Ознакомительная версия.
– Нам пора.
– Куда?
– Надо поговорить с соседями дяди Паши.
– Ну, поговорим. К чему такая спешка?
– Так ведь скоро нам уже ехать к магу!
Кира пригляделась к подруге. Леся была до того взволнована, что едва не плакала. С чего вдруг такое волнение?
– Эй, признавайся, что случилось, – велела подруге Кира. – Я же вижу, ты сама не своя. Садись рядом и рассказывай, что произошло, пока я спала!
Леся немного помялась, но потом признала правоту подруги. Устроилась рядом и рассказала про подслушанный ею разговор тети Кати с соседкой Алефтиной. Кира слушала очень внимательно, отдавая дань уважения сыщицким способностям подруги, сумевшей подслушать такой важный разговор.
И когда Леся закончила, обе девушки еще разок искупались, собрали вещи и отправились для откровенного разговора с добросердечной тетушкой Алефтиной.
На сей раз удача сопутствовала им. Тетушка Алефтина оказалась дома и сама открыла калитку подругам. Она была высокой, худой и очень загорелой старухой. Руки у нее были большие, грубой формы, привыкшие к тяжелой работе в саду и по дому.
– Здравствуйте, девочки! – поприветствовала она их, и Леся немедленно узнала ее голос.
Да, это была именно та самая женщина, которая приходила к их тете Кате и говорила о каком-то ребенке.
Алефтина жила справа от дяди Паши. И хотя участки у обоих хозяев были немаленькие, но почему-то так получилось, что дома их стояли почти впритык друг к другу. От всех других соседей эти два дома отделяла густая тень садов.
– Близко живем, верно, – подтвердила тетушка. – А все потому, что когда первый владелец – Миша, дом строить начал, сам при его постройке не присутствовал. Все строителям и прорабу наемному поручил. А тот тоже хорош, зальет себе глаза и неделями на стройке не появляется. Строители без него котлован под фундамент не на том месте вырыли. План, видишь ли, вверх ногами перевернули. Ну, а потом уж и фундамент залили. Пока спохватились, пока то да се, переделывать больно дорого получалось. Исправлять не стали, так и живем.
Дома и впрямь стояли непозволительно близко. Их разделяли несколько деревьев и живая стена из винограда. Но за прошедшие годы виноградные лозы местами померзли, местами выродились. И теперь в изгороди зияли проплешины, отчего соседи могли беспрепятственно любоваться друг другом, тем более что и входные двери располагались таким образом, что смотрели одна на другую.
– Видите, все как на ладони, – пожаловалась тетушка Алефтина. – И тогда так было. Сейчас виноград от заморозков поредел, а тогда еще молодой совсем был. Маленький. Его Настя только-только посадила. Еще помню, говорит мне, тетя Аля, вот вырастет виноград, вы его кушать будете и меня добрым словом вспоминать. Как в воду глядела! Ее уже и нет давно, а я виноград каждый год собираю. Благо, что он и с моей стороны растет, на него Паша и его детки не очень-то претендуют. Свою сторону оберут, частично с моей тоже пощиплют. А что остается, то мне. Но я и не возражаю, много ли мне одной надо? А на продажу Настин виноград не хочу носить. Не мой он. И Настя его не для продажи сажала.
Алефтина то ли уже забыла, о чем просила ее тетя Катя, то ли сознательно не хотела послушаться уговоров соседки, но только в разговоре она уже несколько раз упомянула о том, что с первой владелицей злополучного дома ее связывали тесные, если не сказать дружеские отношения. Подруги не преминули этим воспользоваться, и Кира спросила у старухи:
– Так вы часто виделись с Настей? Расскажите нам, какая она была?
– Хорошая!
Это слово вырвалось у Алефтины так быстро, что она даже сама заулыбалась.
– Вот что правда, то правда, – продолжила она. – Настя была хорошая. Светлая такая девушка. Всегда приветливая, улыбается. Как ее Мишка ни обижал, все ему прощала. Он ее лупит, а она ему все прощает. Ты, говорит, Мишенька, конечно, прав. Глупая я очень, необразованная. Раздражаю тебя своей глупостью. Только ты уж не обессудь, какая есть, такой и помру.
– Значит, муж с женой между собой плохо жили?
– Да уж как они тут жили! И не жили, считай, ничего. Мишка раз в год тут появлялся. Я так понимаю, у него на Урале другая краля была, не чета Насте. Образованная и при деньгах. На той он официально и женился. А Настя у него так… как запасной аэродром была. На две кровати Миша жил. Настя запасная раскладушка на свежем воздухе, а на Урале собственная двуспальная кровать с перинами.
Сравнение было очень метким. И тетушке Алефтине взгрустнулось.
