Ирина Дягилева
Бумажная клетка
– Ты выходишь замуж?! – Глаза Марины округлились. На лице отразилась целая гамма чувств: удивление, недоумение, недоверие и даже испуг. За последние несколько месяцев ее подруга сильно изменилась.
– Чему ты удивляешься? – меланхолично поинтересовалась Пульхерия.
– А как же твои принципы? Ты же любишь повторять, что хорошее дело браком не назовут, формализм начисто убивает романтику в отношениях между мужчиной и женщиной.
– Я от своих слов не отказываюсь, но у любого правила есть исключения.
– И ты считаешь, что твой случай и есть это исключение?
– Да.
– Докажи.
– Во-первых, он меня любит.
Марина скептически усмехнулась:
– Это не аргумент. Все твои бывшие тоже тебя любили. Они и сейчас продолжают тебя любить.
– Ему, кроме меня самой, ничего не нужно.
– А всем остальным что было нужно?
– Моя жилплощадь к примеру.
– Что-то я такого случая не припоминаю…
Пульхерия нахмурила лоб и стала сосредоточенно разглядывать потолок, словно там по мановению свыше должна была появиться необходимая подсказка.
– Я тоже, – наконец сказала она и с деланым безразличием пожала плечами. – Ну и что это меняет?
– Хорошо. Тогда что во-вторых? – проигнорировала вопрос подруга.
– Что ты ко мне пристала? – Пульхерия начала злиться. – По мнению глянцевых журналов, такой человек, как Герман, вообще не должен был в мою сторону смотреть, кстати, на браке настаивает именно он.
– С каких пор ты прислушиваешься к мнению глянца? – вновь недоуменно спросила Марина. – Да-а, теперь я вижу, дело обстоит намного хуже, чем я предполагала.
– Чем тебе глянец-то не угодил? – устало спросила Пульхерия.
– Пуляша, побойся Бога! У глянца нет мнения. У него коммерческий подход к любой проблеме. Главное, вызвать у читателя комплекс неполноценности, чтобы потом предложить от него избавиться, только за очень большие бабки. Нет людей полностью довольных собой. Если у вас лишний вес, вам предложат липосакцию. Если вы слишком худы – силикон между ребер, чтобы те сильно не выпирали. Морщины подтянут, скулы заострят, с губами сотворят такое, что мама родная не узнает. Если вы молоды и хороши собой, вам предложат пудру, не нарушающую естественный цвет вашей кожи. Главное – что-то предложить.
Пульхерия с подругой сидели за столиком безумно дорогого ресторана и ожидали возвращения Германа и Олега, которые находились в курительной комнате. Всего полгода назад, если бы кто-нибудь сказал ей, что минимум раз в неделю она будет ужинать в таком ресторане, она просто подняла бы этого человека на смех. Много раз Пуля проходила мимо по пути на работу и обратно. Тонированные стекла тщательно скрывали от посторонних глаз то, что было внутри. Зачем дразнить людей, уставших от забот и нужды, роскошью элитарного комбината общественного питания для очень богатой прослойки общества? Совсем недавно Пульхерия никаким боком не относилась к этому обществу. Она сама ходила по магазинам и рынкам, знала, что, где и по какой цене продается. Это знание сейчас ей очень мешало. Беря в руки меню, она мысленно высчитывала истинную стоимость блюд и сравнивала с ценой, стоящей в колонке справа. Сравнение приводило в шок. Вернее, те семьсот или восемьсот процентов прибыли, которые получались в результате нехитрых арифметических операций. Здравый смысл мешал в полной мере наслаждаться вкусом еды. Этот неугомонный здравый смысл подсовывал мысль простую и очевидную: надо быть идиотом, чтобы за такую цену покупать жалкий шницель с картошкой, морковкой и физалисом, живописно размазанными по красивой тарелке размером с небольшой стадион. Зачем дарить восемьсот процентов прибыли владельцу ресторана, разбойнику с улыбкой Чеширского Кота? Она была уверена, что справедливее отдать их безногому калеке возле метро, или нищей старушке, собирающей пустые пивные бутылки, или детскому дому.
Однажды Пульхерия поделилась своими сомнениями с Германом.
– Подобным образом справедливость не восстановишь, только настроение испортишь, а я прихожу сюда именно для поднятия настроения.
– А как же мое настроение? – спросила Пуля.
– Ты скоро привыкнешь. К хорошему быстро привыкают.
Прошло уже полгода, но она так и не привыкла. Единственное, что научилась делать, правда, с переменным успехом, – скрывать свое плохое настроение и при этом улыбаться.
– Сейчас на глянец нападают все, кому не лень, а он, родимый, живет и, кажется, процветает. У моего будущего свекра тоже есть парочка глянцевых журналов.
