Добрая душа, как всегда одетая в черное, с достоинством и в то же время смущенно держала в руках корзину и подыскивала слова, как лучше предложить свой дар инспектору.
Бейли отрицательно покачал головой и указал большим пальцем на угол:
— Поставьте туда. Выпьем после окончания допросов.
Едва за Патрицией закрылась дверь, как Бейли сказал Эрвину:
— Откройте для нас бутылочку. Допросы могут продлиться до позднего вечера, и у меня нет никакого желания кончить жизнь мучеником криминалистики.
Осушив одним залпом три четверти бутылки, Бейли спросил:
— Почему вы ночевали у Шеннона и не приехали сюда вчера?
— Потому что Локридж вызвал меня лишь к пяти часам, чтобы информировать о подробностях этого неожиданного наследства.
— Человека, который получает наследство в пятьдесят тысяч фунтов, не приглашает к себе адвокат, — заметил Бейли. — Он сам бежит рысцой, когда и куда его вызывают.
— В этом отношении у меня еще нет опыта. До сих пор я не видел больше ста фунтов. Археология — такая область, где не загребают больших денег.
— До приезда супруги вы ночью спали?
— Нет, я не спал и несколько часов бродил по округе. Я должен был решить одну проблему, а в таких случаях я никогда не могу спать.
— Какую проблему?
— Что делать с деньгами. До меня не доходило, что я наследую такую кучу денег.
— Итак, вы гуляли, чтобы иметь возможность поразмыслить. Такое бывает. Правда, для ночных размышлений несколько часов многовато.
— Когда я думаю, я не смотрю на часы, так же как вы не считаете бутылки портера, когда, размышляя, опорожняете их.
Бейли сделал вид, что не услышал этого дерзкого намека, и уже собирался задать следующий вопрос, как сержант Вильямс попросил его на минутку выйти.
Когда Бейли вернулся, выражение его лица было задумчивым.
— Вы помните, где гуляли ночью? — спросил он.
— По Уолсу. Потом я вышел за город и побрел дальше. Вокруг были луга, небольшой лесок. Теперь я и не помню точно, поскольку плохо знаю эту местность.
— А вы случайно не были около замка? Эрвин на мгновение заколебался.
— Как же, был.
— И что же вы здесь ночью искали?
— Хотелось посмотреть на замок. Ярко светила луна…
— Луны не было, небо было покрыто тучами. Я тоже плохо сплю, — заметил Бейли.
— Да, конечно, поэтому я и повернул назад. Я признаю, что это была дикая затея с моей стороны, потому что все равно я ничего не увидел.
— А в парке вы были?
— Я не мог туда попасть. Ворота были закрыты, а я ведь не такой специалист, как Эванс, который отмычкой может открыть сейф.
— Сможете ли вы повторить эти показания под присягой?
— Куда вы клоните? Разве я вас обманываю?
— Именно так, сын мой. Вы меня обманываете. — Бейли пошарил в кармане пиджака, вытащил медное кольцо и поднес его к носу Эрвина: — Вам это знакомо?
— Конечно. Это уплотняющее кольцо свечи для автодвигателя.
— Не свечи для автодвигателя, а свечи двигателя вашей автомашины «форд» модели 1924 года. Как вы полагаете, где нашел Вильямс это кольцо? В десяти метрах от главного входа, около стены, со стороны парка. Когда вы перелезали или прыгали через забор, кольцо выпало из вашего кармана. Мои люди установили также, что при прыжке вы поскользнулись и упали, ударившись носом. Затем, как я полагаю, вы подошли к воротам. Хотя лупа почти не светила, вы остановились, чтобы посмотреть на замок. Это продолжалось до тех пор, пока еще один любитель ночных прогулок, а именно доктор Эванс, не вышел из замка, чтобы тоже пройтись. То, что он делал это почти каждую вторую ночь, вы могли узнать в Уолсе от десятка людей и не в последнюю очередь от самого Билла Шеннона. Что отсюда вытекает, можно установить с предельной ясностью.
— Из этого ничего не вытекает или в крайнем случае глупое подозрение, которое не имеет под собой ничего иного, кроме плохой работы серого вещества вашего мозга. Вы старый осел.
Перед начальством Эрвин не испытывал большого уважения.
— Осел или не осел, — ответил подчеркнуто дружелюбно Бейли, не будучи ни на йоту оскорбленным, — для меня ясно одно. О завещании и других наследниках вы могли узнать еще в Лондоне. Ну, а теперь предположим, что вы устанавливаете связь с Эвансом, выясняете, чем он занимается в подвале, и решаете стать единственным наследником. Дальше: покушение при помощи взрыва на ваших любимых сонаследников по той или иной причине не удалось. Эванс знает, что только вы могли совершить покушение. Если это так, то становится ясным, почему вы, после того как не удалось убить Эванса, решили утопить его. Ну, что вы скажете на это?