– Так что не могу я Настю осуждать. Пусть и ходил к ней мужчина, так ведь и Миша ее не один жил. Опять же Настя молодая была, может, чего с тем мужчиной у нее бы и вышло серьезное. А то с Миши какой прок? Приедет, да еще не один, а с дружками-приятелями, Настя их и поит, и кормит, и убирает за ними. А Мишка с ней зуботычинами расплатится, да и уедет восвояси. Настя синяки подлечит, сидит, плачет. Куда бы, говорит, уйти, так ведь ни крыши у меня над головой, ни людей близких.
– Она сирота была?
– Как есть сирота, – подтвердила Алефтина. – Одна-одинешенька на всем белом свете. Отца своего и не знала никогда. А мать у нее тоже померла. Квартирку, что от матери Насте осталась, Мишка ее уговорил продать. Деньги в строительство этого дома вложили. Обещал после прописать в доме, да так понимаю, слова своего не сдержал.
– Да, не сдержал.
По документам в доме, который продавала слоноподобная Анна Владимировна, тогда еще только пышечка Анютка, прописан никто не был. Собственность числилась за Михаилом Бабкиным, продавал дом Александр Квашня по доверенности, а Насти вроде бы и не было тут никогда. По бумагам она нигде не числилась, но вряд ли бы смирилась со своей участью быть изгнанной новыми жильцами.
Так что же, мог ли Михаил или даже тот же Александр, чтобы избежать шума и разногласий при продаже дома, просто втихую избавиться от Насти? Как избавиться? Да как обычно избавляются от неугодных людей типы вроде Бабкина. Настю в сад под грушу, а сами продали дом и деньги себе забрали. Никто и не вякнул. Защиты у бедной одинокой девушки от злых людей не было никакой.
– Выходит, когда дом продавали, Насти уже тут не было?
– Нет.
– А как же вы у Михаила не спросили, когда он дом продавал, где Настя? Куда она делась?
– Не сам он продавал. Мужчина другой вместо него всеми бумагами занимался. Он же покупателям дом показывал. И еще одна молодая женщина с ним была, полная такая, от агентства.
Анна Владимировна! Но пока что слова Алефтины лишь подтверждали то, что уже и без нее знали подруги. Однако прощаться с тетушкой Алефтиной было еще рано, подруги и не собирались этого делать. Эта женщина, жившая бок о бок с исчезнувшей или даже вовсе убитой Настей, хорошо знала жизнь последней. Алефтина была ближайшей Настиной соседкой. Она была просто неоценимым свидетелем для сыщиц!
– Ну, а что же за мужчина к Насте наведывался?
– Вот уж не знаю. С бородой, очки черные в половину лица. Всегда пешком приходил, хотя машина у него была.
– А вы откуда знаете? Про машину-то?
– Брелок с ключами в руках вертел. Но машину прятал. Не хотел, видно, чтобы выследили, не хотел, чтобы люди знали, куда и к кому он ездит.
– Выходит, это был какой-то значительный человек?
– Или просто женатый, – пожала плечами Алефтина. – Женатому мужику, пусть он там распоследний на рынке грузчик, тоже не надо, чтобы баба пронюхала, что он к другой ходит. Но нет, вы тоже правы! Настин ухажер и одет всегда хорошо был, дорого. И подарки ей дорогие делал. Всегда вино хорошее привезет, колбасу, рыбку разную. Икру, деликатесы. Все иностранное, все дорогое. Упаковки разноцветные. Как зайду к Насте на кухню, так глаза и разбегутся в разные стороны. Слюнки текут. Но Настя добрая была, меня всегда угощала.
И тетушка Алефтина вздохнула о тех временах, когда рядом с ней жила еще добрая и сердечная Настя, с которой было так приятно поболтать одинокой женщине. Нет, Алефтина дружила и с женой дяди Паши, заходила к ней на чай и пряники. Но вот особой сердечности между ними не было. Просто соседки, у одной семья, у другой хозяйство.
А хозяйство у Алефтины было отменным. В хлеву жила корова, молоком которой питались все по улице. Цены превышали магазинные ровно в два с половиной раза, но никто не жаловался. Алефтина была монополисткой по части молока и домашнего творога. Больше в квартале никто скотину не держал. А мотаться за литром свежего молока на рынок никому не хотелось. Во-первых, там тоже не дешево. А во-вторых, еще и на бензин или на билет на маршрутке туда и обратно потратишься.
Так что Алефтина готовила сметану, творог, торговала молоком и пускала к себе на время курортного сезона постояльцев. Все деньги она аккуратно отсылала внуку Митечке, который учился за границей, где-то в Европе. Себе Алефтина не оставляла ни копейки. Даже пенсия ее шла Мите.
Внук приезжал к бабушке раз в год, вкусно ел, мягко спал, а потом снова уезжал в далекую Европу. Нет, бабушку он не забывал, но все-таки жила Алефтина одна. И конечно, она страшно скучала.
Ознакомительная версия.
