Дороти Кэннелл
Как убить свою свекровь
Как свекровушку родную
Приглашу я на блины!
Я лягушку ей зажарю,
Дам стаканчик белены…
Есть на свете женщины – в каждой бочке затычка. Они торчат в клозетах и поправляют рулоны туалетной бумаги, суют нос в аптечки и перевешивают полотенца, читают нотации чужим ребятишкам и сажают на диету соседскую кошку. Дай им волю – они бы и Господа Бога поучали, как надо раем править. Ну нет, хватит! По мне, так вывести бы их в чисто поле и расстрелять на рассвете всех до одной. Включая миссис Бентли Т. Хаскел, из Мерлин-корта, что в Чиптертон-Феллс. Если кому-то и надо написать на лбу: «Не суй нос в чужие дела!», так это мне.
В приступе родственной сентиментальности я решила закатить обед в честь годовщины свадьбы своих свекра и свекрови: Магдалины и Исаака Хаскелл. Без особых церемоний, само собой разумеется. Незамысловатое телячье рагу с французским акцентом, салат жарден и, если получится, шоколадное желе с претензией на мусс.
– Элли, ты соль земли! – скажет Папуля.
А Мамуля нежнейшим голоском прочирикает:
– Даже не знаю, почему я сразу не оценила твои замечательные достоинства!
Моему мужу (ему случается занудствовать!) эта идея пришлась не по душе. Ну почему я не послушалась Бена! Как печально сознавать, что на своих ошибках я учусь только делать новые…
Настал великий день, а я все еще была преисполнена бодрости и решимости. Бен предложил пораньше вернуться из «Абигайль» (это наш ресторанчик в деревне), но я отважно отказалась. Ведь петрушку в огороде я обрываю не как попало, не то что мой ненаглядный. Мало того, как-то раз я стоптала до дыр новые туфли, рыская по окрестным лавкам в поисках самого лучшего на свете топленого масла. Увы, несмотря на все мое трудолюбие, ем я куда как лучше, чем готовлю, и это бросается в глаза. Но меня обуял бес: во что бы то ни стало доказать Мамуле с Папулей, что даже я способна в их честь сварганить приличный обед.
Будь у меня в тот день на руках мой сыночек Тэм и дочурка Эбби (по полтора годика обоим), я наверняка сунула бы голову в петлю. Мерлин-корт – не самый маленький домишко, и я давным-давно рассталась с наивным убеждением, что он сам будет блюсти себя в чистоте, если раз в месяц повозить шваброй. К счастью, за близнецами вызвался приглядеть верный Джонас (наш Джонас усердно притворяется садовником, но для меня он как член семьи), а после обеда в дом ввалился мой драгоценный кузен Фредди, обитающий в коттедже у ворот. Первым делом он объявил, что решил часок-другой передохнуть. Фредди – подручный у Бена в ресторанчике, и главная его обязанность как раз передохнуть часок-другой, но это не мешает кузену быть верным рабом моих детишек или стрелять у меня пятерку в долг. Эбби и Тэм обожают Фредди (особенно его жиденькую косицу и серьгу в ухе), поэтому дом огласился восторженным визгом, а в воздух полетели игрушки.
Все шло как по маслу, особенно если учесть, что Бог благословил меня прислугой в лице миссис Рокси Мэллой. Я не избалована помощью по дому, но миссис Мэллой всегда «прибирается» у нас по понедельникам. Она милостиво согласилась прийти чуть пораньше и остаться на весь вечер – помыть посуду и уничтожить следы пиршества.
Растолстевшим Бэтменом я облетела дом, опрыскала нашатырем и протерла все окна и зеркала, прошлась по мебели «Лавандовым Воском Джонсона», вычистила авгиевы конюшни… пардон, ванные комнаты, застелила постели и стерла все отпечатки пальцев, словно ждала в гости не любимую свекровь, а уголовную полицию. В четыре часа я встретила миссис Мэллой в обшитой дубом столовой.
– Мы с вами прямо ударная бригада! – Самодовольно ухмыляясь, я посмотрела на свою помощницу через полотняную пустыню стола, уставленную расписным фарфором и хрусталем (наследство от прежней хозяйки Мерлин-корта). – Папуля и Мамуля еще в пути, а у нас уже все готово!
– Рано пташечка запела, миссис X.! (Миссис Мэллой хлебом не корми, дай покаркать.) Надо бы свечки подровнять.
Рокси смерила свечки грозным взглядом, как нашкодивших школяров, потом, подбоченясь, с прищуром оглядела комнату – ни дать ни взять, леди Китти Помрой, бич божий нашего мирного селения, проверяющая киоски на летней ярмарке в день святого Ансельма!
Миссис Мэллой украсит любую столовую. Иссиня-черная ее шевелюра у корней отливает серебристой сединой. Это «из прынципа», а не по причине лени и небрежности. Румяна она накладывает лопатой, губы мажет лиловой помадой, а ее люто подведенные глаза сияют, как церковные витражи. С тех пор как Рокси записала меня в свои клиентки (с испытательным сроком в шесть месяцев!), мы с ней немало хлебнули и горя, и радости.
