержат натиск полицейских, следователей и юристов? Как он сам выдержит эту травлю? Хвала Провидению, он и его коллеги были людьми разумными и уравновешенными.
А эти кости! Это просто помешательство какое-то. Вчера вечером, когда он их впервые увидел, они напрочь вывели его из равновесия. В первые мгновения он оказался куда более раздражен видом костей (припомнил он с некоторой неловкостью), нежели удручен случившейся трагедией. Однако позже он почувствовал, что, возможно, это и к лучшему. Сама иррациональность их наличия там переводила преступление из разряда зловещих и тщательно продуманных в область фантастических и гротескных. Кости служили неким бастионом между размеренностью и здравомыслием жизни колледжа и этим жутким происшествием.
И тут, словно хором возопили Лев, Телец и Овен, мистер Дейтон-Кларк осознал, насколько зыбки его умозаключения. Начать хотя бы с того, что этот сыщик сразу заподозрит, что кости – явный блеф или обманный маневр. Это же очевидно, все лежит на поверхности! Если сыщик хоть немного образован, он может логически прийти к выводу, что здесь явлена фантазия, некая иррациональность, которая может тешить интеллектуально развитый ум при подготовке тщательно продуманного преступления. «Сочетание вполне в стиле Эдгара По», – подумал Дейтон-Кларк.
Кости ему решительно не нравились. И вдруг декан понял, что подспудно они тревожили его с самого начала. Зловещие, вызывающие ужас останки, несомненно, должны были навести на мысли о чем-то… забытом, задавленном, втиснутом в самые дальние уголки его сознания… Он занервничал. И правосудия скамья (он услышал воскликнувший невпопад свой внутренний голос) нас всех, зевая, ждет…
Мистер Дейтон-Кларк резко осадил себя. Он определенно устал. Даже не устал, а лихорадочно искал решение. Разумеется, произошло нечто жуткое. Убийство – загубленная душа, неготовая предстать перед Всевышним – одинаково ужасное деяние в колледже или в коттедже. Он редко когда находил общий язык с Амплби. Но что значили теперь их былые разногласия! Декан взглянул на часы. Полчаса до общей трапезы, а потом профессорская. И там, и там ему предстоят суровые испытания. В этот момент раздался стук в дверь и короткий доклад: «К вам мистер Эплби».
Происходящие рядом загадочные события, как убедился декан, служат источником раздражения по поводу и без такового. Вот и теперь он чувствовал себя раздосадованным по двум самым пустяковым причинам. Незнакомец, которого только что проводили к нему, оказался на удивление молодым человеком, и выглядел он – на самом деле таковым и являлся – воплощением всего того, что мистер Дейтон-Кларк вкладывал в понятие «аристократичный». Хотя эти два обстоятельства и сбивали с толку, их вполне можно было обратить себе на пользу. Помедлив самую малость, декан шагнул к гостю и пожал ему руку.
– Рад видеть вас, мистер Эплби, – сказал он. – Весьма отрадно, что представилось возможным… э-э… ввести вас в курс… – декан замялся, – этого расследования. Прошу садиться.
Эплби с подобающей учтивостью ответил на приветствие и сел в кресло, на которое ему указал хозяин кабинета, стоявшее прямо напротив стола декана, где все предметы занимали строго определенное положение. Стало ясно, по крайней мере, из «вступительной части», что мистер Дейтон-Кларк намерен играть ведущую роль в их разговоре. Постукивая по подлокотнику кресла скорее намеренно, нежели нервничая, он начал говорить ровным, даже холодным, однако хорошо поставленным голосом.
– Вам известны чрезвычайные обстоятельства, при которых наш ректор покинул сей мир, – начал он. – Стоит ли говорить, что весь университет потрясен до основания. Долг и святая обязанность колледжа состоят в том, что мы обязаны всецело содействовать расследованию и свершению правосудия. Как только я осознал всю серьезность происшедшего, то счел, что колледж сам, по собственной инициативе должен предпринять… решительные действия. – Мистер Дейтон-Кларк сделал паузу и задумался. – И дабы упредить возможную медлительность местных властей, я предпринял некоторые шаги, чтобы не медля получить помощь из Лондона. Быстрота, с которой последовал ответ на мой запрос, выше всяких похвал. К тому же это укрепило наш дух и придало нам уверенности. Мы надеемся, что вы, мистер Эплби, раскроете это ужасное дело.
Декан снова сделал паузу, и не успел Эплби рта открыть в ответ, как мистер Дейтон-Кларк снова продолжил в том же напыщенном стиле. Очевидно, он только что завершил вступление или преамбулу и намеревался произнести что-то вроде речи. Возможно, это просто академическая привычка к высокопарному многословию. Весьма вероятно, это его отличительная черта, за которой что-то скрывается. Как бы то ни было, инспектор сидел смирно с видом благоговейного внимания.
– Мне бы не хотелось, – продолжал декан, – говорить о том, что эта трагедия произошла в самый неподходящий момент. Это было бы кощунственно. Тем не менее вы поймете меня, когда я скажу, что всего через два месяца колледж отметит пятисотлетнюю годовщину своего основания. Торжества предстоят… э-э… самые разнообразные. Известно, например, что доктор Амплби должен был быть посвящен в рыцарское звание. Факт, что колледжу придется начать шестое столетие своей истории со смерти ректора, ужасен сам по себе. Но куда прискорбнее то, что нам придется страдать от долгой, мучительной неизвестности и скандальных пересудов. И чем дольше дело о смерти доктора Амплби останется неразрешенным, тем сильнее – как это ни печально – станет разрастаться скандал. Мне это слишком хорошо известно, мистер Эплби. И мой долг как исполняющего обязанности главы учебного заведения состоит в том, чтобы ныне живущие никоим образом не пострадали от злословия или подозрений. Это в равной мере относится как к их душевному спокойствию, так и к их положению в обществе и материальным интересам.
