— Ждать нельзя! — решительно рубанул он воздух ладонью.— Кое-что можно сделать уже сегодня! Вы,— он, не глядя, показал рукой в сторону Грешникова,— можете заняться делами следствия! Подстегнуть вскрытие, экспертизу! Чтобы все было готово к утру! Вы! — Изящная рука его в белой манжете, как стрелка компаса, нашла Авенира.— Вы займитесь вьетами! У вас это хорошо получается. Они были с Петрушей и могли действовать по его наводке.
— Кстати, вьетнамцы — вояки с малолетства,— встрял следователь.
— Тем более! Я поставлю на уши службу безопасности… Все по конкурентам. Кому-то это должно быть очень выгодно! Наших дольщиков по защите семей — в первую очередь! Ну, и домашних Бормана, конечно… Но это дело тонкое. Даже не знаю, как подступиться.
— Выясните через охрану и прислугу, где они были сегодня, да и все эти дни,— посоветовал Монумент.— С кем встречались, кто может подтвердить. Все до минуточки. Что-нибудь обязательно всплывет. Эй, гений, ты что — спишь?
— Нет,— пробормотал Авенир, не поднимая век.— Я думаю.
— О чем? — изумился Грешников.
— Еще не знаю… — вяло ответил Можаев.
— Надо же, молодой мужик — а уже гений! Как это у тебя получается?
— Привычка…
Монумент скептически хмыкнул. Полбутылки коньяку расслабили его и вернули хорошее расположение духа. Отец Никон, напротив, воплощал неукротимую энергию. Этот человек умел закручивать дела.
Широко шагая, он приблизился к компьютеру и включил его.
— Вам обоим понадобятся деньги,— сказал он, склонившись над экраном и щелкая пальцами по клавишам.— К сожалению, мы не держим здесь налички. Я выдам вам кредитные карточки на предъявителя — по пять тысяч долларов каждому. Банкоматы повсюду. Только сразу все не обналичивайте — ограбят. Там всегда пасется разная шваль, я сам не раз обжигался. Только на днях увели новую карту.
Авенир даже глаза не открыл: мысль не отпускала его. Монумент восторженно толкнул Можаева локтем в бок и прошептал:
— Ты был прав, счастливчик! Вот она, новая резина!
— Подойдите, пожалуйста, я объясню, как пользоваться. Это ваш номер,— он вырвал распечатку из принтера и протянул Монументу,— а это ваш, Авенир. На единицу больше. А теперь — по коням. И пусть нам повезет больше, чем сегодня!
Они чокнулись и выпили.
Монумент подбросил дремавшего Авенира домой и пообещал заехать утром, чтобы отвезти на свалку. Следователь был доволен, ему не терпелось опробовать кредитную карточку в деле. Он высадил Авенира за два квартала до Евразии:
— Что будешь делать, счастливчик? Может, составишь компанию? Мне с тобой фартит!
— Спать,— вяло проговорил Авенир и нервно зевнул.
— Жаль,— вздохнул Монумент.— А я рискну! Всех денег не заработаешь, часть придется выиграть!
И он укатил в центр, где сияли огни казино, пообещав, впрочем, выяснить к утру все, что возможно.
Авенир, оступаясь в серой полутьме, обещавшей скорый приход белых питерских ночей, побрел к дому. «Белая ночь — это когда дамы приглашают на ночь?» — совершенно не к месту подумалось ему.
Было еще не поздно и, сделав сотню шагов, он почувствовал, что не уснет ни за что. Мозг его гнал видение за видением, сердце билось торопливо. При этом спать ему хотелось неимоверно: он смертельно устал от беспокойств и похождений прошлой ночи. Он страдал, раздираемый между сном и бессонницей.
Вдруг впереди он увидел молодых вьеток, тех самых, что повстречал сегодня утром. Теперь они бежали на работу оживленные, выспавшиеся, щебетали на своем забавном языке и, лишь заметив на тротуаре мрачную качающуюся фигуру Авенира, примолкли и обошли его стороной. Он проводил их взглядом и зашагал было дальше, шлепая по плитам громадными подошвами, когда навстречу ему выбежала еще одна черноволосая девчушка, самая маленькая, та, что жалостливо взглянула на него на рассвете. Она торопилась нагнать товарок, на бегу наскочила на Авенира, и он едва успел аккуратно поймать ее за плечи, чтобы она не упала, — и тут же отпустил. Она улыбнулась смущенно и быстро, кивнула головой на тонкой длинной шее — будто воробей зерно клюнул. И побежала вслед подругам, не оглядываясь. Однако Можаев успел заметить на ее шее дешевую цепочку — такую же, какие купили сегодня два молодых вьетнамца на базаре у площади.
