Эплби вернулся в зал и увидел Нейва, Готта и Элизабет там же, где и прежде. Мужчины были поглощены словесной перепалкой, а Элизабет смотрела на них с легким изумлением. Но Банни еще не вернулся.
Дальняя дверь с треском распахнулась, и в зал влетел Ноэль.
– Мистер Эплби, Нейв, – задыхаясь, прохрипел он, – пойдемте! На Банни напали рядом с его комнатой. По-моему, он мертв.
* * *Банни ударили сзади по голове в темном коридоре. Он не умер, но находился на грани смерти. Нейв и Биддл склонялись к мнению, что он, возможно, выживет, но несколько часов его состояние будет оставаться критическим. Как мрачно заметил Нейв, пока неизвестно, сколько еще убийств случится в Скамнуме. И было трудно поверить, что это подлое убийство не было непреднамеренным, поскольку куда менее сильный удар обеспечил бы похищение, явно являвшееся главной целью преступника. А похищение было налицо. В углу комнаты Банни стоял большой чемодан с секционными отделениями. В каждой секции лежал полый металлический валик с восковым покрытием и маленькая карточка. Не хватало лишь одного валика, но соответствовавшая ему карточка осталась на месте. На ней были дата и важная пометка: «Любопытное послание».
Банни перенесли в другую спальню. Эплби, оставшийся с Готтом, сжав губы, ходил из угла в угол. Он вдруг остановился.
– Какой быстрый и изворотливый дьявол! Скажите, Джайлз, как обо всем этом узнали? В том смысле, прежде чем вы с Банни пришли в зал. Обсуждалась ли возможность определения голоса?
Готт кивнул:
– Да. Клэй говорил об этом за завтраком. Ему вдруг пришла в голову мысль, и он поделился ею. И Банни сказал, что да, он скорее всего смог бы сличить валик с посланием с образцами наших голосов и таким образом определить злоумышленника. После этого я привел его к вам.
Озадаченный, Эплби машинально взмахнул рукой.
– Это встревожило преступника, и он решил действовать без промедления! Я должен был предусмотреть это. Мне следовало знать, что с того самого момента Банни находился в опасности. Бедняга! Кто был там, Джайлз? Кто был за завтраком?
– Тогда, полагаю, примерно половина гостей. Я мог бы привести вам много имен, не полный список. Это будет еще одно тщательное расследование.
– Да. Но оно позволит нам сверять все остальные алиби, которые мы обнаружим. Возможность отправлять послания, выстрелить в Олдирна, зарезать Боуза, подслушать план Банни и напасть на него. Когда я сведу всех в таблицу по этим критериям, возможно, начну продвигаться вперед. И это кажется самым коротким путем, когда Банни не может нам помочь.
Эплби быстро зашагал к двери. И Готту показалось, что он начинает злиться.
Гости, не имевшие непосредственного отношения к расследованию, прибывшие в Скамнум лишь для того, чтобы посмотреть пьесу, уже разъехались. Молча или тихо бормоча заранее заготовленные любезности или бормоча то, что придет в голову, они попрощались с герцогом и герцогиней и укатили навстречу свободе и известности. Ведь по возвращении в Лондон они на многие недели окажутся в центре внимания. Памела Хогг уехала в слезах, поскольку утренняя почта принесла ужасающие известия о надвигающемся Армагеддоне. Миссис Платт-Хантер предложила все рассказать министру внутренних дел или заслуживающему доверия детективу-иностранцу – на усмотрение герцога. А вдовствующая герцогиня вернулась в Хортон-Ледиз, не ведая о том, что американский филолог, этажом выше находившийся между жизнью и смертью, когда-то хотел сравнить ее произношение с артикуляцией леди Люси Лампкин, описанной ученым Оджером. Все они разъехались, и Скамнум, в котором еще оставались немногочисленные гости, какое-то время напоминал большую школу, где остались только каникулярные пансионеры.
В артистической уборной Эплби, лишившийся ниточки, связанной с Банни, пребывал в напряженных раздумьях. У него все еще не было свидетельских показаний, относительно убийств никто не говорил, что видел нечто подозрительное. И за исключением обычного револьвера, вещественные доказательства также отсутствовали: не обнаружились ни отпечатки пальцев, ни уникальные образцы ломширской глины. Он располагал лишь обособленным мотивом, внезапно подброшенным ему Тимоти Такером, и значимыми пространственными отрезками и временными интервалами. На основе интервалов, как он предложил Готту, он смог бы составить таблицу исключений, чтобы доказать, что тот или иной человек не мог сделать всего, что совершил преступник. Конечно, теоретически представлялось возможным, что преступник действовал не один. Помимо этого следовало учитывать почти наверняка имевшую место деятельность шпиона или шпионов. Два убийства могли быть не связаны. Разославший послания мог быть непричастен к убийствам. Каждое из пяти известных посланий могло отправляться из независящих друг от друга источников. Но все это было фантастическими гипотезами, которые следовало отвергнуть, пока не исследована вероятная гипотеза. А она состояла в том, что послания и убийства – дело рук одного человека. Он один застрелил Олдирна, зарезал Боуза, оглушил Банни и составил пять посланий.
