Серега окинул его неодобрительным взором и с достоинством произнес, не замедляя шага:
— Пошел в жопу, Петрович! Я завязал!
* * *
«…Скорпион вышел на объект „Джокер" и сделалему предложение от имени ГРУ. Объект согласие дал сразу, аванс принял и через неделю приступит к работе.
— Очень хорошо, Волк! Как только он выполнит задание, доложите мне. И проследите, чтобы Скорпион все подчистил. Кстати, когда будет взрывчатка?
— Через два дня. Все идет по плану.
— Что с игровыми автоматами?
— Через подставных лиц мы предложили представителю объекта „Губа" партию наших автоматов по значительно более низкой цене. На этом мы теряем…
— Меня не интересует, сколько мы теряем. Новая Россия стоит дороже! Переворот намечен на определенное время. Если мы провалим свою часть плана, сами знаете, что с нами сделают… Главное, всю предподготовку сделать чужими руками. Для мгновенной временной дестабилизации ситуации в стране потребуется одновременность усилий всех участников „Зверинца"… И не дай Бог, если соответствующие чины спецслужб, не задействованные в перевороте, узнают о наших планах раньше времени. Если „Губа" не купит наши автоматы, потребуется поиск нового клиента, или самим придется закладывать взрывчатку…
— Самим — слишком опасно. Мы уверены, что „Губа" откажется от предыдущего предложения японцев и возьмет именно эту партию. Это совершенно ясно из разговора с его агентом.
— Смотрите, Волк, не промахнитесь. Если понадобится, отсекайте все другие предложения любыми способами».
Глава 7
ДОРОГА КОШКА К ОБЕДУ?
В прихожей раздался звонок.
Вскочивший спросонья Бекас такого ужаса не испытывал ни разу в жизни. Даже когда несколько лет назад пьяный мент наставил на него свою пушку и передернул затвор.
Руки тряслись немыслимым образом, в комнате сделалось темно, и он подумал, что вот сейчас, наверное, он просто умрет.
Звонок прозвенел еще раз, и на лестнице послышались голоса. Свет в прихожей был погашен. Открыв дверь, он прокрался в прихожую и приложил ухо к входной двери. Сердце колотилось, как бешеное. В ушах шумело. Надо было взять себя в руки. Как учил старшина Журбин? Страшно? Расслабься и дыши. Представь, что все только иллюзия. Смотри на все как бы со стороны и действуй хладнокровно и расчетливо… Легко сказать!
Звонок прозвенел еще раз, и пьяный голос соседа, Олега Конапряки, провозгласил:
— Говорю тебе, что его нет дома, а ты не веришь!
Ему ответил не менее пьяный Вовка Григорьев:
— Машина здесь, значит — дома.
— Был бы дома, открыл бы, — мудро возразил Олег.
— Может, спит?
— В двенадцать дня? В магазин, наверное, пошел.
— Нет, дома он, позвони еще, — упорствовал Вовка.
— А иди ты в… задницу. Три раза уже звонил. Пошли отсюда, — резюмировал Олег и, видимо, потащил Вовку силой, — пошли, я тебе говорю.
Роман испытал чувство, которое испытывает человек, выныривающий с большой глубины и не знающий, хватит ли ему воздуха. Он вынырнул, и воздуха хватило.
Раздались неровное частое шарканье, потом спотыкающиеся шаги по лестнице и, наконец, удаляющиеся пьяные рассуждения Олега:
— Ну и что, что машина здесь? Может, он у Васьки Морозова всю ночь водку пьянствовал. Пойдем к нему!
Отлепившись от двери, Роман понял, что хочет в туалет по маленькому. Да, все серьезно, все по-взрослому: бандиты, деньги, страх… А что было бы с ним, если бы друзья тех братков пришли за деньгами? Он представил себя с мокрыми штанами под дулом пистолета ТТ, наставленного ему в лоб твердой рукой профессионального убийцы.
Нет, так не годится. Раз пошла такая пьянка… Первое, что следовало изменить в себе — перестать принимать позу жертвы. Не они охотятся за мной, а я охочусь за ними. Только при такой постановке дела можно рассчитывать на какой-то успех. Заманивай. Братцы, заманивай! — кричал Суворов убегавшим солдатам. И они действительно поверили, что заманивают противника, а не драпают, как зайцы. Повернули и победили.
Как это он не услышал звонка будильника?! Спал как убитый, ни тебе снов с обезглавленными трупами, ни тебе кровавых денег, душащих во сне. Только птички и тень умершей любви.
Теперь днем существенно труднее будет незаметно выбраться из дома. Хотя, по большому счету, это уже было не важно.
Ополоснувшись в ванной и переодевшись, Бекас прошел в кухню, поставил чайник и почувствовал, как привычные рутинные действия возвращают ему, утраченное было, присутствие духа. Он уселся на качающийся стул и закурил в ожидании, когда закипит чайник.