— Не отвечай ему. Тресни его как следует, чтобы портер брызнул из него, — послышалось из кресла, откуда только что раздавалось мирное похрапывание Энн.
— Нельзя же быть столь невоспитанной, миссис Конрой, — пробурчал Бейли благожелательно, как будто он ласково трепал по щечке милого, капризного ребенка. — Кстати, вам бы следовало бросить свою профессию актрисы. У меня нет никаких сомнений, что вы ничего не достигнете на этой стезе.
Энн очень хорошо знала, что она не обладала большим талантом, более того, даже малым или вообще никаким. Но признаваться в этом она могла только лишь себе.
— Толстый бобер, — фыркнула Энн. — Где и когда вы видели меня на сцене?
— Я слышал, как вы храпите. Это было жалкое зрелище.
Эрвин встал.
— Послушайте, охотник за убийцами, мне было приятно побеседовать с вами, но все хорошее имеет свой предел.
— У меня к вам еще один вопрос.
— Ни одного. — Эрвин направился к выходу.
— Тогда я предупреждаю: без моего разрешения вы не должны покидать Уолс, иначе я прикажу вас арестовать. И тогда вы уже не сможете больше прогуливаться ни днем, ни ночью.
Следующей на допрос была приглашена Дороти. Бейли попросил ее рассказать, как прошел вчерашний день, и прервал, лишь когда она начала рассказывать о позднем визите доктора Эванса.
— Считаете ли вы, что он действительно знал, кто хотел взорвать зал?
— Никогда нельзя знать, чего хочет Эванс, — ответила Дороти.
— В тот момент, когда вы разговаривали с доктором Эвансом, вошел дворецкий и сообщил об украденном виски. Это была случайность или он подслушивал за дверью? — спросил Бейли.
— На этот вопрос я не могу ответить с достоверностью.
— Тогда последний вопрос. — Бейли поставил пятую пустую бутылку около себя на пол. — Ложились ли вы этой ночью спать? Вы понимаете, что это банальный вопрос, но я обязан…
— Я понимаю вас очень хорошо, инспектор. Ведь вы обязаны как чиновник добросовестно выполнять свои обязанности, поскольку живете за счет грошей налогоплательщиков. Вы спрашиваете, где я провела эту ночь. Конечно, не в своей кровати! Но к сожалению, я не могу сказать где. В мои годы надо соблюдать такт. Вы все еще продолжаете меня подозревать?
— Почему бы, собственно, и нет? — вопросом на вопрос ответил Бейли.
— Конечно. Если бы вы недельку провели с этими мерзкими людьми, вместе бы ели и каждый вечер играли в бридж, то И вы бы после этого попали в сумасшедший дом или совершили десяток покушений. И молили бы бога, чтобы хоть одно из них удалось.
— Я мог бы расценить это как признание, но я не сделаю этого. — Инспектор торжественно открыл шестую бутылку. — Только об одном прошу: если садовник попытается выведать, о чем мы беседовали, ни слова ему.
— Вы подозреваете садовника?
— Настоящий криминалист не исключает при расследовании дела даже самого себя как преступника, — неудачно сострил Бейли. Затем он попросил прислать в библиотеку Фишера.
Когда вошел Фишер, весь воплощение такта и достоинства, Бейли сделал вид, что совершенно не замечает его. Даже не пошевелившись в кресле, он неожиданно выпалил:
— Ну, старый лгун, симулянт и шантажист, что вы можете привести в доказательство своей невиновности в этом деле? Где вы шлялись эту ночь?
— Сэр, попрошу вас не разговаривать в таком тоне…
— Я назвал вас старым лгуном, симулянтом и шантажистом и остаюсь при этом мнении. Может быть, я должен напомнить вам, за что вы в 1953 году отсидели два с половиной года в Хэйтауне? Разве это был не шантаж, когда вы потребовали от владельца мебельной фабрики Стефенса пятьсот фунтов за то, чтобы не разглашать его связь с секретаршей? А чем вы занимались потом?
— Я был на Дальнем Востоке, плавал стюардом на различных торговых судах, который брали на борт пассажиров. Там я старался безупречно вести себя, как раскаивающийся, исправляющийся…
— Заткнитесь, а то я начну икать от ваших высокопарных оборотов речи. Перечислите мне названия судов.
Фишеру не составляло труда вспомнить их названия. Он даже знал точное время службы на каждом из них.
— Почему вы вернулись в Англию? Вы, лгун, симулянт и шантажист!