В сложившихся обстоятельствах Эплби показалось, что он заметил характерную особенность: почти безрассудную дерзость. Убийца преднамеренно увеличивал степень опасности, с которой он действовал каждый раз для достижения драматического эффекта.
Первое. Он застрелил Олдирна, весьма возможно, будучи увиденным Боузом. Даже если бы убийцей оказался престарелый Макс Коуп, он все равно это сделал. Ведь Боузу, как показал простой опыт, в решающий момент пришлось бы лишь посмотреть в сторону люка, чтобы убедиться, что выстрел раздался с верхней сцены, находившейся в распоряжении Коупа.
Второе. Он рискнул вынести револьвер, орудие убийства, с собой с задней сцены. И рисковал очень крупно. Без револьвера его могли обнаружить выходящим из-за занавеса после выстрела, и все же – из-за отсутствия прямых улик – он вполне мог улизнуть. Однако с револьвером ему оставалось лишь столкнуться с решительным свидетелем, быть задержанным, подвергнуться досмотру – и тогда его судьба была бы решена. И он снова рисковал ради небольшого, но броского эффекта: спрятать маленький револьвер в самом жутком месте – черепе Йорика.
Третье. Он волочил тело Боуза мимо десятка комнат, откуда могли появиться люди. И снова ради эффекта – своего рода дерзкого жеста.
Четвертое. Он различными способами изготовил и передал пять угрожающих или просто страшных посланий. И вот в них, казалось Эплби, появился новый фактор. Снова риск: пять возрастающих рисков. Каждое послание можно проследить, и даже сомнительное или неубедительное соотнесение с конкретным лицом наведет на серьезнейшие опасения в случае с тремя или даже двумя посланиями. Возрастающий риск присутствовал, но имел ли место усиливающийся эффект? Ведь убийца рассчитывал эффекты самым тщательным образом, в нем жил мастер ошеломлять и вселять страх. Однако не присутствовал ли в приеме с посланиями некий элемент избыточности? В свете последовавших событий чрезвычайно эффектным оказалось послание, найденное Готтом в машине Олдирна. Слова грозного Дункана, явившегося под стены замка Макбета, обнаруженные в момент прибытия Олдирна в Скамнум. Потрясающий эффект произвел другой отрывок из «Макбета», прогремевший в спящем доме и предрекавший, что свершится ужасное. Не менее эффектным благодаря необычному и изощренному способу передачи стало послание, прозвучавшее из прибора, получившего в Скамнуме ироничное название «черный ящичек» Банни. После этого, однако, последовал возврат к обыденности. Ноэлю сообщение отправили по почте, а Джервейсу отправили телеграмму. И за обоими этими посланиями не ощущалось ни какой-то особенной нарочитости, ни нажима. С точки зрения художника – а убийцу следовало рассматривать именно как такового, – эти два послания несколько сбивали пафос замышляемой сенсации.
«Однако, – размышлял Эплби, – можно посмотреть на это с другой стороны: приглядеться к способу передачи каждого послания». Он набросал список:
а) вручную;
б) с помощью радиограммофона;
в) с помощью диктофона;
г) почтой;
д) телеграммой.
Не являлось ли это тем, что Нейв назвал бы манифестом? Не напоминало ли это действия боксера, который, будучи уверен в своей непобедимости, развлекается, нанося удары то тут, то там? Можно было сказать, что не хватало радио – Черная Рука едва ли мог получить доступ к эфиру – и телефона. И тут Эплби подумал: а что, если кто-то получил по телефону шестое послание, но предпочел о нем промолчать? Или же – что телефонное послание еще впереди.
Выходит, послания преследовали двоякую цель. Они создавали нервозную обстановку и бросали вызов. Посмотрите, как бы говорил Черная Рука, сколькими каналами я могу пользоваться и оставаться в тени. За несколько посланных по почте машинописных строк и впрямь довольно трудно зацепиться. Но как быть с телеграммой, с запиской, подброшенной в машину известного государственного деятеля, манипуляциями с чужими граммофонами и черными ящичками? Эплби чувствовал, что даже если прослеживание происхождения посланий ничего не даст, сам факт того, что они являются вызовом в чистом виде, проливает на расследование определенный свет.