IV
Тотчас его планы переменились. Он развернулся и пошел за девушками. Он знал город лучше, чем они, поэтому шел дворами и переулками, опережая их, и ни разу не попался им на глаза. Они прошли пыльной темной широкой улицей меж глухими бетонными заборами и нырнули одна за другой в маленькую полуподвальную дверцу огромного корпуса недостроенной ткацкой фабрики. Слева и справа от него вплотную стояли серые скелеты таких же незавершенных корпусов. Авенир встряхнулся и решительно зашагал следом: он где-то читал, что, если идти как ни в чем не бывало, люди принимают тебя за своего и всюду пропускают.
На молодца размером с бетономешалку, стоявшего за дверцей, решительность Авенира не подействовала. Этот строительный агрегат, не вымолвив ни словечка, пыхнул в сторону голубоглазого пришельца дымком сквозь губы и закрыл дверцу, лязгнув засовом. Постучать еще раз Авенир не решился. В последние сутки его уже дважды ощутимо били по голове за излишнее любопытство. В некотором замешательстве он обошел квартал промзоны и, увидав его с фасада, ахнул от удивления.
На весьма оживленную улицу выходило роскошное высокое крыльцо с полукруглым фойе-аквариумом. Серая стена скрылась в огнях рекламы. Над белым приветливым слоном с хитрыми глазками и загнутым хоботом кроваво-красными буквами сияла надпись: «Казино-клуб «Дети Сиама». Широкая стоянка перед парадным входом была забита машинами. Авенир поклясться был готов, что еще год назад ничего этого не было.
Чувствуя, что открыл нечто важное для понимания происходящего, Авенир Можаев, однако, не осмелился сразу войти. Он никогда не бывал в подобных заведениях, и его одолело вдруг невероятное смущение. Пройдясь туда-сюда по панели, он наконец пристроился за веселой группкой молодежи и проскользнул в широкие автоматические двери. Молодые завсегдатаи покупали у входа разноцветные пластиковые карты и проходили в зал через турникет. Авенир помялся и спросил у охранника, где у них банкомат, — таким голосом, будто у незнакомой девицы интересовался дислокацией сортира. У банкомата возникла заминка. Сколько ни пытался Авенир подсмотреть, как им пользуются другие, ничего не выходило. Клиенты загораживали аппарат всеми частями тела и подозрительно оглядывались, едва он приближался. Уже охранник с другого конца фойе стал поглядывать на него многозначительно и что-то говорить в трубку, когда над Авениром сжалился молодой красивый парень и показал ему, куда вставлять карту и как набирать цифры. У парня была такая же карта, что и у Авенира.
Воздух огромного помещения был напоен цветочными ароматами, перебивавшими даже табачный дым. Площадь в несколько гектаров разделялась на сектора легкими полупрозрачными перегородками наподобие китайских ширм. В одном секторе стояло с полста бильярдных столов великолепного зеленого сукна, в другом разместились пять теннисных кортов, в третьем — игорные автоматы, в четвертом — кегельбан, в пятом — рулетки и карты… Цветы, стоявшие в огромных бетонных чашах, были повсюду. Вдоль стен красовались пальмы в кадках, вились искусственные лианы. Отовсюду лилась разнообразная музыка.
Трое накачанных молчаливых охранников с каменными лицами волокли под руки к выходу рослого красивого парня, очевидно, вдрызг проигравшегося. Возле них суетился и подпрыгивал маленький толстячок, очень похожий лысиной, бородкой и костюмом на вождя мирового пролетариата Ульянова-Ленина.
— Ваш крупье жульничает! — кричал толстячок фальцетом.— Все подстроено! Автоматы неправильно запрограммированы! Верните нам наши деньги немедленно! Отпустите моего друга Леху Малинаржа [1], не то вам не поздоровится! Акулы империализма, мать вашу!..
Пораженный размахом, Авенир на некоторое время забыл, зачем пришел, и бродил по секторам, как турист по Эрмитажу. Он даже критиковать ничего не мог. Никто не обращал на него внимания, все отдыхали. Впрочем, отдельные дамы оглядывались вслед темноволосому мужчине с яркими голубыми глазами.
К реальности Авенира вернули вьеты. Они сновали везде: стояли за стойками баров, выдавали мячики и ракетки, распоряжались в кегельбане и у бильярдов, подтирали полы и собирали мусор… Здесь было все мужское и женское население Евразии! Благодаря своей памяти Авенир даже угадывал знакомые лица, хоть менее искушенному наблюдателю все они показались бы на один манер, как пуговицы на рубахе. Он даже признал за стойкой паренька, которого вчера огрел разводным ключом! Тот поприветствовал его сдержанным поклоном: он был при исполнении и старательно скрывал свою хромоту.
