— Догадываюсь. Прощайте.
— Совместители и бабы — вот погибель министерств! — проорал Лорсон в спину Виктору.
На выходе тот натолкнулся на толпу людей и остановился, не веря своим глазам: мужчины стояли отдельно от женщин, и все по очереди пили что-то красное и жидкое, принимая кружку из рук мясника.
Виктора прошиб холодный пот. Это было уже выше его сил.
— Встаньте в очередь! — приказал ему полицейский.
Он отрицательно покачал головой. Чувство реальности ускользало от него. Он прислонился к решетке и закрыл глаза. До него доходили слухи об этом обычае: считалось, что теплая свежая кровь исцеляет от астении и туберкулеза.
Дрожа всем телом, задыхаясь от запаха крови, он прошел через морозильный цех и оказался на берегу канала Урк. Бродячий пес равнодушно взглянул на него и вернулся к изучению помойного бака. Снег перестал.
Кэндзи ничем не выдал своего раздражения, когда его компаньон уже в который раз явился в лавку только к полудню. Он сел за стол и принялся невозмутимо редактировать весенний каталог. Но, внешне спокойный, кипел от гнева. «Никакого чувства долга! Меня воспринимают как предмет мебели! Все меня бросили!»
Айрис, его драгоценная девочка, центр его вселенной, совсем отдалилась: увлеклась Жозефом, этим самовлюбленным приказчиком, и вышла за него замуж. Тот после свадьбы стал просто невыносимо дерзок. А вскоре покой в доме будет нарушен воплями и капризами младенца. Эфросинья Пиньо — просто деспот. Виктор выполняет свои обязанности спустя рукава. Воистину, стареть — все равно что пить слишком горький чай. Или дело в том, что он слишком долго один? Кэндзи ощущал некую интеллектуальную расслабленность: груз прожитых лет гасил эмоции, но ему все еще хотелось заглянуть «за горизонт».
Внутренний голос нашептывал ему: «Живи своей жизнью! Ничто не мешает тебе снять квартиру в городе». Кэндзи разрывался между привязанностью к семье и жаждой независимости и не мог решиться покинуть дом номер 18 на улице Сен-Пер и книжный магазин «Эльзевир», которому отдал многие годы упорного труда.
Идея бегства пришла ему в голову накануне Нового года, когда он получил письмо от соблазнительной Эдокси Аллар, бывшей Фифи Ба-Рен, а ныне княгини Максимовой. Она уверяла, что не забыла о Кэндзи в ледяном Санкт-Петербурге и вскоре вернется в Париж. Впрочем, Эдокси больше не занимала мыслей Кэндзи, он мечтал о матери Таша Джине Херсон, воображая, как она переступит порог гарсоньерки,[30] которую он пока еще не решился снять.
«Но под каким предлогом заманить ее к себе? Как соблазнить умную, образованную и благочестивую женщину, уже немолодую, но выглядящую так молодо? Женщину, которая примет меня таким, каков я есть?»
Для начала он попросит ее совета насчет совершенно безобидных вещей — как отделать квартиру, какого цвета занавески выбрать. Потом откроет ей парочку секретов и заставит смеяться…
Кэндзи нравилось сочинять прелюдию к любовным отношениям, обещавшим наслаждения, сильные чувства и надежды на будущее.
Скудная дневная трапеза заставила его принять решение. Виктор остался завтракать, и раздраженная Эфросинья, которая терпеть не могла подобные сюрпризы, объявила, что урежет порции, потому что готовила на четверых, а не на пятерых. Достойная матрона подала салат из стеблей сельдерея и бобы под соусом бешамель. Овощное меню вполне подходило Айрис, но не могло утолить голод мужчин. Не желая навлечь гнев Эфросиньи, которая отказывалась присесть, пока они не опустошат тарелки, Виктор, Жозеф и Кэндзи отдали дань ее стряпне и надеялись насладиться апельсиновым бланманже, но тут Айрис перестала жевать, незаметно вытащила пальчиком изо рта какой-то кусочек и принялась его разглядывать.
— Кажется… Кажется, это сало!
Эфросинья взревела, как разъяренный бык:
— Скажите еще, что я вас травлю! О Боже, Боже, какой тяжкий крест я несу!
Айрис ждала, что Кэндзи и Жозеф ее поддержат, но они предпочли хранить нейтралитет, хотя тоже опознали среди зелени ароматные шкварки.
— И эти люди считают себя мужчинами! — возмутилась Айрис. — Ни на кого нельзя положиться!
Она вскочила из-за стола, убежала и закрылась у себя в комнате. Жозеф сказал матери:
— Зачем ты это делаешь, знаешь ведь, что Айрис не ест мяса!
— Это не мясо, а жир! А она худая, как щепка! Я должна помочь несчастному малышу!