– Со свечками все в порядке! – Я поправила свечи в медных канделябрах. – Обед в полной готовности. Рагу в холодильнике ждет, чтобы его подогрели. Соус для салата взбит, латук промыт, а тесто для круассанов подходит второй раз.
– А как поживает шоколадная размазня? – Лиловая ухмылка миссис Мэллой выражала неколебимую уверенность в моей способности испоганить праздничный обед.
– Мусс охлаждается в стеклянных вазочках! Правда, мне пришлось битый час разыскивать шоколадный порошок. Какой-то вредитель затолкал его в аптечку между аспирином и микстурой от кашля.
– А как насчет серебра? Не худо бы почистить!
– Секрет успешного приема гостей в том, чтобы знать, когда остановиться, миссис Мэллой! – Голос у меня был свеж и тверд, как складки накрахмаленных салфеток. Я прислонилась к буфету, который стенал под игом такого количества серебряных блюд со снедью, что процветающему трактиру хватило бы на год. – Часы на каминной полке заведены, картины повешены ровнехонько, а Джонасу впервые не надо напоминать, чтобы принял ванну! – Я торжествующе глянула на Рокси.
Скрестив руки под рвущимся из декольте бюстом, миссис Мэллой сложила губки бантиком и удрученно покачала головой.
– Гордыня свела в ад Люцифера, миссис X.! Я беззаботно рассмеялась.
– Господи помилуй! Вы что, собираетесь меня сглазить?
– Чего не умею, того не умею. – Миссис Мэллой одернула батистовый фартучек размером с носовой платок и скорчила постную мину. – Это больше по части моей бывшей подружки, Эдны Корнишон. Эднина прапрапрабабка была ведьмой, а эта зараза передается через поколение, как близнецы и косоглазие.
– Что вы сказали?! – вскинулась я, донельзя заинтригованная. – Бывшая подружка? Да ведь вас с миссис Корнишон водой не разольешь! Вы же каждый божий день навещаете ее.
– Мы с ней крупно поговорили, – со значением ответила Рокси. – Но уста мои запечатаны, миссис X., и не спрашивайте меня ни о чем!
– Больно надо…
– Так я и знала! – обреченно выдохнула великая молчальница. – Вы из меня как клещами все вытянете. Вчера Эдна бахвалилась, она, мол, уверена, что получит в этом году «Марфу»… ну, знаете, приз в честь той страдалицы из Библии, которая вечно чистила нужники и драила полы, пока Христос читал проповеди. Так вот эту награду дают тому, кто в минувшем году отличился по части домашнего хозяйства: состряпал там лучшее повидло или вырастил кабачок размером со свинью. Я Эдне и говорю, вежливо так, что в этом году вы, миссис X., во главе жюри и Эдне лучше забыть про свои амбиции. А она прямо-таки взбесилась.
– Что?! Миссис Корнишон взбесилась?
Я не верила своим ушам. Обычно этой вялой даме не хватало сил даже как следует разволноваться. Всякий раз, когда я заходила к викарию, у которого прибиралась миссис Корнишон, она два часа открывала дверь, а потом еще полчаса докладывала викарию, точнее, викарисе, поскольку в нашем приходе заправляет дама. Меня не удивляло, что Эвдора Шип продолжала ее держать: наша викариса – женщина добрейшей души. Удивительно то, что при своей черепашьей натуре миссис Корнишон была приходящей прислугой у полдюжины семей, включая нашу страшную и ужасную леди Китти Помрой.
– Эдна, коль ей приспичит, кого угодно к ногтю прижмет! – Миссис Мэллой обычно следит за своей речью и только в большом волнении позволяет себе подобные обороты. – В тихом омуте черти водятся… Миссис X., а вы ведь до сих пор ни словечком не обмолвились насчет того, как ваш благоверный смотрит на этот банкет!
– Так ведь обед затеян в честь его родителей.
– И что с того? Вы хотите сказать, что он на радостях скачет горным козлом?
Я замялась.
– Н-ну… вы же знаете, мужчины, они такие… Миссис Мэллой умеет вовремя посочувствовать.
– Эх, дорогуша, я четырех мужей схоронила, мне ли не знать!
– Бен не сразу проникся моей затеей. – Я старательно поправляла ножи и вилки, хотя они лежали строго симметрично. – Но я же не почтмейстера с женой приглашаю, сами понимаете… Своих родителей он знает много лет…
– И где собака зарыта?
– Бен все твердил, что им, мол, трудно добираться, будто Папуля и Мамуля едут на оленях из Сибири, а не поездом из Тоттенхэма. Будь сейчас зима, я бы еще поняла, но ведь на дворе июнь! Но вообще-то, как выяснилось, дело в том, что Папуля и Мамуля прежде никогда не праздновали годовщину своей свадьбы. Бен считал, что лучше послать им миленькую открыточку – и все. Знаете, такую, с шелковым сердечком, которое можно использовать как подушечку для иголок. И со стишатами вроде «Пролетают над нами года, но тебя люблю я всегда»…