– Он-то зачем их покупает? – удивилась Марина.
– Он их не покупает, он ими владеет, – снисходительно пояснила Пульхерия. – Напиши статью, попробую ее протолкнуть, тебе гонорар выплатят.
– Вот еще! Делать мне больше нечего! – фыркнула подруга. И с плохо скрываемым безразличием поинтересовалась: – Большой гонорар-то?
– Понятия не имею, но могу узнать у Германа. Постой, тебе нужны деньги? – насторожилась Пульхерия.
– А кому они не нужны? – не подумав, ответила Марина и тут же спохватилась: – Нет, мне ничего не надо. Ты же знаешь, я терпеть не могу долгов!
Пульхерия полезла в сумочку и достала несколько купюр.
– Бери, возвращать не надо.
На глазах у Марины появились слезы.
– Не возьму! – отказалась она и промокнула слезы салфеткой.
– Почему?
– Это меня унижает!
– Принять помощь от лучшей подруги для тебя унизительно?
Марина промолчала.
– По-моему, нет ничего унизительнее бедности, – сказала Пульхерия.
– Еще недавно ты так не рассуждала… – Марина нахмурилась и в упор уставилась на подругу. – Ты поэтому решила выйти замуж за Германа?
– Мне надоело жить от зарплаты до зарплаты, мне надоело в начале каждого месяца составлять список того, на что мне предстоит потратить свои жалкие копейки и половину пунктов потом вычеркивать…
– Но ты ведь его не любишь!
– Зато он любит меня!
– Ты уже это проходила… Ну живите просто так… Зачем расписываться? К тому же ты намного старше его.
– Не намного, а немного. И выгляжу я моложе.
– Согласна, выглядишь ты супер… Он рядом с тобой, словно пигмей, – рассмеялась Марина, но осеклась под свирепым взглядом Пульхерии.
Однажды Пульхерия помогла банкиру Андрею Викторовичу Заславскому найти убийцу его жены. Эта громкая история произошла несколько лет тому назад. Пуля оказалась свидетельницей преступления, сама при этом была ранена и потеряла память. Память к ней благополучно вернулась, убийцу поймали, и с тех пор Андрей Викторович считал себя ее должником. От денег она категорически отказалась, тогда он решил устроить ее судьбу, то есть выдать замуж. Приглашал при каждом удобном случае к себе и все пытался, как бы невзначай, познакомить с неженатыми мужчинами без жилищных и материальных проблем.
Герману Гранидину, старшему сыну очень богатого бизнесмена, было около сорока, он ни разу в своей жизни не был женат, считал себя некрасивым и был уверен, что его нельзя полюбить, считал, если женщина и согласится выйти за него замуж, то только ради его денег. Вернее, денег его отца. Он был невысок и очень худ. Из-за рано появившейся лысины брил голову наголо, но это его ничуть не портило. Темно-серые глаза настороженно смотрели на мир из-под черных как смоль бровей. Красиво очерченные губы, свидетельствующие о чувственности натуры, были обычно плотно сжаты, а уголки их скептически опущены вниз. Улыбался он редко, зато улыбка была очень добрая, немного виноватая, словно изнутри освещавшая лицо, придавая ему вид доверчивый и беззащитный.
Увидев Пульхерию, он, как говорится, влюбился в нее с первого взгляда, но преодолеть свою застенчивость не сумел и весь вечер наблюдал за ней издалека. Андрей Викторович заметил интерес Германа к Пульхерии и, не спросив у нее разрешения, на свой страх и риск дал ему ее домашний телефон.
С тех пор почти каждое утро она стала находить возле своей двери роскошные букеты свежих цветов. Цветы Пульхерию раздражали. Она не брала их, только относила подальше от двери, чтобы не мешали проходу. Через месяц вместо букетов стали появляться корзины с фруктами. Такой поворот событий разозлил ее еще больше. Однажды, выйдя из подъезда, она отыскала глазами тщедушного хлюпика, выглядевшего несуразно на фоне огромного джипа с тонированными стеклами и двух атлетически сложенных телохранителей, и решительно направилась в его сторону. Двое громил мгновенно встали у нее на пути. Хлюпик только слегка качнул головой, громилы тут же оказались у него за спиной.
– Вы считаете меня не удовлетворенной не только духовно, но и желудочно? – саркастически ухмыльнулась она.
– Извините меня, пожалуйста, Пульхерия Афанасьевна, если я дал вам повод так думать! – смиренно сказал Герман и скромно опустил глаза, опушенные густыми ресницами. – Я хочу сделать вам приятное, только не знаю как. Может быть, вы мне сами подскажете? – Он с усилием оторвал взгляд от асфальта и нерешительно взглянул на свою возлюбленную. Герман очень боялся увидеть презрение, но на ее лице было лишь любопытство.