— Если бы любители мяса хоть раз сходили на бойни, они бы навсегда избавились от пристрастия к сочным бифштексам. На их счастье, они не любопытны! — вмешался Виктор.
— Вот, значит, как? Иисус, Мария, Иосиф и святые угодники! — воскликнула Эфросинья. — Ладно, вот вам мой фартук, готовьте сами! — И вышла, хлопнув дверью.
Побелевший от гнева Кэндзи аккуратно сложил салфетку.
— Поздравляю вас, Виктор, это было очень умно, — проворчал он. — Я ухожу. Вернусь поздно.
— Я спущусь в магазин, — сообщил Виктор.
Несколько минут Жозеф вслушивался в шумные рыдания Айрис и проклятья матери, потом бесшумно приоткрыл дверцу буфета, где томились ростбиф и несколько холодных картофелин. С наслаждением жуя мясо, он обдумывал вторую главу своего романа «Букет дьявола», в которой гнусный подлец Зандини должен был убить несчастную Кармеллу. Только творчество поможет ему пережить сложные перипетии бытия.
Вторая половина дня обошлась без конфликтов. Эфросинья, как королева, чье величие оскорбили недостойные подданные, удалилась к себе на улицу Висконти. Айрис оставалась в своей комнате.
Виктор обдумывал версии убийства Луизы Фонтан, поигрывая талисманом с единорогом, когда в лавку буквально ворвался букинист с набережной Малакэ Орас Тансон, он же Здоровяк, он же Малый Формат.
— Легри, я принес вам петицию против распространения велосипедов. Это транспортное средство губит книготорговлю! У любителей езды на велосипедах просто не остается времени на то, чтобы насладиться печатным словом! Надеюсь, вы согласны и подпишете!
— Конечно, подпишу и скреплю печатью.
Удовлетворенный ответом Орас Тансон оседлал стул и принялся излагать душераздирающую историю о судьбе рукописи «Племянника Рамо», которую Жорж Монваль тремя годами раньше купил у одного из коллег.[31] Жозеф за это время дважды поговорил по телефону с графиней де Салиньяк и пообещал ей заказать книгу доктора Лесгафта, которую та собиралась подарить своей племяннице Валентине.
— Да, госпожа графиня, «О воспитании ребенка в семье и его значении», нет, я не забыл. Да, все записано. До свидания, госпожа графиня.
Он повесил трубку, пробормотав себе под нос, что «бабища», похоже, впадает в детство. Виктор в ответ лишь молча поднял бровь, не решаясь прервать излияния Ораса Тансона.
Жозеф услышал шаги над головой и решил закрыть магазин, обуреваемый страстным желанием воссоединиться с супругой. Он ставил на окно первый ставень, когда появился Кэндзи.
— Уже закрываетесь? Не рановато ли?
— Осталось всего пять минут…
— Ну что же, продолжайте. — Кэндзи кивнул и насвистывая прошел в заднее помещение.
Раздался грохот.
— Виктор, сколько раз я просил вас не оставлять велосипед в лавке!
Виктор смущенно кашлянул, Тансон на мгновение онемел, потом вскочил и смерил собеседника презрительным взглядом.
— Предатель! — гаркнул он и величественно удалился, провожаемый насмешливым взглядом Кэндзи.
— Кажется, я совершил промах, — с иронией в голосе заметил тот.
— Вы сделали это намеренно.
— Конечно, намеренно, только так можно было избавить вас от этого сутяги. Он таскается со своей петицией по всем книжным лавкам, и я уже имел честь подписать ее. Держу пари, он пересказал вам сагу о «Племяннике Рамо».
— У вас, кажется, прекрасное настроение, — сказал Виктор, глядя на седеющего приемного отца.
— Именно так. Утром я пребывал в черной меланхолии, но к вечеру моя душа как по волшебству исполнилась радости. Я и сам не понимаю причин столь внезапной перемены.
Кэндзи беззастенчиво лгал, не чувствуя при этом ни малейших угрызений совести. Он прекрасно знал причину — ее звали вдова Дюверже и она была хозяйкой трехкомнатной квартиры в доме номер 6 по улице Эшель. Он начал переговоры и рассчитывал назавтра получить согласие.
«Он стареет, — думал Виктор. — Изображает веселость, но меня ему не провести, слишком давно мы знаем друг друга… У него душа и глаза мальчишки, но за ним нужен глаз да глаз…»
Виктор откашлялся, пытаясь справиться с волнением, и впервые в жизни осмелился положить приемному отцу руку на плечо. Кэндзи вздрогнул, растроганный этим жестом, и со странным удовольствием оглядел сына покойной Дафнэ Легри, которую когда-то так сильно любил. Он ухаживал за мальчиком, когда тот болел, заразил его любовью к литературе, научил бороться со страхами и наваждениями, привил вкус ко всему таинственному…