Наверное, думал Бекас, визит пьяных соседей приятелей был предусмотрен верховным распорядителем событий. Он разбудил Бекаса, заставив его осознать всю серьезность ситуации. Теперь Роман был внутренне мобилизован, если не считать еще не прошедшую после долгого сна слабость во всем теле и некоторую опустошенность в голове.
Чайник начал шуметь. Бекас, как обычно, насыпал в кружку заварки, положил две ложки сахара и приготовился налить кипятка.
В этот момент зазвонил телефон.
— Ну, уж нет, — с неожиданной даже для себя злостью произнес Бекас вслух, — хрена вам всем. Нет меня дома. Умер я.
Пройдя в комнату, он подошел к розетке и выдернул телефонный разъем. На кухне, наконец, запыхтел и отключился чайник. Залив кипяток в кружку, он поболтал в ней ложкой, которая тут же стала горячей, и пошел в комнату собираться. Его действия стали постепенно приобретать уверенную неторопливость.
Роман запихнул деньги в небольшой прочный брезентовый мешок с молнией из-под какого-то, купленного еще в семидесятые годы спортивного инвентаря. Что это было — Бекас, хоть убей, не помнил.
Красивую сумку из шикарной ослиной шкуры пришлось разрезать на две части, чтобы ее можно было по дороге выбросить в двух разных местах.
Начал было собирать одежду, потом, сообразив, что имеет возможность купить целый вагон шмоток, бросил это глупое занятие и полез на антресоли, где у него лежала хорошая спортивная сумка. Она нашлась сразу и, спрыгнув со стула, Бекас засунул мешок с деньгами внутрь, бросив сверху пару рубашек и смену белья. Молния застегнулась хорошо. Он поставил сумку на пол у входной двери.
Чай заварился. Бекас налил немного горячего напитка в пиалу. Пока чай остывал, он снова открыл сумку, вытащил брезентовый мешок и вынул из него одну пачку. Засунув мешок обратно, Бекас аккуратно застегнул сумку и поставил ее на место.
Вскрыв пачку, он отделил от нее пять сотен, сунув их в карман джинсов, еще тысячу он убрал во внутренний карман летней куртки. Похудевшую пачку затянул резинкой от какого-то лекарства и убрал в наружный карман сумки, который был скрыт декоративной накладкой.
Пройдя в комнату, Бекас выдвинул ящик письменного стола, достал из него старый бумажник, в котором хранил документы, и положил бумажник в карман куртки, к тысяче долларов. Оглядев себя в большом старом зеркале, висевшем в прихожей, Бекас убедился, что он одет, причесан и выглядит вполне добропорядочно.
Больше собирать было нечего, и он вернулся в кухню.
Отпив из пиалы несколько глотков, Роман снова вернулся в комнату. Усевшись на диван, он в последний раз окинул взором свое холостяцкое жилище и вдруг понял, что вряд ли когда-нибудь вернется сюда. Разве что на собственные похороны, или все люди, имеющие отношение к этим деньгам, вместе сядут на один пароход и наедут на айсберг подальше от берега.
Квартира… Если он выберется из этой истории живым, то купит себе другую. А если нет — зачем ему квартира?
Машина останется гнить во дворе-колодце, здесь, на Кирочной. Не пройдет и двух недель, как местные мародеры растащат бесхозную «копейку», сделав ее похожей на скелет верблюда, валяющийся рядом с караванной тропой.
Допив чай, он закрыл на шпингалеты все окна, перекрыл главные краны воды и газа, затем надел куртку, повесил на плечо драгоценную сумку, вырубил общий предохранитель в прихожей и немного постоял у входной двери, прислушиваясь к звукам на лестнице. Звуков не было слышно. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, Бекас открыл дверь и вышел на площадку. Все было спокойно. Он запер все замки, как делал обычно, уезжая на дачу, сунул ключи в карман и стал, не торопясь, спускаться с третьего этажа.
Выйдя во двор, он с удовлетворением отметил, что дождя нет. Некоторое время ему мерещились киллеры, стоящие в темных парадных домов и ждущие, когда он выйдет на открытое место. Выругавшись, Бекас шагнул в сторону арки и, пройдя мимо своей, стоящей у самой стены, машины, уверенно вышел на Саратовскую улицу.
По дороге к Центральному городскому саду он свернул в какую-то подворотню и бросил половину сумки в мусорный бак, повторив процедуру через несколько дворов с другой половиной.
Все. Сумки не было.
«И рублей, между прочим, тоже нет», — вспомнил он, поворачивая на бывшую улицу имени Кропоткина, где находился местный обменник, купив по дороге у метро газету «Из рук в руки».
