– А если запросят больше, то качество повысят? – Помимо своей воли Ноэль заинтересовался малозначительными деталями продвижения «линии Сапфо».
– Возможно, даже снизят.
– Вот как! – удивился Ноэль и добавил: – Не очень-то честно, а?
– Совсем наоборот. И это не очень хорошая политика. Половина наших бед – от правоверных, отягощенных викторианскими предрассудками производителей, которые считают, что можно снизить качество продукта, если они вкладываются в качественную рекламу. Но их становится все меньше. Они неэффективны.
– Это хорошо, – сказал Ноэль. Его слова прозвучали как слабая поддержка. Повисла неловкая пауза, в течение которой Диана прекратила барабанить по его домашним туфлям. – Как спали после переполоха? – спросил он.
– Глаз не сомкнула. Все время пытаюсь что-то вспомнить и записать. К чему вы клоните?
– Клоню? Не знаю. Пьеса жутко кончилась, да?
– Просто страх. Даже думать об этом не могу. И еще не могу сосредоточиться, чтобы расписать эти проклятые конфеты.
Ноэль вдруг подумал, что в ее нынешнем состоянии Диана являлась чрезвычайно целеустремленной особой. Внезапно ему показалось, что где-то вдалеке он увидел тусклый свет. Под одеялом он осторожно нащупал большой палец на ноге Дианы и сжал его указательным и большим пальцем руки.
– Послушайте, – начал он, – а как вам все это на самом деле?
– Да никак – это марципан. Я же сказала, что они просто тошнотворны. Но нужно прочувствовать, что значит съесть коробку «Сапфо».
– Я не об этом. Я о бизнесе и карьере одинокой девушки.
– Ах, вот вы о чем! – Диана по-детски, но решительно вздернула подбородок. – Это вам не вздохи на скамейке. И это совсем не похоже на жизнь герцога, аристократа или, скажем, обычного черного таракана: на этой работе нельзя уютно устроиться и пустить корни. И разговоры там далеки от нравоучительных стишков о прекрасном и истинном. Вообще-то там было бы скучно, если бы все не менялось каждую минуту. В этом-то и соль. Идет драка, и побеждаешь только тогда, когда выдаешь первоклассные материалы шесть дней в неделю. В масштабной рекламе нет места снисходительности – она слишком дорого стоит. Если ты скисаешь и твои материалы не идут, то сразу вылетаешь. – Диана внимательно посмотрела на Ноэля и торопливо добавила: – Я еще не вылетела. И не забудьте, что до двадцати лет меня нянчили в пеленках в дорогих частных школах. А теперь мне двадцать два, и я зарабатываю двенадцать фунтов в неделю. А вы – двадцатитрехлетний кровопийца на теле общества. Вот так.
После некоторых поисков Ноэль разыскал большой палец на второй ноге.
– А вас когда-нибудь что-то одолевало? – осторожно спросил он. – Всепоглощающая страсть, идея фикс, что-то такое?
Диана нерешительно посмотрела на него.
– Перестаньте щипаться, говорю вам, – сказала она. – Подозреваю, что это издержки врачебного такта. И к чему вообще этот предосудительный визит?
Ноэль с несчастным видом отпустил пальцы ног.
– Ну, знаете ли, мне казалось, что лучше будет вам сказать. Вы же знаете, что что-то исчезло – или сочли исчезнувшим – или украли, или что-то такое? И что именно поэтому устроили досмотр? Так вот, поговаривают… в смысле, полиция… что вы…
– Ноэль, – вдруг попросила Диана, – отдерните шторы и впустите солнце.
Ноэль сделал, как ему сказали, и вернулся, с необыкновенной легкостью декламируя:
– О солнце, старое и глупое светило…
Ты вечно занято и в этом нету спору,
Зовешь ты нас сквозь окна и сквозь шторы
Твое движение влюбленных окрыляет…
Диана, что с вами?!
Диана плакала. Ноэль же так разволновался, словно увидел женщину, хотевшую перерезать себе горло или собравшуюся рожать.
– О, послушайте… – промямлил он.
Между рыданиями Диана бормотала:
– Все так чертовски ужасно… Уж лучше умереть!
– Диана… Диана, дорогая…
Но ее внезапный взрыв эмоций должен был иссякнуть. Очень скоро она немного успокоилась и, не потянувшись за платком или за пудреницей, спросила:
– Ноэль, эти ужасные полицейские узнают о моей работе… ведь узнают?
– Ну, наверное. Понимаете, Эплби – это тот, из Лондона – расспрашивает о присутствующих у дедули Готта.
– И они захотят узнать… что это было?
– Возможно… в общем смысле. Вы же знаете, все было подозрительно. Писать, а потом сжечь в ожидании обыска. Весьма в стиле Черной Руки. А полиция думает… – Он смущенно замялся. – Позвольте вытереть вам глаза… Вероятно, если бы вы мне сказали… то есть намекнули… я бы тихо это вынес. Этот Эплби – хороший парень… джентльмен… и, похоже, неплохо знаком с Готтом. И поэтому он скорее всего догадался. Превосходный ум.
Диана не утешилась знанием о манерах или уме Эплби. Однако она сказала:
– Ну хорошо, я расскажу, Ноэль… Прямо тошнит… Может, это и к лучшему. Принесите со стола лист бумаги.
Диана стала быстро писать. Чем больше становилось строчек, тем выше Ноэль вставал на цыпочки.
– Понимаю, – произнес он наконец. – Чрезвычайно изобретательно… Диана, вы ужасно умны! Однако получится не очень удобно, если меня здесь обнаружат, когда все друзья скорбят… Ну да ладно.
– Видите ли, – жалким тоном проговорила Диана, – ты учишься выжимать идеи буквально из всего. Это закон – нужно использовать все, что происходит вокруг… Конечно, к бедному старику это не относится. Просто само понятие насильственной смерти натолкнуло меня на мысль… на новую увязку… с детективными журналами, боевиками… это ведь тоже целевая группа для продукта! И я поняла, что мне просто необходимо это записать. Но если бы это у меня обнаружили… – Она умолкла, услышав шаги в коридоре. – Ноэль, это фараоны?
– По-моему, да.
– Заприте дверь.
Ноэль повиновался. Через секунду раздался стук, и Диана спросила:
– Это полицейский?
– Да, сударыня.
– Входить нельзя. Это неприлично. К тому же… – Диана почувствовала, как Ноэль обнял ее, и еще больше воодушевилась. – У меня здесь гость.
– Сударыня, я бы не осмелился. Всего один вопрос: прошлой ночью… вам помешали заниматься профессиональной деятельностью?
Диана скрипнула зубами.
– Да, – ответила она, – конечно.
– Благодарю вас.
Шаги стали удаляться и вскоре смолкли.
– Он ушел! – воскликнула Диана.
Ноэль спрыгнул на пол и смял бумагу.
– Бесцеремонный субъект. Боюсь, на лошади нынче не покатаешься. Похоже, мы пленники в осажденной крепости. Но в сквош всегда можно поиграть.
* * *В коридоре за залом долгие часы неподвижно и бдительно сидел Мурдо Макдональд. И вот он встрепенулся. Изнутри открылась дверь, охранявший ее констебль шагнул в сторону, и из зала под надзором сержанта вынесли носилки с телом лорда Олдирна. Макдональд встал, скрылся в небольшой нише и наклонил голову, когда носильщики медленно проходили мимо. Он внимательно следил за происходящим из-под густых бровей. Пройдя несколько метров по коридору, сержант остановился и окликнул констебля у двери. Тот направился к сержанту, словно желая получить указания. Макдональд быстро и бесшумно двинулся вперед. Несмотря на годы, он был подтянут и подвижен. В какое-то мгновение он тенью проскочил к двери и проник в зал. Там он быстро огляделся. Никого. Внутрь мог заглянуть лишь находившийся снаружи констебль, когда вернется и закроет дверь. Макдональд добежал до главной сцены, запрыгнул на нее и спустился в люк, через который исчезал призрак отца Гамлета, прежде чем услышал звук закрываемой двери. Он остался один в пустом зале. Пока что все шло хорошо.
Почти минуту Макдональд, не шевелясь, сидел под сценой в полной темноте. Затем он начал потихоньку двигаться в сторону кулис. Он вылез наверх у занавеса за задней сценой, снова оставшись незамеченным, и скрылся между двумя слоями плотной ткани.
– Если повезет, – еле слышно пробормотал он, – то скоро можно будет тихо исчезнуть.
Макдональд на цыпочках прокрался к тому месту, где смыкались две части занавеса, и осторожно выглянул на заднюю сцену. Там стоял констебль, усталый, но не потерявший бдительности. Макдональд окинул взглядом небольшую сцену. Потом он отступил чуть назад и поглядел в другую сторону. Перед ним открылся свободный путь к стоявшему шагах в десяти артистическому фойе – прямоугольной коробке, отделанной шпунтовой доской. Он вылез из-за занавеса, сделал несколько шагов к нему и вскоре рассматривал фойе из очень ненадежного укрытия в зашторенном проходе. Артистическое фойе также охранял констебль. Макдональд осторожно посмотрел на него, а затем снова начал что-то искать, вглядываясь в разбросанные по комнате вещи и реквизит. Вскоре его взгляд уперся в угол, после чего он снова с каким-то отчаянием поглядел на полицейского.
– Десять к одному, – растерянно пробормотал он, – что он или здесь, или…
И тут кто-то хлопнул его по плечу.
– Та-а-ак, что это вы здесь делаете и как вы сюда попали?
